Шла старуха путем-дорогой, — видит на перекрестке добрый молодец сидит и плачет-разливается.
Поровнялась она с ним, тронула его клюшкой по плечу:
— О чём, касатик, тужишь? – спрашивает. – По чём зря слёзы ронишь?
Поднял голову добрый молодец, вздохнул и говорит:
— Как мне, бабушка, не горевать, как слезы не ронять? Зародился я на свете белом бесталанный, бессчастный человек. Нет мне счастья-удачи ни в чём, — как ни бьюсь, словно рыба об лед!.. И доконало меня таки горе-злосчастие. Только, было, домком обзавелся, скотинку завел, — погорело всё. И пошел я по свету скитаться… Думал, работы сыщу где-нибудь, а пока, мол, подаянием пропитаюсь… Да не тут-то было… Нет работы нигде, — гонят ото всюду… А руку протянешь за подаянием, — смеются все, побить грозятся. В какие только поместья не заходил, в какие дома не толкаюсь, — нигде ни привету, ни ответу; нигде куска хлеба не дадут. А мне бы только чуть-чуть на ноги встать, опять бы за работу взялся, — одолел бы судьбу свою бессчастную.
Покачала старуха головою.
— Помогу я тебе, — говорит, — только советом добрым… Слушай меня. Живет тут вот в лесе дремучем старец ветхий… спасается, стало быть… Великую любовь к людям имеет, а наиначе – к обездоленным людям… Помогает он им по мере силы-возможности. Толкнись, милый человек, к нему, — может, вызволит он тебя из беды… Меня вот вызволил…
— Ну?..
— Право слово. – И усмехнулась старуха. – Диво дивное, право. И как он до этого дошел, — ума не приложу!.. У меня, касатик, мужик мой больно сердит и норовист нравом. Ему не поперечь!.. Чуть что слово супротив скажешь, — он из себя выйдет. Только и я ему не уступала. Он слово, — я ему десять; он два, а я двадцать… И загорится ссора у нас… Да такая пальба пойдет, — страшное дело… С утра до вечера ссоримся да ворчим, бывало. И по хозяйству непорядки пошли, и перед людьми совестно… После станем дело разбирать, — и видим, что из-за пустяков у нас ссора вышла. Он мне говорит : «Ты виновата!» А я ему: «Нет ты». Слово за слово – опять поссоримся… да так без конца… И надоумил меня старец этот самый, что в лесу живет, как пошла я к нему, да поклонилась с докукой моей. Налил он мне в скляночку водицы наговорной, долго, долго шептал над ней что-то, да и говорит: «Слышь ты, старица добрая, как станет мужик перечить тебе, — ты хлебни этой воды глоток и во рту держи… Да смотри, — не глотай, — а не то пропадешь!..» И с того времени всю беду, как рукой, сняло… Тихо у нас стало в дому, благодатно. Чуть муж закричит, я сейчас воды в рот, — и шабаш! Покричит, покричит да сразу и умолкнет… Чудесная водица!.. Экая сила в ней, — поди ж ты, какого мужика усмиряет!.. Сходи, родимый, — может, и твоему недугу облегчение будет.
Поблагодарил её молодец, попрощался с ней и пошел в лес, куда ему старушка указала. Вот и приходит он в чащу, где старик спасался; постучался в избенку, — старец и вышел к нему!
— Что тебе, — говорит, надобно?
И поведал ему добрый молодец печаль свою.
— Огрубели, — говорит, — люди, нет жалости у них, — гонят меня прочь, куском хлеба не хотят поделиться со мной!..
Задумался старец, поник седой головой.
— Ладно, — говорит, — не тужи, — поправим дело… Подыму я тебя на ноги. Только дай мне слово твоё крепкое, что до конца жизни будешь ты работать и деньги на зло не употребишь. Поклянись мне, — а там увидим, что нам делать…
И сказал потом старец ему:
— А возьми ты мешок муки да бочку мёду да приходи сюда.
Как сказал старик, так и сделал молодец. Принес муку и мёд.
— Ну, — говорит старик, — меси теперь хлеб.
Не ослушался молодец. Стал хлеб месить.
Весь день месил, измучился, — еле на ногах стоит. Потом из камней печь сложили большую, — да такую, что целого быка в ней испечь можно.
— Ну, — говорит старец, — теперь смастери из теста хлеб да в печь посади.
Стал молодец хлеб мастерить, — с избу добрую хлеб вышел, гора горой.
Уж они пекли, пекли хлеб, — что лесу на дрова извели, — уму непостижимо. Зарумянился, наконец, хлеб, дух от него на весь лес пошел. И подивился молодец, — какой он хлеб испек. Раздуло ковригу, словно стог сена.
А чтоб дождем его не промочило, молодец обнес его плетнем и сверху хворостом покрыл.
-, Ну, — говорит старец, — теперь главное дело слажено. Иди ты теперь в города, да богатые поместья, да по торжищам, где много праздного, да богатого люда без дела шатается, — кликни клич: «Случилось-де диво дивное, чудо чудное!.. Испекли-де мы хлеб – невиданный доселе!.. Идите, люди добрые, поглядеть, подивиться, — по алтыну с каждого глаза – поглядное… А кто опробовать хочет, — по гривне с зуба – поедное!..»
И сделал добрый молодец так, как старец ему наказывал.
Пошел по городам, по поместьям богатым, по торжищам, кликнул клич: «Ай, вы, люди добрые, — случилось чудо чудное, диво дивное, — а про то вы и не ведаете!.. Испекли мы пирожок – с добрый стожок, поглядеть на него, — шапка валится; а кто с него свалится, — разобьется в пух… А идет от него вкусный дух… Кусок съешь, — другого хочется… Другой съешь, по третьему душа горит… А всего за поглядку – по алтыну с глазу – поглядное, а кто опробовать хочет, — по гривне с зуба – поедное»!..
И пошел народ за молодцом, тучей повалил, — слушает его, смеется, дивуется.
— Что, мол, за диковина такая?..
Едут за ним князья, бояре с боярынями, с боярчатами в колымагах, повозках, — как-де на такое диво не поглядеть? Все дела дома побросали, — до того ли теперь!.. Торопятся, обгоняют друг друга, — лестно тоже первому увидать; будет, чем потом похвастаться…
Ожил лес – на десять верст кругом. Много народу досужего съехалось, а ещё больше того каждый день прибывает. Рекою алтыны с гривнами текут, — только успевай зубы да глаза считать да мешки с деньгами завязывать. И проста коврижка, — а господа хорошие кушают да похваливают: «Вот-де сласть какая!..»
Разбогател бессчастный молодец, пришел к старцу и в ноги упал.
— Возьми, — говорит, — все деньги, раздай на добрые дела, — мне дай только самую малость, чтоб себя да семью утешить да на первое время прокормить. А там работать начну, — мне денег не надо. С ними избалуешься… А поведай только мне, каким колдовством ты людей приворожил, жадность их осилил, что они сами, те, которые мне в куске хлеба отказывали, — мошны открыли, лишь бы глазком посмотреть на хлеб?..
Усмехнулся старец и говорит:
— Люди богатые да сытые – бедности понять не могут, да и голода – тоже… И не расщедрятся они, хоть бы ты кровавыми слезами заплакал перед ними… А чтоб себя потешить, повеселить своё сердце, — перед этим людям никогда не остановятся… Вот и всё, — и хлеб твой самый простой, наговоров никаких нет на нём, и дивиться не на него, а на этих зевак надо!.. Не колдун я, а людей знаю хорошо… Вон одну старуху вылечил… Она с мужем ссорилась да спорила… А я дал ей склянку с водой, чтобы она, как муж заспорит с ней, взяла глоток воды в рот и всё держала бы, пока муж не замолчит. Ей, с водой-то во рту, перечить нельзя; а муж, не слыша ответа, и сам, глядишь, замолчит!.. Ссоре и конец. В этом вся сила заколдованной воды!..
И поклонился молодец старцу мудрому и пошел из лесу.
И живет он с той поры помаленьку, — разживается понемногу и твердо в уме держит – и воду заколдованную, и хлеб.