Жил-был старик со старухой; у них было три дочери. Случился набор большой, всех мужиков сплошь, без обходу: и старого и молодого, и пришлось старику в солдаты идти. Пришел старик вечерком домой, сидит да и горюет: «А вот, девки, кабы вы были робята, вы за меня бы хоть в солдаты пошли». Большая дочь и говорит: «Благослови меня, батюшка!» Он благословил; «Поезжай, как можешь!» Она села верхом да и поехала. Отец оборотился волком, забежал ей вперед, да и бежит. Она увидала, что волк бежит, айда драла назад. Не то что воевать – волка и то испугалась! Приехала домой, отец и спрашивает ее: «Что на службу не поехала?» – «И-и, тятенька, меня было волк съел!»
Другая дочь говорит: «Давай, батюшка, я поеду!» «Поезжай, – говорит,- коли можешь!» Она села и поехала. Он обернулся волком, забежал ей вперед, да и бежит Она увидала, что волк бежит, айда драла назад. Приехала домой, отец и спрашивает ее: «Что на службу не поехала?» – «И-и, тятенька, меня было волк съел!»
Малая дочь и говорит: «Я поеду, батюшка, а то где им!» – «Ладно, поезжай!» Села и поехала. Отец ей встречь опять волком забежал. Она волка увидела, прицелилась из ружья, хлоп – в правый глаз прямо! Поехала на службу; определилась в полк и так служила, как надо. Любила она больно заморских голубей; у ней товарищ, тоже солдат, был, Иван Агич, Ягой Бабы сын, а ее звали Василиса Васильевна. В полку она себя Васильем Васильевичем звала. Жила она на квартире у Ягой Бабы; не мог ее никто узнать, что она девка, только Ягая Баба узнала.
Мало ли, много ли служила, пришла ей отставка, отправилась домой. Довелось плыть ей через Волгу; распростилась она с товарищем, Иваном Агичем. Перевез он ее через Волгу и так крепко жаль ему; а через Волгу место было узкое. Он смотрит на нее и низко ей кланяется, и отвечает она ему: «Эх, Иван Агич, не умел красну девицу ловить!..»
Ягая Баба сыну и говорит: «Я говорила тебе, что девка». А она домой пошла, к батюшке своему. Все ей были рады: и отец, и все. Сбирается она с отцом на базар; отец и спрашивает: «Чего тебе, доченька, купить?» – «А пойдем, нет ли заморских голубчиков?» А Иван-то Агич надел другую одежку да троечку и поймал, носит да продает. Она увидала и говорит: «Тятенька, купи мне голубчиков!» Купили и домой привезли. Стали гулять; день гуляли и два. Она двоих голубчиков накормила, а третьему-то не досталось. А он сидит, голодный-то, да воркует: «Вурку, вурку, Василиса Васильевна, унесу к Ивану Ягичу!» А двое сытых поют: «Урку, урку, Василиса Васильевна, не унесем к Ивану Ягичу!» На другой день одного только накормила, двоих голодных оставила. Двое воркуют: «Вурку, вурку, Василиса Васильевна, унесем к Ивану Ягичу!» А третий-то воркует: «Вурку, вурку, Василиса Васильевна, не унесу к Ивану Ягичу!» На третий день и остального не накормила. Они встали ночью, взвились да и утащили ее туда.
Хвать, проснулась – лежит у Ивана Ягича на перине, и крепко заплакала, что в нерусскую землю попала. Не пиво варить, не вино курить – за свадьбу. Стали жить да быть и друг дружку крепко любить.
А Ягая Баба ее не любит и хочет ее извести: посылает ее коров доить, а у них коровы-то медведи. «Поди же подои коров!» Она пришла к мужу, горько плачет. «Что ты, Василиса Васильевна, больно плачешь?» Она и говорит ему: «Ведь у вас коровы-то медведи, съедят они меня! Матушка доить меня посылает».- «Возьми ты, жена, ведра и поставь, а сама на лесину влезь да и кричи: «Буренушки, чернаушки, придите, подоитеся!» Они придут и сами подоятся». Она пошла в лес, поставила ведра и влезла на лесину, кричит: «Буренушки, чернаушки, подоитеся!» Те прибежали и полны ведра надоили, и опять в лес ушли. Она слезла с древа, взяла ведра, домой пошла. Приносит домой: «На, мамынька, убери!» Ягая Баба и говорит: «Ах, пес! Это он научил». Наутро гусям месить заставляет, а гуси-то были змеи. Она горько плачет. Научает ее муж: «Замеси в корыте и кричи: «Тиженъки, тиженьки!» А сама влезь на поветь. Они сами придут, нажрутся». Она так и сделала. Заставляет Ягая Баба курам замесить, а куры – ужи. Идет она к мужу, плачет. Тот ее научил: «Кричи,- говорит,- «ти-ти, ти-ти!». А сама на поветь залезь. Они придут, нажрутся». Она так и сделала, пришла к Ягой Бабе, никто ее не съел.
От Ягой Бабы версты на три ее сестра жила, тоже Ягая Баба. И пишет она к сестре письмо, чтобы та съела молодку, как она за бердом придет. Призывает она сноху: «Ступай к моей сестре за бердом!» Она крепко заплакала и говорит мужу: «Прощай, я живая оттоль не приду!» Он говорит: «Не бойся ничего: я научу. Во-первых, у двора там колодец будет тебя водой плескать – ты возьми крюк да с молитвой наложи. К воротам подойдешь, не отворишь – возьми скоромного масла, подмажь ворота, они пропустят. Взойдешь ты в избу, будет тебя веник хлестать – ты его под порог с молитвой положи; есть у нее заморские коты, будут тебя царапать – ты ветчинки возьми, дай им по кусочку; есть у нее три дочери; будут тебя колоть деревянными иглами, а ты возьми – дай им по железной».
Вот она пошла; подходит ко двору. Колодец плещет, не дает проходу. Она взяла крюк и с молитвой наложила. Подошла к воротам – они не пускают; она их маслицем подмазала. Взошла в избу, стал ее веник хлестать – она его под порог с молитвой положила; стали ее заморские коты царапать – она им по кусочку ветчинки дала; дочери стали деревянными иглами ее колоть – она им железных дала: они и пустили.
Как только Ягая Баба завидела ее, так в подпол полезла зубы точить, а ей велела ткать. Дочери заместо ее и посадили за стан заморского кота; бердочко ей отдали и домой проводили. Ягая Баба точит да поговаривает: «Ткешь ли, ткешь ли, племяннинка?» А заморский кот ей отвечает: «Тку, тку, тетушка!» А она думает, что племянница ткет, а ин-то заморский кот! Вылезла и спрашивает: «Где племянница?» – «Ушла домой!» Начала Ягая Баба дочерей бить, зачем пустили. Те говорят: «Мы век у тебя живем, деревянными иглами шьем, а она нам по железной дала». Накинулась Ягая Баба на котов. Те и говорят: «Мы век у тебя живем, и куска мяса не видали, а она нам ветчинки дала!» Накинулась на веник, а он ей и говорит: «Век у тебя зря валяюсь, а она меня с молитвой под порог положила». Подбежала к воротам, а те и говорят: «Век мы тебе служим, скрипим, ты на нас и водой не плеснула, а она пришла, маслицем подмазала». Набросилась Ягая Баба на колодец, а он ей говорит: «Как тебе служу, ничего от тебя не вижу, а она пришла, крюк с молитвой наложила».
Ягая Баба и отступилась.
Сноха принесла свекрови бердо, ничем невредима. Крепко на сына Ягая Баба серчала, что он жену научает. «Не будем, матушка, – говорит сын, – жить с тобой!» Бросили ее ночью и убежали.
Убежали, не знаю куда, и теперь не знаю где.