Середи было Казанского царства,
Что стояли белокаменны палаты,
А из спальны белокаменной палаты
Ото сна тут царица пробужалася,
Симеону-царю она сон рассказала:
«А и ты встань, Симеон-царь, пробудися!
Что ночесь мне, царице, мало спалося,
В сновиденьице много виделося:
Как от сильного Московского царства
Кабы сизой орлища стрепенулся,
Кабы грозная туча подымалась,
Что на наше ведь царство наплывала».
А из сильного Московского царства
Подымался великий князь Московский,
А Иван-сударь Васильевич, прозритель,
Со темя ли пехотными полками,
Что со старыми славными казаками.
Подходили под Казанское царство за пятнадцать верст
Становились они подкопью под Булат-реку,
Подходили под другую под реку под Казанку;
С черным порохом бочки закатали,
А и под гору их становили,
Подводили под Казанское царство.
Воску ярого свечу становили,
А другую ведь на поле в лагере.
Еще на поле свеча та сгорела,
А в земле-то идет свеча тишея.
Воспалился тут великий князь Московский,
Князь Иван-сударь Васильевич, прозритель,
И зачал канонеров тут казнити,
Что началася от канонеров измена.
Что большой за меньшого хоронился,
От меньшего ему, князю, ответу нету,
Еще тут ли молодой канонер выступался:
«Ты, великий сударь князь Московский!
Не вели ты нас, канонеров, казнити:
Что на ветре свеча горит скорее,
А в земле-то свеча идет тишее».
Призадумался князь Московски,
Он и стал те-то речи размышляти собою,
Еще как бы это дело оттянути.
Они те-то речи говорили,
Догорела в земле свеча воску ярого
До тоя-то бочки с черным порохом,
Принималися бочки с черным похором,
Подымало высокую гору ту,
Разбросало белокаменны палаты.
И бежал тут велики князь московски
На тое ли высокую гору ту,
Где стояли царские палаты.
Что царица Елена догадалась,
Она сыпала соли на ковригу,
Она с радостью московского князя встречала,
А того ли Ивана-сударь Васильевича, прозрителя.
И за то он царицу пожаловал
И привел в крещеную веру,
В монастырь царицу постригли,
А за гордость царя Симеона,
Что не встретил великого князя,
Он и вынял ясны очи косицами,
Он и взял с него царскую корону,
И снял царскую перфиду,
Он царской костыль в руки принял.
И в то время князь воцарился
И насел в Московское царство;
Что тогда-де Москва основалася,
И с тех пор великая слава.
***
Вы, молоды ребята, послушайте,
Что мы, стары старики, будем сказывати
Про Грозна царя Ивана про Васильевича,
Как он, наш государь-царь, под Казань-город ходил,
Под Казанку под речку подкопы подводил,
За Сулай за реку бочки с порохом катал,
А пушки и снаряды в чистом поле расставлял.
Ой, татарове по городу похаживают
И всяко грубиянство оказывают,
Оне Грозному царю насмехаются:
«А не быть нашей Казани за белым за царем!»
Ах, как тут наш государь-царь разгневался,
Что подрыв так долго медлился
Приказал он за то пушкарей строго казнить,
Подкопщиков и зажигальщиков.
Но все тут пушкари призадумалися,
А один пушкарь поотважился:
«Прикажи, государь-царь, слово выговорить».
Не успел пушкарь слово вымолвить,
Тогда лишь догорели зажигальны свечи,
И вдруг разрывало бочки с порохом.
Как стены бросать стало за Сулай за реку,
Все татарове тут, братцы, устрашилися,
Оне белому царю поклонилися.
***
Был-жил у нас православный царь,
Православный царь Иван Васильевич,
Охотник был по пирам ходить,
По пирам ходить, песён слушать.
Сбирал он себе силу из такиех мудрецов,
Из такиех мудрецов, пушкарей-молодцов.
Под маточку Казаночку подкопом подём,
Закатам же бочки белодубовые
Со черным со зельем со порохом.
«Ише что это, пушкарь, дело не делается?»
«Не вели, сударь, казнить, вели речь говорить.
Во глуше, сударь, свечи потихохуньку горят,
На ветру, сударь, свечи поскорёхоньку горят,
Поскорёхоньку горят и скоро теплятся».
Не успел же пушкарь слово выговорить,
Стало Казань-город и рвать, и метать,
И рвать, и метать, на все стороны бросать.
«Чем же, пушкарь, тебя жаловати?
Сёлами тебя, али деревнями,
Али мелконькими пригородками?» —
«Не надобно мне ваших ни сел, ни деревён,
А ни мелконьких пригородочек;
Отпустите меня на свою сторону».