В одном селе жил-был старик, да такой скупой, прижимистый! Как сядет за стол, нарежет хлеба, сидит да на снох посматривает: то на ту, то на другую, а сам ничего не ест.
Вот, глядя на него, и снохи тоже поглазеют-поглазеют, да и полезут вон из-за стола голодные. А старик опосля, только что уйдут они по работам, втихомолку наестся, напьется и разляжется на печи сытехонек.
Вот однова отпросилась меньшая сноха и пошла к своему отцу, к матери и стала жаловаться на свекра:
– Такой-де лютый, ненавистный!
Жить нельзя! Совсем есть не дает, все ругается: ненаеды вы этакие!
– Хорошо, – говорит ей отец, – я приду к вам в гости, сам посмотрю ваши порядки.
И погодя денек-другой пришел он к старику вечером.
– Здорово, сват!
– Здорово!
– Я к тебе в гости; рад ли мне?
– Рад не рад, делать нечего; садись, так и гость будешь!
– Как моя дочушка живет, хорошо ли хлеб жует?
– Ништо, живет себе!
– Ну-ка, сватушка, соловья баснями не кормят; давай-ка поужинаем, легче говорить будет.
Сели за стол; старик нарезал хлеба, сам не ест – сидит, все на снох глядит.
– Эх, сват! – говорит гость.
– Это не по-нашему; у нас нарезал хлеба да поел, еще нарезал – и то поел.
Ну вы, бабы молодые, больше хлеба ешьте, здоровее будете!
После ужина стали спать укладываться.
– Ты, сват, где ляжешь?
– спрашивает хозяин.
– Я лягу на кутничке.
– Что ты! Я тут завсегда сплю, – говорит старик. Вишь, в куте у него спрятаны были яйца, хлеб и молоко; ночью, как заснут в избе, он украдкою встанет и наестся вдоволь.
Сват это дело заприметил.
– Как хочешь, – говорит, – а я лягу на кутничке.
Вот улеглися все спать.
В самую как есть полночь старик ползком-ползком да прямо в залавок – скрип!
А гость еще с вечера припас про него большой ремённый кнут; как вытянет свата раз, другой, третий – сам бьет да приговаривает:
– Брысь, окаянная, брысь!
Пришлось старику не евши спать. Вот так-то прогостил сват у свата целых три дня и заставил надолго себя помнить.
Проводил его старик, и с тех пор полно – перестал у снох во рту куски считать.