Жил был поп. Имел большой приход, а был такой жадный, что великим постом за исповедь меньше гривенника ни с кого не брал. Если кто не приносил гривенника, того и на исповедь не пустит, а начнет срамить:
— Экая ты рогатая скотина! За целый год не мог собрать гривенника, чтобы духовному отцу за исповедь дать. Ведь он за вас, окаянных, богу молится!
Вот один раз пришел к этому попу на исповедь солдат и кладет ему на столик медный пятак. Поп просто взбесился:
— Послушай, проклятый, — говорит ему, — откуда ты это выдумал принести духовному отцу медный пятак? Смеешься что ли?
— Помилуй, батюшка, где я больше возьму? Что есть, то и даю.
— По кабакам носить, небось, есть деньги! а духовному отцу одни грехи тащишь. Ты про Эдакой случай хоть укради что, да продай, а священнику принеси, что подобает, за одно уж перед ним покаешься и в том, что своровал, так он все тебе грехи отпустит.
И прогнал от себя поп этого солдата без исповеди.
— И не приходи ко мне без гривенника!
Солдат пошел прочь и думает:
«Что мне с попом делать?»
Глядит, а около клироса стоит поповская палка, а на палке висит бобровая шапка.
— Дай-ка, — говорит сам себе,— попробую эту шапку утащить.
Унес шапку и потихоньку вышел из церкви, да и прямо в кабак. Тут солдат продал ее за двадцать пять рублей, припрятал деньги в карман, а гривенник отложил для попа. Воротился в церковь и опять к попу.
— Ну, что, принес гривенник? — спросил поп.
— Принес, батюшка.
— А где взял, свет?
— Грешен, батюшка! Украл шапку да и продал за гривенник.
— Пот взял этот гривенник и говорит солдату:
— Ну, бог тебя простит, и я тебя прощаю и разрешаю.
Солдат ушел, а поп, покончивши исповедывать своих прихожан, стал служить вечерню, отслужил и стал домой собираться, бросился к клиросу взять свою шапку, а шапки-то нету: так простоволосый и домой пришел. Пришел и сейчас послал за солдатом. Солдат спрашивает:
— Что угодно, батюшка?
— Ну, скажи, свет, по правде, ты мою шапку украл?
— Не знаю, батюшка, вашу ли украл я шапку, а только такие шапки одни попы носят, больше никто не носит.
— А из которого места ты ее утащил?
— Да в нашей церкви висела она на поповской палке, у самого клироса.
— Ах ты, сукин сын, такой-сякой, как смел ты уворовать шапку своего духовного отца?
— Да вы, батюшка, сами меня от того греха разрешили и простили.