В старые годы, когда и черти не прочь были учиться по-солдатски: маршировать и ружьем выкидывать, жил-был в Питере солдат, смелой да бойкой! Служил он ни хорошо, ни худо; на дело не напрашивался, от безделья не отказывался.
Вот досталось ему однажды стоять на часах в Галерном порте и, как нарочно, в самую полночь. Пошел он с богом, перекрестясь, и сменил товарища; стоит себе да от нечего делать выкидывает ружье на краул. Глядь — идет к нему нечистой; солдат не сробел, а хотя б и струсил, так что ж делать? От черта не в воду! «Здорово, служба!» — говорит черт. «Здравия желаю!» — «Поучи, пожалуйста, меня на краул выкидывать, долго приглядываюсь, а ни-как понять не смогу».— «Прямой ты черт! — сказал солдат.— Да где же тебе понять-то? Я вот десять лет служу и нашивку имею — а все еще учуся; уж и колотушек перенес не одну тысячу! А ты хочешь одной наглядкою взять! Нет, брат, уж это больно скоро, да и дешево!» — «Поучи, служивой!» — «Пожалуй, только за что сам купил, за то и тебе продам».
«Эка! – думает солдат,— Жалко, что мало бил! То ли дело, кабы разов двадцать ударил: глядишь, он бы двадцать золотых дал!»
Ровно через неделю досталось солдату опять стоять на часах и на том же самом месте. Стоит он, выкидывает ружьем разные приемы, а на уме держит: «Ну, коли теперь явится нечистой, уж я свое наверстаю!»
В полночь — откуда ни взялся — приходит нечистой. «Здравствуй, служба!» — «Здорово, брат! Зачем пришел?» — «Как зачем? Учиться».— «То-то и есть! А то хотел сразу все захватить! Нет, дружище, скоро делают, так слепые родятся… Становись во фронт! — командует солдат.— Грудь вперед, брюхо подбери, глаза в начальство уставь!» Долго возился он с чертом, много надавал ему тумаков и колотушек и таки выучил нечистого делать ружьем: и на плечо, и к ноге, и на краул. «Ну,— говорит,— теперь ты хоть к самому сатане на ординарцы, так и то не ударишь лицом в грязь! Только разве в том маленькая фальшь будет, что хвост у тебя назади велик. Ну-ка, повернись налево кругом!» Нечистой повернулся, а солдат вынул из кармана шейной крестик да потихоньку и нацепил на черта. Как запрыгает черт, как закричит благим матом! «А что, разве это вам, чертям, не по нутру?» — спрашивает солдат. Черт видит, что впросак попался, давай сулить солдату и серебра, и золота, и всякого богатства. Солдат не прочь от денег и велел притащить ни мало, ни много — целый воз! В минуту все было готово: черт притащил целой ворох денег, солдат спрятал их в овраге и закрестил: «А то,-— говорит,— вы бесовская сволочь! Нашего брата православного только обманываете, вместо золота уголье насыпаете!» — «Что ж, служивой! — молит бес.— Отпусти меня, сними свой крестик!» — «Нет, брат, погоди! Деньги деньгами, а ты сослужи мне и другую службу. Вот уж десять лет, как не был я дома, а там у меня жена и детки остались; смерть хочется побывать на роди-не да на своих посмотреть! Свози-ка меня домой: я, брат, не из дальних — из Иркутской губернии. Как свозишь, тогда и крест сниму!»
Черт поморщился, поморщился и согласился.
На другой день пошел солдат к начальству, отпросился на два дня погулять (а были тогда праздники), и сей-час же к нечистому; уселся на него верхом и крепко-крепко ухватился за рога. Черт как свистнет, как понесется — словно молния! Солдат только посматривает, как мелькают перед ним города и села: «Ай да молодец! Люблю за прыть!» И не успел еще проговорить всего, глядь — уж и приехал. Слез солдат с черта: «Спасибо,— говорит,— вот удружил так удружил! Ступай теперь, куда знаешь, а завтра на ночь приходи: назад поедем».
Прогостил, пропировал солдат целых два дня, а к ночи попрощался с родными и воротился на черте в Питер как раз в срок. И ведь как измучил нечистого! Чуть-чуть рог ему не обломал! Снял он с него крест и не успел еще в карман спрятать, глядь — а уж черта нет! И след простыл!
С той самой поры и не видал солдат черта; забрал он бесовские деньги и зажил себе припеваючи.