У купца Кручины богатого был сынок Иванушка.
Не стало у Иванушки матушки; женился Кручина на другой жене.
Отдали Иванушку в науку; каждый день в училище он ходит, поздно ввечеру домой приходит; в праздники дома на приволье.
Нужда купцу прилучилась ехать в земли иные, в дальние города луговые.
Купчиха была молодая, а муж седоволосой. Лишь только что он уехал, стали наезжать к ней гости на беседу, садятся они за одним столом, пьют и едят, пированье идёт, а Иван смотрит да спрашивает: «Матушка, что у вас за люди?» Купчиха отвечает: «Всё родные мои».
— Хорошо! — молвил Иван тихомолком, — батюшка приедет, расскажу ему.
У купчихи была клюшница наушница, и знала людей портить, подслушала Иванушку, и сказала купчихе, что пасынок на уме держит обо всём отцу рассказать.
На конюшне купца стоял жеребец некупленый, а забежал он охотою. Иван за ним ходит, кормит и поит, жеребца холит.
Жеребец растёт, и стал пресильный конь, чудный конь; ржёт на разные голоса, словно человек говорит, и всё знает, понимает, что слышит.
Вот Иван домой из училища идёт мимо конюшни, и видит: конь повесил голову, опустил уши, понурился.
— Что ты пасмурен? — спросил Иван. — Над собой иль надо мной беду примечаешь?
— Не над собой, а над тобой, — конь сказал. — Мачеха умышляет тебя извести, хочет тебе вина поднести; смотри, не пей вина, вылей.
Иван пошёл в дом, мачеха стала потчевать; он отговаривался, мачеха ну упрашивать; делать нечего, рюмку взял да к окошку придвинулся, сам как будто прикушивает, а тихонько вино за окно выплеснул.
Под окном росла трава и траву сожгло. Удивилась купчиха, что ничего над Иваном не сделалось.
На другой день опять Иван домой мимо конюшни идёт, зашёл погладить коня, смотрит — по-вчерашнему конь стоит невесел, голову повесил.
Спрашивает Иванушка, а конь говорит: «Испекли тебе лепёшку на лютом зелье, станут тебя потчевать; смотри, не ешь, а тихонько брось».
Так и сделалось. Иван лепёшку тихонько бросил; бежала собака да съела; вдруг, как начала она на стены метаться, как начала с визгом и лаем кидаться; металась, кидалась, — и разорвало собаку; а Иван здоровёхонек, утром пошёл в училище.
Клюшница-наушница догадалась, что не Иван узнаёт, а конь ему сказывает, и с купчихой задумали коня извести; настояла ведро воды лютым зельем: выпьет конь — прилетят тридцать три ворона, железные носы, и расклюют коня.
Работники взяли коня, повели поить; а конь вдруг вырвался, побежал к воротам, но ворота были притворены.
Работники погнали коня, набросили на шею узду, опутали верёвкой за морду и за уши, тянут, а купчиха в окно кричит: «Смотрите, крепче тяните». Но конь бьёт копытом; не могут с ним справиться.
На ту пору Иван идёт из училища; жаль ему стало коня; кричит он работникам: «Что вы коня доброго мучите?»
Они отвечают: «Поить ведём».
— Я сам напою его, — сказал им Иван, и к колодезю пошёл, воды чистой зачерпнул и коня он напоил.
Видит купчиха, что не удаётся ей ни Ивана ни коня извести, и с досады притворилась больною.
Скоро купец воротился из-за моря, а купчиха лежит в постели и охает.
— Видно, свет, нездорова! — спросил купец.
— Нечто, вся больна, — отвечала она с умыслом.
— Послать бы за лекарем, — сказал муж.
— Был лекарь, — говорила жена, — да сказал, что надо убить жеребца, вынуть из него желчь и ею лечиться.
— Ну, — молвил купец, — конь дело наживное; пусть убьют жеребца.
Вот работники собрались, точить ножи принялись, а Иван пришёл из училища, узнал, что хотят з[агу]бить коня, и к отцу побежал.
— Батюшка! — молвил он, — позволь мне в последний раз коня покормить, по двору поводить. Отец позволил. Иван накормил коня ячменём, взял за узду, вывел на широкий двор, по спине гладит, а сам плачет.
Вдруг конь ударил его пятой, Иван упал и встал.
— Прибыло ли в тебе силы? — спросил конь Иванушку.
— Прибыло, — отвечал он.
Конь ударил его в другой раз, и опять спросил:
— Прибыло ли?
— Чувствую великую силу, — отвечал Иван. — Теперь я хоть с кем смогу.
— Попроси отца, не отпустит ли тебя по мостовой разгуляться, в последний раз на мне покрасоваться.
Иван пошёл к отцу; говорит ему: «Батюшка, позволь мне на коне прокатиться, в последний раз на нём повеселиться».
Позволил отец, а Иван оседлал коня, сел на него, выехал за тесовые ворота и стал разъезжать взад и вперёд, а купец стоит у ворот да смотрит.
Вдруг Иван присвистнул, приударил коня, а сам молвил: «Прощай, свет мой батюшка, нам не житьё у тебя, мачеха хотела меня извести и коня погубить», и сказав, поскакал.
Выезжает он из города, а навстречу ему едет старуха с возом сена, худая, сухая, только кости одни.
Вдруг воз её повалился, а Иван смеётся и говорит: «Старуха! я подниму воз одною рукою», соскочил с коня и стал поднимать.
— С благословеньем ли ты выехал в путь? — старуха спросила и из-под сена косу выхватила, Ивана подкосила. «Много на свою силу надеялся! Я своё взяла.» Видно, что смерть была.
Лежит молодец бездыханный; конь его поскакал в чисто поле.
Летит мимо сокол, крыльями машет, а в когтях несёт скляночки живой и мёртвой воды.
Видит сокол, что птицы середи поля слетелись, клюют белое тело: красавец пропадает задаром.
Сжалился сокол: влил ему в рот мёртвой воды, — тело срослось; спрыснул живою — Иван вскочил и думает, что спросонья встал.
— Долго б ты проспал, — молвил сокол, — если б не я, век бы лежал ты, не встал.
Ивану не верится, а сокол налету схватил воронёнка, пришиб крылом, мёртвого бросил; спрыснул живой водой, воронёнок опять полетел!
— Ну видно, что так, — сказал Иван. — Спасибо тебе, ясный сокол. Где же мой конь?
— Конь твой ушёл в дальнее царство, в город, где мраморная ограда, хрустальная застава.
— Сокол! сокол! покажи мне дорогу к коню моему.
— Ступай в ту сторону, куда я полечу.
Скоро сказка сказывается, а не скоро пришёл Иван к мраморной ограде, к хрустальной заставе.
Но ограда высока; в заставу не пускают.
Только конь послышал его, запрыгал, захрапел, и ударив в плиту копытом, отвалил камень такой, что всему городу не поднять.
Однако схватили коня, удержали, в обручи железные заковали, заперли в погреб белокаменный, а Иван прошёл в город.
Все смотрят на красивого молодца и говорят: «Он не нашей земли, из чужого царства», и Ивана к царю привели.
Царь спрашивал, кто он?
— Не знаю, — отвечал Иван.
— Откуда?
— Не знаю.
Что ни спросят его — отвечает: «Не знаю!»
Царь было разгневался, но подумал: тут простота не без хитрости, а такие люди подчас пригодятся.
— Будь же ты Незнайкин! — сказал он Ивану и оставил его служить у себя. Иван служит верно, и царь дал ему ключи от своих кладовых, велел ходить в шесть кладовых, а в седьмую не ходить.
Много ли, мало ли прошло, Иван ходит в кладовые и, в раздумье, подошёл к седьмой кладовой.
Вдруг слышит: конь заржал за стеной; не утерпел Иван, отпёр дверь за семью замками и узнал коня своего.
Окован конь двенадцатью железными обручами, привязан к столбу цепями; на столбе висят ключи от цепей.
— Не чаял я дождаться тебя, — сказал конь, — выручал я тебя, теперь ты меня выручи; дай побегать и ноги расправить.
Иван взял ключи, цепи распались, и конь, освободясь, сказал ему: «Никому кроме тебя не давал я садиться на себя; сряжайся скорей, накинь узду и обратуй меня, да сними со стены голичек и щётку. Они тебе пригодятся».
Иван снял с крючков голичек и щётку, оседлал коня, накинул уздечку шёлковую, и конь взвился как стрела, копытами бьёт, камни топчет, искры сыплются, и пролетел за городские ворота, сквозь заставу хрустальную.
Немного погодя, говорит конь Ивану: «Слезь да послушай, не гонятся ли за нами? У царя есть конь ветер да конь молния, на них нас догонят».
Иван припал к земле и слушает: «Скачут! скачут!» — закричал он.
— Брось же голичек позади себя!
Иван бросил голичек и вдруг поднялся из земли частый дремучий лес и загородил путь.
Едет Иван, между тем лес срубили и опять за ним гонятся.
— Брось за собой щётку, — кричит конь.
Иван бросил и поднялись горы каменные, крутые, заслонили Ивана стеною.
Долго ли, скоро ли, Иван приехал в другое царство, в широкие луга, коня пустил на траву и молвил: «Слушай, мой конь, верный конь, прибеги по первому свисту», — а сам пошёл в сад.
Там за серебряной решёткой росла заповедная яблонь с румяными яблочками наливными, сквозными; прельстился Иван и сорвал что ни лучшее яблочко.
Но к яблонке той молодой были проведены золотые струны, и зазвенело по всему саду; набежала стража, схватили Ивана, к царю привели.
Царь его спрашивал о роде и имени, волею ли пришёл иль неволею? Иван простотой полюбился ему; велел ему царь смотреть за царским садом, и дал ему прозванье — Незнайка.
У царя того были три дочери, две в замужестве, а третья не замужем.
Прекрасная царевна вышла в сад и видя садовника молодого, пригожего, сказала ему: «Что ты, садовник, в саду ходишь, а мне цветов не приносишь?»
Иван кинулся к цветам, стал срывать что ни лучшие, но у них иглы колючие, изъязвил руку до крови.
Жалко Ивана царевне, взяла она тонкий шёлковый плат, обвязала руку садовнику.
В ту пору разнеслась весть, что соседний неправославный король пришёл воевать царские земли, подступил под город с несметною силою. Началось побоище великое.
Иван срубил липку, обтесал дубинку, вышел на луг и крикнул громким голосом, богатырским посвистом.
Откуда ни взялся чудной конь его; конь бежит, земля дрожит. Иван скачет, на врагов налетает, у одного выхватил меч боевой, у другого сдёрнул шишак золотой, надел на себя и закрылся наличником; побил Иван силу великую.
Царь дивится и не знает, что за витязь? откуда взялся? В мысль не придёт, что ратует садовник Незнайка. Все думают, не Егорий ли храбрый на белом коне?
Неприятели бежали, шатры побросали, а богатырь поскакал, из виду пропал.
Царь возвратясь во дворец, хвалился воином незнаемым, и говорит дочери: «Кто бы ни был он, я за храбрость пожалую; рад отдать за него и дочь свою!» А садовник Незнайка у окна стоит да слушает.
Много ли, мало ли прошло времени, опять подошла к городу сила несметная; началось снова побоище.
Иван вышел на луг, свистнул, конь его бежит, пыль из-под копыт вьётся перед ним, как по ветру дым; стал ретиво́й, как лист перед травой, и спрашивает: «Что прикажешь?»
— Послужи ещё службу, — сказал Иван, — понеси на побоище!
Верный конь взвился вихрем; глядят, молодой богатырь как орёл налетел и побил силу великую.
Опять думают, не Егорий ли храбрый? Копьём машет, врагов побивает, — царя спас от смерти, народ от стыда!
Неприятели бежать торопились, больше не воротились, а царь велел незнакомца догнать, во дворец его звать.
Явился незнакомец, царь его просил опустить наличник шлема, а царевна взглянув на руку, свой платок заприметила, покраснела и слова не молвила.
— Кто бы ты ни был, — сказал царь, — не отступлю от моего царского слова: если холост ты, отдам за тебя дочь мою, а женат — поделюсь с тобой царством моим.
Иван опустил наличник золотого шлема и пред царём до земли поклонился.
Царь изумился, Незнайку узнал, сыном назвал. Незнайка на царевне женился, и рассказали мы вам, по старым речам, об Иване Кручине, купеческом сыне.