В некотором царстве, в некотором государстве, не в том, в котором мы живем, немножко подальше, жил-был царь с царицей. У них была дочь, – красавица собой, так что красоту ее ни в сказке сказать, ни пером описать. Все заглядывались на нее. Царь, чтобы кто-нибудь не уворовал ее, посадил в башню, дал ей няньку и слуг, строго приказал им служить– исполнять малейшие требования, только одного не исполнять: не отпускать никуда из башни. Наскучило красотке сидеть в терему. Захотелось погулять. Она послала к отцу слуг, чтобы они просили его отпустить ее в сад погулять. Царь отпустил. Царевна с нянькой пошла гулять в сад. Во время гулянья оне нашли яйцо. Пришли и сказали отцу, что мы нашли прехорошенькое яичко. Царь сказал: «Ну, вы нашли, вы и храните». Но яйцо скоро стало портиться. Оне рассказали отцу. Царь сказал: «Сами нашли, находка пополам, разделите и съешьте». Оне так и сделали: разделили и съели. Чрез несколько времени оне почувствовали что-то неловкое… Стало что-то шевелиться – не рак, не рыба, а что-то вроде человека… Оне сказали царю. Царь поохал, поохал, да делать было нечего. Чрез несколько времени царевна с нянькой родили по сынку. А так как отцов у них не было, то и прозвали у царевны Иван-царевич, а у няньки Федор нянькин. Они росли не по дням, а по часам и по минуточкам. Через три дня они уже были большими богатырями. Пришли к деду проситься покататься. Царь посмотрел на них и сказал: «Вы еще молоды». – «Ничего, дедушка, позволь нам покататься по городу». – «Ну идите на конюшню и берите по коню». Пришли на конюшню, какому коню руку на спину ни положат – перегнется, другому– переломится; наконец, нашли себе по коню, сели и поехали. Едут городом, все на них смотрят, они были красавцы и оба как один – не различишь. Едут кататься и не заметили, как уж проехали город и очутились на большой дороге; погоняют лошадей и видят: дорога расходится в две стороны, на ростанях столб, на столбе чаша и надпись: «Вправо ехать – голову сломишь, а влево ехать – попить, погулять, повеселиться». Иван-царевич и говорит: «Я поеду вправо».– «Я влево», – сказал Федор нянькин. «Так вот что, – сказал Иван-царевич, – давай поменяемся кольцами и смотри, если у тебя на руке почернеет кольцо, то я не жив, и если кто из нас первый выедет на ростань и посмотрит на столб в чашу, если окажется чаша полная крови, то кто-нибудь из нас умер».
Распростились и разъехались. Федор нянькин поехал попить, погулять, повеселиться, а Иван-царевич голову сломить. Едет, едет, видит море, у моря стоит лачужка, у лачужки преогромный камень, через море перекинут мост. Иван-царевич переехал мост и остановился у одной старушки отдохнуть. У старушки была корова бурая, доила прытко, молоко жидко. Иван-царевич разделся и на печку убрался, да и разговорился со старушкой: «Что ты, бабушка, хнычешь-то?»– «Ой, как, голубчик, не плакать-то. Вот, дитятко, у нас в царстве какая беда-то стряслась».– «А какая?»– спрашивает ее Иван-царевич. – «В каждую ночь водят в лачужку за море на съедень морскому чудовищу по девице, всех в царстве переводили, только три остались: боярская, княжеская да царская, а тут примутся и за нас. У царя вон и вывеска есть: «Кто спасет мою дочь от смерти, тому отдам в замужество мою дочь и полуцарства». – «Ладно, бабушка, не тужи. Я сосну, авось, утро вечера мудренее. Только разбуди меня к вечеру».
Вечером старуха разбудила Ивана-царевича. Иван-царевич пошел и наказывает старушке: «Смотри ты сегодня, бабушка, не спи, если мой конь забьется, то выпусти его, а не то он всю избушку твою разломает». Иван-царевич перешел мост и стал за лачужкой.
Вечером привели в белом платье боярскую дочь. Кто поет, кто играет, кто ревет. Привели и пустили в лачужку. Вдруг в полуночь выезжает морское чудовище о трех головах и говорит: «Что ты, конь, хрептяной мешок, спотыкаешься: или себе невзгоду чуешь, или меня убьют. А, да Иван-царевич здесь. Иван-царевич, дуй поле». Иван-царевич, как дунет поле, так у идолища три головы и слетело. Иван-царевич головы склал под камень, а туловище спинал в море. И сам пошел к бабушке.
На другой вечер очередь была за княжеской дочерью. Привели ее на съеденье. Иван-царевич накрепко наказал старушке, чтобы она не спала, отправился на свое место. В полночь выехало чудовище о шести головах и говорит: «Что ты, конь, хрептяной мешок, спотыкаешься: или на себя незвгоду чуешь, или меня убьют». В это время Иван царевич выглянул из-за лучужки. «А, да здесь Иван-царевич. Ты еще млад, на одну ладонь посажу, другой прищелкну, так нигде пыли не увидеть, а впрочем, дуй поле». Иван царевич не дул, не дул, да как дунет, так три головы у чудовища и прочь. Иван-царевич не обробел, да еще замахнись и последние три снес. Туловище изрубил и в море спинал, а головы склал под камень. Потом сам возвратился к бабушке, поел, попил и отдохнул, а вечером опять отправился на старое место, наказал старушке, чтобы она не спала, а выпустила бы коня, если он забьется в конюшне. Бабушка не спала, не спала, да и заснула. А Иван-царевич стоял до полуночи за лачужкой. Вдруг выезжает чудовище о двенадцати головах и кричит: «Что ты, конь, хрептяной мешок, спотыкаешься? Или на себя невзгоду чуешь, или меня убьют. А, тут Иван-царевич. Дуй поле». Иван-царевич не дул поля. Чудовище выхватило из-за пояса плеть, да как размахнется, так плеть обовьется кругом Ивана-царевича, как нитка кругом пальца. Иван-царевич высоко, высоко вылетел кверху, и шибко долго не валился на землю. Чудовище и говорит себе: «Видно еще млад, на одну ладонь посажу, другой прищелкну, так нигде пыли не увидишь». Вдруг Иван-царевич упал на землю. А старушка в это время спит себе, конь рвется из конюшни, что дело неладно. Взял, снял с левой ноги сапог и кинул в домик старушки, как кинул, так верх и слетел прочь. Снял сапог с правой ноги и бац, домик раскатился. Конь вырвался и прибежал к Ивану-царевичу. Он скочил на коня и задул поле. Как размахнется, так и сносит по три головы зараз. Обрядился с чудовищем, а сам зашел к царевне в хату, взял именной платок у нее, поплелся усталой к бабушкиной избушке. Бабушка сидит на печи и плачет: «Вот какой-то злодей разворотил избушку». Иван-царевич и говорит: «Не тужи, бабушка, я сейчас складу тебе избушку, как была, только дай мне немного поесть». Бабушка принесла ему молока и хлеба. Он поел и принялся за работу: избушка в три минуты была готова.
Тем временем к царю заявлялись бродяги и говорили, что они спасли царскую дочь. Но никому Царь не поверил. Наконец, явился к нему Иван-царевич и показал ему платок его дочери. Царь поверил ему и на другой же день была устроена свадьба. Иван-царевич получил полуцарство и женился на царской дочери. После пиру молодых отвели на подклеть, и не успели они заснуть, как едет баба-яга, костяная нога, в ступе, помелом следы заметает и говорит: «Фу, фу, русским духом пахнет, съем погублю, кости высосу». Иван-царевич и спрашивает у супружницы, что это такое. «А это, – сказала царевна,– у нас в каждой день ездит баба-яга, по быку и по корове съедает». Иван-царевич соскочил с постели, взял свое оружие и погнался на коне за бабой-ягой. Ехал, ехал Иван-царевич за бабой-ягой, на конец света приехал. Баба-яга через двенадцать дубов сорокой перескакала, наконец, взмолилась: «Иван-царевич, друг любезный, не губи меня, я твоему коню глаза вплету, он еще будет храбрее и быстрее. Иван-царевич поверил: «Ну вплети».
Она вплела, и конь пропал, баба-яга улетела, а Ивану-царевичу пришлось пешком домой идти. «Погоди, попадешься ты мне»,– говорил Иван-царевич. На другой день баба-яга опять приехала ко дворцу и во весь рот кричала: «Фу, фу, русским духом пахнет, съем, погублю, кости высосу». Иван-царевич схватил меч и погнался за бабой-ягой. На край света прилетела баба-яга и взмолилась: «Иван-царевич, друг любезный, не губи меня, я тебя не обману, желаешь так я тебе глаз вплету и ты будешь сильнее и храбрее». Иван-царевич согласился. Баба-яга, как вплела глаз, Иван-царевич и умер.
В это время по большой дороге ехал Федор нянькин, доезжает до того места, где он прощался с Иваном-царевичем. Он вздумал уговор. Посмотрел, а у него на руке кольцо почернело, подъехал к столбу, посмотрел, чаша полная крови. Раздумался Федор нянькин, повесил буйную голову, видно, не жив мой брат. Поеду я его разыскивать.
Здумано-сделано. Федор нянькин отправился путем-дорогой. И попал как раз в то царство, где жил его брат. Идет прямо в царской дворец. Его приняли за Ивана-царевича, их трудно было различить. Федора нянькина поят и кормят на славу, и спать уложили с женой Ивана-царевича. Вдруг в полночь едет баба-яга, помелом следы заметает и покрикивает: «Фу, фу, русским духом пахнет, съем, погублю, кости высосу». Федор нянькин и спрашивает: «Это что такое?» Царевна и говорит: «Будто не знаешь, по двои сутки гонялся за бабой-ягой». Пригнал на конец света. Некуда дежиться бабе-яге. Она взмолилась Федору-нянькину: «Федор нянькин, не губи ты меня, я тебе брата и с конем воскрешу». – «Ладно, сейчас чтобы было сделано».
Баба-яга слетала и принесла живой и мертвой воды. Спрыснула мертвой водой Ивана-царевича и коня, кости срослись; спрыснула живой, они соскочили. «Ох, как долго бы еще спал, – сказал Федор нянькин, – если бы не я».
Дорогой Федор нянькин рассказывал, как он был в одном царстве и спал с царевной. «А, да ты с моей женой спал, – сказал Иван-царевич. – Ой, так нельзя, хоть ты брат мне, но я не прощу тебе до тех пор, покамес ты не исполнишь моей просьбы». – «А какая просьба?». «Съездить за тридевять земель, за тридевять морей, в тридевятое царство к царевне за яйцом».
Федор нянькин, не долго думая, простился с братом, а сам отправился исполнять просьбу брата. Едет низко, близко, высоко, далеко, видит и избушка на курьих ножках. «Стой, изба, не бегай, оборотись ко мне передом, к лесу задом». Избушка повиновалась. Федор нянькин отворяет двери и видит, сидит баба-яга на печи с одним зубом напереди: «Фу, фу, русским духом пахнет, съем, погублю, кости высосу». – «Нет, не ешь, не губи, напой, накорми, да мой путь распроси». Баба-яга стала его спрашивать, куда он путь держит, а Федор нянькин отвечает, далеко ему, за тридевять земель, за тридевять морей, в тридевятое царство к царевне за яйцом. «Далеко, молодец, не знаю, трудно достать это яйцо, но впрочем я дам тебе своего коня и записку к средней сестре, так, когда он прискочит к тебе, а она злая, презлая, пожалуй, тебя съест, ты приложь ее ко лбу».
Едет наш Федор нянькин близко, высоко, низко, далеко. «Стой, изба, не бегай, воротись ко мне передом, к лесу задом». Входит в избушку и видит, сидит баба-яга, вяжет помело. «Фу, фу, русским духом пахнет, съем, погублю, кости высосу». – «Нет, не ешь, не губи, а напой, накорми, да мой путь распроси». Баба-яга только его хотела съесть, как он приложил записку ко лбу. «А, да ты у моей сестры был». – «Да был, она к тебе и послала меня». – «Куда ты путь держишь?» – «Далеко, бабушка, за тридевять земель, за тридевять морей, ко царевне за яйцом». – «Трудно достать тебе это яйцо. Ну, да впрочем я дам тебе своего коня и записку, у меня есть старшая сестра, злющая, так ты приложь записку ко лбу, когда она прискочит тебя съесть». Федор нянькин сел и поскакал.
Едет и видит: избушка на курьих ножках. Входит, а там баба-яга. «Фу, фу, русским духом пахнет, съем, погублю, кости высосу». «Нет, не ешь, не губи, а мой путь распроси». Только хотела баба-яга его съесть, как он приложил ко лбу записку. «А, да ты у моей сестры был. Куда ты путь держишь?» – «Еду за тридевять морей, за тридевять земель, в тридевятое царство ко царевне за яичком». – «Трудно, трудно, голубчик, достать это яйцо. Царство это обнесено высокой стеной, а стена эта увешана вся струнами, а на струнах колокола, так что если одной струны заденешь, так все царство и подымется, но впрочем, я дам тебе своего коня. Он выберет время после обедни, после обеда все царство отдыхает, и перескочит через стену. А ты, когда возьмешь яйцо, не забудь, как подешь от царевны, обмочить твой колпак в колодце налево, а иначе тебя схватят».
Федор нянькин отправился. Конь улучил удобную минуту, перескочил через стену. Федор нянькин заходит в царский дворец. Видит, спит царевна на пуховых перинах, перед ней прекрасное баское яйцо. Он прикарманил яйцо и пошел. Пошел и говорит: «Федор нянькин в царстве был? – Был. Яичко взял? – Взял. Еще царевну не поцеловал, воротиться поцеловать». Воротился, поцеловал. Пошел и говорит: «Федор нянькин в царстве был? – Был. – Яичко взял? – Взял. Царевну поцеловал?– Поцеловал…» Пошел, да и позабыл обмочить колпак в колодчике. Сел на коня да как пришпорит, конь скочил через стену, да задней ногой и задел одной струны. Все царство и поднялось.
Царевна пробудилась и говорит: «Какой-то невежа был, квас пил, а квасницы не закрыл». Собрались догонять Федора нянькина на корабле. Села на корабль и царевна, а тем временем Федор нянькин ускакал к бабе-яге, переменил коня, а баба-яга велела сопнуть ее избушку. Когда на корабле подплывала к избушке, Федор нянькин ускакал к другой бабе-яге. А у которой бабы-яги Федор нянькин сломал избушку, стояла на берегу и вопила благим матом корабельщикам, чтобы помогли ей построить избу. Какой-то негодяй был и избушку сломал. Пока воружались корабельщики с избой, Федор нянькин успел переменить коня и у третьей бабы-яги и ускакал домой.
Через год корабль пристал к пристани. У царевны уже был сын. Рос он не по дням, а по часам: царевна призывала к себе Федора нянькина на корабль, но он вместо себя послал пьянчуг. Мальчик видит, что пришел пьяный, спрашивал у матери. «Мама, этого угостить?» – «Да». Тогда он достаточно угостил пьяного ремнем по спине, отпускал домой. Наконец, пришел Федор нянькин. «Мама, этого угостить?» – «Нет, этого я сама угощу». Они поцеловались. Федор нянькин взял царевну с сыном с корабля и повел их в свой дворец. поедают. Сыграли свадьбу. Задали пир на весь мир. И теперь живут, да поживают, да хлеба поедают.