📑 Удалой повольник из Новагорода

Жил да был в древнем городе Новегороде удалой, добрый молодец Анкундин. Ни ремеслом Анкундин никаким не занимался, ни на торгу не торговал, а жил и пьяно, и весело. Ходил-гулял удалый молодец разбойничком-повольничком по широкой Волге на суденышках; он водил с собой повольницу храбрую, – разбивал он корабли купецкие, разбивал суда орленые самого царя.

И наскучило удалому повольнику по разбоям ходить; надумал Анкундин в Киев побывать и на Москву заехать, – на людей посмотреть и себя показать.

И спускал он суденышко на Волхов-реку, и плыло то суденышко тридцать три дня, – и на тридцать третий день приставало суденышко к берегу муравчатому.

А на берегу стоит город некий, и неведому повольнику, что это за город такой. Выходил Анкундин на муравчатый бережок, – смотрит-посмотрит, а навстречу ему идет старчище-каличище перехожий…

– Добрый путь тебе, удалый добрый молодец! – говорит. – А куда ты путь-дорогу держишь, молодец заезжий?..

– Спасибо, добрый человек, на добром да на ласковом слове, – говорит Анкундин, – а пробираюсь я в Киев-град да на далекую Москву. А скажи-ка мне, что это за город такой на берегу стоит?.. И что это за сторона такая? Что за люди тут селятся?..

– Сторона-то эта великая, – отвечает калика-перехожий, – далеко она от Оки и Дону светлого, и зовут эту сторону землей Рязанскою, – правит ею стольный князь Олег. А что спрашиваешь ты про городок, – то зовут его Ростиславлем; княжит в нём молодой князь Глеб Олегович, а рязанцы – все его слуги исконные…

– Вот, – говорит Анкундин, – кабы всю-то землю Рязанскую да к рукам прибрать, да под меч Новугороду подвести, – было бы дело изрядное!..

Покачал головой калика-перехожий и говорит:

– Кабы не полонила Рязани сила татарская, кабы данью не была она обложена великою, – постояла бы Рязань в те поры за себя. А нынче Новугороду в Рязань – не велика корысть!..

И повел калика Анкундина-богатыря на крутой курган, указал на город Ростиславль и говорит ему:

– Глянь-ка, молодец, что в городе делается!..

И видит Анкундин, что творится в городе беда великая: на торгу стоят слуги исконные молодого князя Глеба Олеговича, – хотят город войной отстоять; да на то нет у них силы по надобью!..

Загорелось ретивое у Анкундина, стало жаль ему княжьих слуг исконных, – встосковались руки по булатному мечу, заходили сами ноги резвые; говорит Анкундин старчищу-каличищу:

– Ай, пойду же я за исконных княжьих слуг войной стоять, либо буйную голову за них сложу!..

Обернул его калика лицом к Оке-реке, – и видит Анкундин, – плывет по Оке чудо-юдо диковинное – Змей Тугарин, а длиною, окаянный, в три сажени; бьет хвостищем, заливает берега крутые, побивает рать рязанскую, во всю голову кричит, – прежней дани-выплаты требует… И сказал Анкундин старчищу-каличищу:

– Ай, пойду же я, стану биться-ратиться, – заступлюсь за слуг исконных князя Глеба Олеговича!..

И повел калика-перехожий Анкундина в чистое поле; становились они на крутой горе, – стал калика доброго молодца выспрашивать:

– Ты скажи, не утай, удалый, добрый молодец! Как по имени тебя звать, как по изотчеству величать?.. Ещё молви мне, – ты какой земли, какой орды?..

Говорит калике-перехожему богатырь Анкундин:

– А я родом буду из Новагорода, из посадской семьи. А зовут меня Анкундином Анкундинычем!..

Обрадовался калика-перехожий, слыша то.

– Исполать тебе, Анкундин-богатырь!.. Ждал тебя я тридцать лет и три года на берегу Оки-реки, – и не чаял увидать тебя живым до часу смертного!..

И снимал с себя калика одежду лохмотную, скидывал лапотки-обтопочки, – обернулся калика-перехожий посадником.

– Гой, еси, детище моё милое, Анкундин Анкундинович, племянничек. А я дядюшка твой, Замятня Путятич, родной брат батюшки твоего, Анкундина Путятича!.. Не по нраву пришелся людям новгородским твой батюшка-посадник: порешили они с ним, – и добро его, и терем по бревнышку разнесли. И как довелось мне про то прослышать, – опостылело и мне место посадническое; надел я одежду лохмотную, обувал лапти-обтопочки и надумал идти в Киев-град – Богу-Господу молиться да в грехах каяться!..

Обрадовался Анкундин, обнял дядю, и повел тот его к потайной двери в горы, – вынес оттуда меч-кладенец, тугой лук и калену стрелу и говорит:

– Вот тебе, племянничек, по завету твоего батюшки!.. Владей добром, – на худое его не заноси, а за истину горой выстань!..

И только сказал Замятня Путятич, – чует он, что смерть ему приходит, и говорит своему племяннику:

– А слышь ты, удалый, добрый молодец!.. Уж как будешь ты в славном Новегороде, – ты ударь челом ему и скажи: дай тебе, Боже, Новугороду, век стоять, в могуществе, в славе великой, а твоим детушкам жить до веку в довольстве да в богачестве…

Схоронил Анкундин дядю своего, а сам пошел на подмогу к воинам рязанским, – против лихогорья грудью богатырской выстоять…

О ту пору помыслил молодой князь Глеб Олегович жениться и засватал за себя дочь стольного князя рязанского Олега Иваныча, красавицу Настасью… Только бы веселым пирком да за свадебку, а тут такое горе вышло, что приплыл по Оке-реке из Калуги Змей Тугарин к Ростиславлю и стал дани-невыплаты за прежние годы требовать…

А дани той было много, – три осьминных мешка доверху: один-то мешок чистого серебра, другой – чистого золота, а третий – камней самоцветных.

Омрачел князь Глеб, сидит, голову повесил, – не знает, как беду избыть…

И надоумил князя старый посадник Юрий Никитич – снарядить послов с хлебом-солью к Змею Тугарину, с ласковым словом, чтобы дело уладить, – упросить Змея Тугарина малость обождать.

Нарядили послов, и говорит им старый посадник:

– Гой, еси, вы, послы наряженные! Повелел вам князь идти с хлебом-солью – ударить челом лютому Змею Тугарину, да мир с ним учинить. Коли будет мир да оюбовь с Тугарином, напишите записи поручные; а ссора да брань будет, – бросьте ему, собаке, грамоты разменные. И будет всё у нас по-старому, а только да ведомо будет ему, чудищу поганому, что дани мы ему не выдадим!..

Забили у княжьего двора в набат, – и выходят послы наряженные из городу к Змею Тугарину. А Змей Тугарин о ту пору лежит в реке Оке, на город Ростиславль поглядывает и говорит:

– Коли по прежней чести они мне дани не выдадут, так я весь их город затоплю.

Подошли послы княжеские, ударили Змею Тугарину челобитьем великим и говорят ему:

– Уж ты, гой еси, воевода, грозен Змей Тугарин! Не топи наш город, прими от молодого князя Глеба Олеговича хлеб-соль!..

– Спасибо на хлебе, на соли молодому князю. Давно бы так, – сказал Змей Тугарин, да тут же в один глоток и съел всё дочиста…

– Ну, давайте мир урядим, дани-невыплаты вами подсчитаем.

Отказались послы, говорят, – не ведаем-де даней-невыплат за собой. Распалился, разгневался на то Змей Тугарин – и давай Ростиславичам всё до копеечки высчитывать.

– Ой, вы, смерды-Ростиславичи, – говорит, – вы насыпьте-ка мне три мешка с краями полные: один-то мешок – чистым золотом, за себя, другой мешок – серебром, за ваших отцов, а третий мешок – камней самоцветных – за ваших дедов… А без того и миру между нами не быть… Наведу я рать, весь город затоплю, – погублю весь ваш род с детьми и внучатами, а жен да девушек ваших в Золотую Орду продам.

Вот и догадался дьяк Чоботок, как бы им время оттянуть, Змея Тугарина провести. И попросил он дать те мешки, куда следует казну ссыпать, чтоб показать их народу да и повычислить, – сколько, примерно, туда всякого добра пойдет!..

А сам думает: «Возьмем мешки да сожжем их, – дани-то и некуда ссыпать будет».

И положили послы на крут-бережок грамоты разменные и говорят:

– Будь на порушителей грамоты суд Божий!..

Вернулись послы в город и докладывает дьяк старому посаднику Юрию Никитичу, как он взял мешки у Змея Тугарина, и теперь, значит, сам Тугарин Змей не будет знать, сколько Ростиславичи даней-невыплат должны.

И думал дьяк Чоботок, что разутешит он своею выдумкой посадника, ан, дело-то наоборот вышло. Распалился на него посадник:

– Ах, ты, такой-сякой!.. – кричит, – да как ты смел не в своё дело ввязываться! Коли ты мешки-то взял, – выходит всё одно, что обязался дани-невыплаты уплатить?.. Знать, ты сторону Змея Тугарина держишь, и за то надлежит тебя со свету сжить!..

Вот и посадили дьяка по указа посадника во все три мешка, завязали мешки сверху туго-натуго и понесли их к Змею Тугарину. Принесли к Оке-реке, на бережке и бросили…

Да не испугался дьяк, – спохватился, и давай зубами мешки прогрызать, чтобы на волю-вольную вырваться. Грыз, грыз один мешок, – два зуба сломал; стал другой мешок прогрызать – ещё три зуба сломил; а как третий мешок грызть начал, то и все пять зубов обломил. Однако своего добился.

Выглянул дьяк Чоботок из мешка и видит – Змей Тугарин под берегом в Оке-реке нежится. Вот он и давай молить его:

– Гой ты, дядюшка, Змей Тугарин, выслушай меня: старый посадник Юрий Никитич не желает тебе дани платить. А смеясь над тобой, завязал он меня в твои мешки и сюда бросил. И били-то, и терзали-то меня и всё из-за тебя!..

Невдомек было Тугарину, что дьяк-то из мешка ему голос подает. Вышел он на берег, приподнял мешки с дьяком и говорит:

– Соблаговолили-таки дань выплатить… А и что это тут наложено – золото ли, серебро ли, али каменья самоцветные?..

Да как заглянул в мешки да увидал, что там дьяк сидит, – бросил он в сердцах дьяка о земь и давай его выспрашивать:

– Сказывай, много ли казны у вашего князя и где та казна у него лежит?

– Батюшка-Змеюшка! – взмолился дьяк, – всю я тебе правду выложу, только вытряхни ты меня из мешка!..

Вытряхнул Змей Тугарин дьяка из мешка, – дьяк ему и докладывает:

– Сметы нет золотой казне, государь. И лежит та самая казна у князя в высоком тереме, в золотом ларце. А ключи от того ларца у старого посадника Юрия Никитича.

– А много ль, – спрашивает Змей Тугарин, – камней самоцветных? Сказывай, дьяк!..

– Ладно, скажу! Только ты, батюшка-Змеюшко, сойди в реку да волны крутоярые уйми.

Не ослушался Змей Тугарин, – сошел в реку и унял расходившиеся волны.

Вот и говорит ему дьяк:

– И каменьям самоцветным у князя счету нет. А лежат они в высоком тереме, в ларце драгоценном, а ключи от того ларца у старого посадника Юрия Никитича по все дни находятся!..

– Ну, – говорит Змей Тугарин, – сказывай мне теперь достоверно, много ль силы ратной у князя Глеба Олеговича есть?

– Ладно, государь. А ты вот окунись в Оку-реку, да достань мне белосыпучего песку… О ту пору я тебе и доложу обо всём…

Не ослушался его Змей Тугарин, нырнул на дно речное, добыл дьяку песку белосыпучего. А дьяк взял песок да и рассыпал его поберегу.

– Вот, – говорит, – сколько силы ратной у князя есть. Поди, сосчитай сам.

Стал Змей Тугарин песок подсчитывать, а дьяк как припустился в город наутек, – только пятками сверкает…

Подбежал дьяк Чоботок к воротам городским, ломится в ворота, стучит кулачищами:

– Эй, ребята!.. отомкнись!.. Смиловался, слышь, Змей Тугарин, хочет, собака, с нашим князем мир урядить…

Отворили ворота, впустили дьяка, а он побежал в княжескую гридницу, поклонился князю до земли и говорит:

– Пошли, государь, не мешкая, к Змею Тугарину старого посадника Юрия Никитича, – хочет с нами Змей Тугарин мир урядить!.. Потому, говорит собака, нет никого супротив посадника, кто бы с ним речь держал!..

Обрадовался князь, а посадник приосанился. «Вот-ста, каков я есть человек!..»

Живо в путь-дорогу собрался и приходит на крутой бережок, к самой матушке Оке-реке. А Змей Тугарин, как завидел посадника, и думает: «Это дьяк идет сюда!.. Постой же, я тебя, друга милого, не пощажу, а в один мах проглочу!..»

И только-только старый посадник к реке подошел, и только-только начал речь держать:

– А ведомо ль тебе, собака, Змей Тугарин…

Как змей пасть разинул и проглотил старого посадника, и не подавился.

Дьяк-то на всё это с вышки теремной глядел, а как увидел, что съел Змей Тугарин старого посадника, так и завопил он на весь город не своим голосом:

– Ай, батюшки, беда!.. Родимые мои, – съел ведь, проклятый змей, нашего батюшку, любезнейшего старого посадника Юрия Никитича!.. Пропали наши головушки! Что мы теперь, сироты, без набольшего делать станем!..

И указал князь Глеб Олегович ударить в большой колокол набат, и пошли княжичи бирючи по всему городу ходить, народ да бояр к князю на совет собирать.

Собрались люди добрые в княжий терем и сказал им князь Глеб Олегович:

– Гой еси, вы, люди крещеные, князья, бояре многодумные! Как не стало нашего старого посадника, Юрия Никитича, – так удумайте вы сами, как нам теперь беду нашу избыть?..

Подумали, подумали люди добрые и говорят князю:

– Не кручинься, не туманься, солнышко ты наше, пресветлый князь Глеб Олегович!.. Не больно долго грозному Змею Тугарину величаться над нами. А мы все до единого, от старого до малого, войной пойдем на собаку и положим за тебя животы наши!..

Кликнули бирючи клич на войну, – и стал народ собираться ратью великою, сильномогучею: впереди пошла дружина стрелецкая с топорами, копьями долгомерными да рогатинами; а напослед того выходили молодцы, как на подбор, один другого краше, в ратных доспехах, с рогатинами, с луками, стрелами да мечами обоюдоострыми…

Доставалось быть в первой рати головой боярскому сыну Даниле Иванычу; во второй рати – княжий сын Никита Иваныч стал; а за третьей ратью стал стрелецкий голова, старый боярин Неждан Борисович.

Выходил навстречу ратям богатырским молодой князь Глеб Олегович; садился он на коня крутобедрого, сам повел и первую рать, и вторую – на Змея Тугарина. А третью рать в городе оставлял, и городом ведать указал стрелецкому голове, старому боярину Неждану Борисовичу.

Как завидел Змей Тугарин издали, что идет на него рать сильномогучая, стал он, собака, хвостищем по воде хлестать; матушка Ока-река взбушевалась, взрыла песчаные берега, замутилась и пошла по всему берегу разливаться… Нельзя к Змею Тугарину рати ни подойти, ни на конях подъехать.

Вынимал князь Глеб Олегович свой тугой лук, накладывал калену стрелу, каленой стреле приговаривал:

– Ты лети, лети, калена стрела, на Змея Тугарина, угоди ему в правый глаз, прострели ты ему недобрый глаз!..

Засвистала калена стрела, поднималась высоко, под самое облако ходячее, упадала на Змея Тугарина, вынимала ему правый недобрый глаз…

Завопил, зашипел Змей Тугарин:

– А я знаю, чья такая стрела была, и тебе я, князь Глеб Олегович, ужо это попомню. Не води ты рати на меня сильномогучей, – погублю я тебя при молодости, полоню твою княгиню Анастасию Прекрасную, увезу её в Золотую Орду, продам её татарину поганому.

Выходили люди ратные в обход Змея Тугарина, да догадлив Тугарин был, перенял он Оку-реку, напускал он на ратных людей волны крутоярые… Стало ратным людям терпеть невмочь!.. И широко поле Рязанское, а негде рати богатырской стать…

И выходил о ту пору на поле Рязанское молодой богатырь Анкундин Анкундинович. Оглянул он поле широкое и матушку Оку-реку, – и видит он, что невмочь стало рязанцам против Змея Тугарина стоять. И загорелось в нём сердце богатырское, захотелось ему за молодого князя Глеба Олеговича постоять, а пуще того – за народ крещеный.

Снимал Анкундин с плеча могутного тугой лук, доставал из колчана калену стрелу, натягивал тетиву семишелковую, сам каленой стреле приговаривал:

– Уж лети, лети, калена стрела, на того ли Змея Тугарина, ты пади, калена стрела, Змею Тугарину на голову; ты разбей голову чудищу обжорливому…

Взвыла тетива семишелковая, полетела калена стрела на Змея Тугарина, упадала она на его буйную голову…

И почуял Змей Тугарин беду неминучую, начал Анкундина улещать, ласковыми речами обмолвился:

– Уж ты гой еси, молодой богатырь, Анкундин, из Новагорода!.. Ты почто на меня руку поднял?.. Ты бери с меня, детинушка, золотой казны без счету, без меры; ещё бери камней-самоцветов по надобью, – ты возьми лишь назад калену стрелу: загубила меня, молодца, калена стрела!..

Не хотел богатырь Анкундин Змея Тугарина и слушать, подходил к берегу Оки-реки, – глядь, Ока-река угомонилася, улеглась в крутых берегах на зыбучих песках. Вынимал Анкундин свой булатный меч-кладенец, брал он меч в обе руки, рассекал Змея Тугарина на сорок-сороков частей, раскидал их по всему ли полю Рязанскому. Только славушка недобрая о Змее Тугарине и оставалася.

Видит князь Глеб Олегович диво дивное, чудо чудное, – улеглась Ока-река в берега крутобокие, на зыбучие пески, прояснились волны Оки-реки крутоярой… Никак, Змея Тугарина и в живе нет!..

И послал он посла быстротечного к неведомому богатырю. Не дошед до Анкундина, посол ему челобитье бьет и справляет ему речи посольские:

– Буди здрав, сильномогучий богатырь!.. Бьет челом тебе государь-князь Глеб Олегович, на деле ратном!.. Ещё есть к тебе от стольного князя Глеба Олеговича слово великое!.. Ты скажи, не утай, добрый молодец, с какой ты стороны, какой семьи да чьей орды?.. Ещё молви мне, как тебя кликать по имени, как величать тебя по изотчеству?..

Отвечает богатырь – повольник Новагорода, Анкундин Анкундинович:

– Ты скажи, поди, посол, государю, князю стольному Глебу Олеговичу, – спасибо-де ему на ласковом слове… А на спрос его я сам ему ответ держать буду.

И на те речи его справлял посол княжий витязю челобитьице великое, зазывал его, доброго молодца, в терем княжеский хлеба-соли кушать, лебеди белой рушать, зелено вино пить допьяна…

Шел богатырь в Ростиславль-город, – перед ним тесовые ворота растворяются, ему встречу выходит весь крещеный мир и творит ему великое челобитьице…

И берут его за руки белые и проводят в княжий терем, и тут ему, Анкундину, славу-честь поют!..

И на той великой радости заводит стольный князь Глеб Олегович свой хорош-почестен пир на весь крещеный мир, про всех своих удалых богатырей, про богатыря Анкундина – в особицу. И тут на пиру все досыта наедалися; ещё все тут допьяна да напивалися.

Кабы я там был, не усы бы мочил, – я бы мед да пиво пил, молодому богатырю Анкундину челом бил!..

При перепечатке просьба вставлять активные ссылки на ruolden.ru
Copyright oslogic.ru © 2024 . All Rights Reserved.