📑 Как бы во сто двадцать седьмом году

Как бы во сто двадцать седьмом году,
В седьмом году восьмой тысячи,
А и деялось‑учинилося:
Кругом сильна царства Московского
Литва облегла со все четыре стороны,
А и с нею сила – сорочина долгополая,
И те черкасы пятигорские,
Еще ли калмыки с татарами,
Со татарами, со башкирцами,
Еще чукши с олюторами.
Как были припасы многие,
А и царские и княженецкие,
Боярские и дворянские ‑
А нельзя ни пройти, на проехати
Ни конному, ни пешему.
И ни соколом вон вылетети
А из сильна царства Московского
И великого государства Российского.
А Скопин князь Михайла Васильевич,
Он правитель царству Московскому,
Обережатель миру крещеному
И всей нашей земли святорусския,
Что ясен сокол вон вылетывал.
Как бы белой кречет вон выпархивал ‑
Выезжал воевода московской князь,
Скопин князь Михайла Васильевич,
Он поход чинил ко Нову‑городу.
Как и будет Скопин во Нове‑граде,
Приезжал он, Скопин, на съезжей двор,
Походил во избу во съезжую,
Садился Скопин на ременчет стул,
А и берет чернилицу золотую,
Как бы в ней перо лебединое,
И берет он бумагу белую,
Писал ерлыки скорописчеты
Во Свицкую землю, Саксонскую,
Ко любимому брату названому,
Ко свицкому королю Карлосу,
А от мудрости слово поставлено:
«А гой еси, мой названой брат,
A ты свицкой король Карлус!
А и смилуйся, смилосердися,
Смилосердися, покажи милость, ‑
А и дай мне силы на подмочь;
Наше сильно царство Московское
Литва облегла со все четыре стороны,
Приступила сорочина долгополая,
А и те черкасы пятигорские,
А и те калмыки со башкирцами,
А и те чукши с олюторами,
И не можем мы с ними управиться;
Я закладоваю три города русские».
А с ерлыками послал скорого почтаря,
Своего любимого шурина,
А того Митрофана Фунтосова.
Как и будет почтарь в полувецкой орде
У честна короля, честного Карлуса,
Он въезжает прямо на королевской двор,
А ко свицкому королю Карлусу.
Середи двора королевского
Скочил почтарь со добра коня,
Вязал коня к дубову столбу,
Сумы подхватил, сам во палаты идет.
Ни за чем почтарь не замешкался,
Приходит во палату белокаменну,
Расковыривал сумы, вынимал ерлыки,
Он кладет королю на круглой стол.
Принимавши, король распечатовает,
Распечатал, сам просматривает,
И печальное слово повыговорил:
«От мудрости слово поставлено ‑
От любимого брата названого,
Скопина князя Михайла Васильевича,
Как просит силы на подмочь,
Закладывает три города русские».
А честны король, честны Карлусы
Показал ему милость великую,
Отправляет силы со трех земель:
А и первыя силы то свицкия,
А другия силы – саксонския,
А и третия силы – школьския;
Того ратного люду ученого
А не много, не мало – сорок тысячей.
Прибыла сила во Новгород,
Из Нова‑города в каменну Москву.
У ясна сокола крылья отросли,
У Скопина‑князя думушки прибыло
А поутру рано‑ранешонько
В соборе Скопин он заутреню отслужил,
Отслужил, сам в поход пошел,
Подымавши знаменье царские,
А на знаменье было написано
Чуден Спас со Пречистою,
На другой стороне было написано.
Михайле и Гаврило архангелы,
Еще вся тута сила небесная.
В восточную сторону походом пошли ‑
Они вырубили чудь белоглазую
И ту сорочину долгополую;
В полуденную сторону походом пошли ‑
Прекротили черкас пятигорскиех,
А немного дралися, скоро сами сдались ‑
Еще ноне тут Малороссия;
А на северну сторону походом пошли ‑
Прирубили калмык со башкирцами;
На западну сторону и в ночь пошли ‑
Прирубили чукши с олюторами.
А кому будет Божья помочь ‑
Скопину князю Михайлу Васильевичу:
Он очистил царство Московское
И велико государство Российское.
На великих тех на радостях
Служили обедни с молебнами
И кругом города ходили в каменной Москвы.
Отслуживши обедни с молебнами
И всю литоргию великую,
На великих на радостях пир пошел,
А пир пошел и великой стол
И Скопина князя Михайла Васильевича,
Про весь православной мир,
И велику славу до веку поют
Скопину князю Михайлу Васильевичу.
Как бы малое время замешкавши,
А во той же славной каменной Москвы,
У того ли было князя Воротынского,
Крестили младого князевича.
А Скопин князь Михайла кумом был,
А кума была дочи Малютина,
Того Малюты Скурлатова.
У того‑то князя Воротынского
Как будет и почестной стол,
Тута было много князей и бояр и званых гостей.
Будет пир во полупире,
Княженецкой стол во полустоле,
Как пьяненьки тут расхвастались:
Сильны хвастает силою,
Богатой хвастает богатеством;
Скопин князь Михайла Васильевич
А и не пил он зелена вина,
Только одно пиво пил и сладкой мед,
Не с большего хмелю он похвастается:
«А вы глупой народ, неразумные!
А все вы похваляетесь безделицей;
Я, Скопин Михайла Васильевич,
Могу, князь, похвалитися,
Что очистил царство Московское
И велико государство Российское;
Еще ли мне славу поют до веку,
От старого до малого,
А от малого до веку моего!»
А и тут боярам за беду стало,
В тот час они дело сделали:
Поддернули зелья лютого,
Подсыпали в стакан, в меды сладкие,
Подавали куме его крестовыя,
Малютиной дочи Скурлатовой.
Она знавши, кума его крестовая,
Подносила стакан меду сладкого
Скопину князю Михайлу Васильевичу.
Примает Скопин, не отпирается,
Он выпил стакан меду сладкого,
А сам говорил таково слово,
Услышал во утробе неловко добре:
«А и ты съела меня, кума крестовая,
Малютина дочи Скурлатова!
А зазнаючи мне со зельем стакан подала,
Съела ты мене, змея подколодная!»
Голова с плеч покатилася,
Он и тут, Скопин, скоро со пиру пошел,
Он садился, Скопин, на добра коня,
Побежал к родимой матушке.
А только успел с нею проститися,
А матушка ему пенять стала:
«Гой еси, мое чадо милая,
Скопин князь Михайла Васильевич!
Я тебе приказовала,
Не велела ездить ко князю Воротынскому,
А и ты мене не послушался,
Лишила тебе свету белого
Кума твоя крестовая,
Малютина дочи Скурлатова!»
Он к вечеру, Скопин, и преставился.
То старина, то и деянье ‑
Как бы синему морю на утишенье,
А быстрым рекам слава до моря,
Как бы добрым людям на послушанье,
Молодым молодцам на перениманье,
Еще нам, веселым молодцам, на потешенье,
Сидючи в беседе смиренныя,
Испиваючи мед, зелена вина,
Где‑ка пива пьем, тут и честь воздаем
Тому боярину великому
И хозяину своему ласкову.