Петр Дудоров
Морозко
I.
Жил да был в деревне мужик Степан.
Была у Степана жена, а от той жены родилась у него дочка Маша.
Стали отец и мать дочку растить, стали за ней ходить, стали ее лелеять.
Степан мужик зажиточный был, и всего у них вдоволь было.
Стала Маша подрастать, стала умнеть.
И такая добрая стала девочка, что бывало никого не обидит, никому слова поперек не скажет.
Ко всем бывало ласкается, всем старается угодить, не шалит, не капризничает.
Хорошенькой такой стала, что все на нее не налюбуются.
А отец с матерью, на нее глядя, только пуще радуются.
Так и выросла бы Маша на радость родителям.
Да только случилось с ними однажды несчастие.
Маше исполнилось уже двенадцать лет, когда вдруг ее мать простудилась и захворала.
Как ни лечил Степан свою жену, как ни бился, ничего не вышло.
В один из дней умерла Машина мать.
Долго плакали по покойнице Степан и Маша.
И с той поры Маша вместо матери стала заниматься хозяйством.
Девочка она была работящая, да умелая, от матери всему научилась, и дело так и спорилось у нее в руках.
Встанет Маша раненько утром, корову подоит и пойла ей даст, в стадо выгонит.
Потом воды натаскает, дров принесет, печь затопит, обед сготовит.
Проходили год за годом.
Но чем больше шло время, тем сильнее тосковал Степан.
Скучно ему было без жены.
Маша уже почти совсем выросла, скоро надо было ее и замуж выдавать.
Тогда уж совсем один-одинешенек должен быль остаться Степан.
Вот и задумал он снова жениться.
Выбрал он себе в жены вдову, да и перевенчался с нею.
А у той вдовы было две взрослых дочки, обе постарше Маши.
Хоть и были обе мачехины дочери довольно красивы, но все же Маша гораздо красивее была.
Привез Степан в дом новую жену с ее дочерями.
Посмотрела мачеха на Машу и говорит:
— Ну, девочка, вот я тебе привезла двух сестриц. Слушайся их и во всем им подчиняйся, потому что они старше тебя.
Обрадовалась было Маша.
Думала она, что и впрямь мачеха ей подружек сестриц привезла, с которыми и дружить можно будет и играть.
Вот и зажили они все вместе.
И сразу же мачеха невзлюбила свою падчерицу.
Завидно ей стало, что Маша моложе и красивее ее дочерей была.
Да только сначала она и виду не показала никому.
Но чем дальше шло время, тем мачеха становилась все хуже.
Больше всего злило ее то, что отец свою родную дочь очень сильно любил, гораздо больше, чем ее дочерей.
— Ну-ка, Машка, поставь самовар! Ну-ка, Машка, наноси воды да дров.
Чем только можно, тем и помыкала мачеха падчерицу.
Мачехины дочки только пьют, едят, да наряжаются, а Маша словно работница всю черную работу делает.
Что ни день, то больше и больше начинала ненавидеть мачеха падчерицу.
Только и думает:
— Как бы мне извести ее?
Стала она сначала ее работой еще больше мучить, стала Машу всякими мелочами допекать.
Сначала давала ей работу немного тяжелее, чем своим дочерям, потом еще тяжелее, потом приналегла еще.
И кончилось тем, что злая мачеха всю грязную и тяжелую работу заставила делать Машу, а ее дочери словно барыни стали.
И вечно-то мачехины дочери над Машей подтрунивали и над ней насмехались.
Да только Маша ни на что внимания не обращала.
Что ей ни прикажет бывало мачеха, Маша ни на что не ропщет, ничем недовольна не остается и все сделает.
Уж ей ли мачеха не приказывала тяжелые работы исполнять, а Маша все делает, словно ангел.
И чем послушнее Маша была, тем более ненавидела ее злая мачеха.
Знали женихи, что в семье у Степана теперь три невесты есть.
Да только все женихи за Машу сватались, а за мачехиных дочерей никто не сватался.
То купец посватается за Машу, то богатый парень.
Уж чего-чего мачеха только ни делала!
Уж она Машу и в самое драное, старое платье наряжала, уж она ее весь день в хлевах, коровниках и других местах держала, уж она ее женихам и показывать не показывала, а все ничего не выходило.
Приедет бывало жених, посмотрит на грязную девушку и на прифранченных мачехиных дочерей, узнает, что за мачехиных дочерей больше приданого дают, а все-таки начнет Машу сватать.
Конечно, мачеху досада брала.
Она обыкновенно и говорит:
— Нет, Маша еще молода, пускай еще поживет, жизнь узнает, а тогда мы ее и выдадим замуж.
Так все сватовства и кончались.
Думала мачеха падчерице зло сделать, ан, на деле совсем иное выходило.
Маша только о том и думала, как бы ей с отцом жить, за отцом ходить, ему в жизни помогать, а замуж идти ни за кого и не хотела.
Не понимала этого мачеха.
Уж больно много у нее злости против падчерицы было.
И вот однажды она надумала думу.
Дело-то в том, что чем больше мачеха со Степаном жила, тем больше его в руки она забирала.
И до того, наконец, его в руки забрала, что он не только Маше слова ласкового сказать не мог, но и подарочка ей с ярмарки привезти не смел.
Совсем забила мачеха мужа.
II.
Зима была студеная, крепкая.
С самого начала этой зимы задумала злая мачеха во что бы то ни стало извести ненавистную падчерицу.
Долго думала она, как ее извести, да, наконец, и придумала.
“Эх, — подумала она, — велю-ка я мужику ее в глухой лес завести, да и оставить там. Скажу ему, что я ей женишка нашла, что жених ее в лесу дожидается, да нарочно ее вещички с ней отправлю. Тряпок-то ее мне не жалко. Просидит она в лесу ночь, авось, и замерзнет”.
Сказано — сделано.
Вот пришла раз к Степану жена и говорит ему:
— Эй, ты, муженек, пора Машутку замуж выдавать.
Удивился Степан.
А мачеха, жена его, и говорит:
— Вот возьми-ка ты розвальни-пошевни, запряги в них свою кобылу и поезжай с Машуткой, куда я тебе велю.
— Куда же? — спрашивает мужик.
Мачеха и отвечает:
— Я ее добра не хочу, я все ее имущество уж в короб собрала, да еще одну шубу свою прибавила. Возьми ты этот короб в пошевни, посади в них и Машу и езжай в лес. Как доедешь ты до мостка, что через ручей переложен, так переедешь через него. А там возьми вправо и лесом доедешь до высокой старой сосны, на которой три зарубины есть. Около этой сосны ты Машу и оставь.
Удивился было мужик.
Да баба как на него крикнула, так у него и душа в пятки, как говорится в пословице, ушла.
— Твоей же дочери добра желаю! — закричала жена Степана. — Я ей жениха такого приискала, какого тебе и не снилось!
Струсил мужик.
Пришел он к дочери и говорит:
— Ах, Маша, Маша, не стало мне житья от моей жены. Вон присватала она тебе какого-то жениха, поедом ест меня, чтобы ты за него замуж шла. А не выйдешь, так она меня со свету сживет.
Заплакала и Маша.
А потом и говорить отцу:
— Ничего, тятя, я на все согласна.
Вот на следующий день запряг Степан лошадь в пошевни, положил в пошевни короб Маши, посадил Машу, да и поехал в лес.
Лес был дремучий-предремучий.
Жутко было Маше.
Только оттого и казалась она спокойной, что все время молилась Богу.
Доехали они до моста.
Потом свернул Степан направо.
Поехали без дороги.
И, наконец, приехали к старой-престарой сосне с тремя зарубками.
Вот и говорит Степан Маше:
— Ну, Маша, посиди здесь, а я поеду домой. Сюда к тебе жених придет, так ты с ним поласковее будь.
Посадил Степан Машу под сосной, а сам уехал.
А Маша осталась одна-одинешенька в темном лесу.
Увидала она, что кругом никого нет, и стала снова прилежно молиться Богу.
III.
Сидит Маша, вдруг слышит — словно ветер в деревьях зашумел.
Взглянула она наверх, видит — это дед Морозко с дерева на дерево перепрыгивает, елки, сосны и березы снегом посыпает.
Прыгает Морозко да потрескивает, прыгает да пощелкивает.
Как прилетел Морозко, так сразу холоднее стало.
Страшно стало Маше.
Никогда в жизни не видала Морозки, испугалась его.
Да потом вспомнила, что Бог не выдаст, никто не обидит, и успокоилась сразу.
“Авось, — думает, — Бог за нее заступится”.
Вот прыгал, прыгал Морозко, да и сел на самую , высокую сосну.
Уселся на самой вершине и спрашивает Машу:
— Тепло ли тебе, девица, тепло ли тебе, красная?
А Маша отвечает:
— Тепло, Морозушко!
Стал Морозко ниже спускаться, стал сильнее потрескивать, стал грознее пощелкивать.
Маша всем телом дрожит.
А Морозно снова спрашивает:
— Тепло ли тебе, девица, тепло ли тебе, красная?
Маша снова отвечает:
— Тепло, Морозушко, тепло!
Спустился Морозно совсем низко, затрещал, защелкал так сильно, что весь лес застонат.
Стало от его треска и щелканья так холодно, что у Маши дух захватило.
Совсем уже девушка коченеть стала.
А Морозко совсем к ней склонился и спрашивает:
— Тепло ли тебе, девица, тепло ли тебе, красная?
— Ох, Морозушко, тепло! — отвечает Маша. — На все ведь воля Божья!
Сжалился Морозко над девушкой.
— Вижу, — говорит, — что ты хорошая девушка и в Бога веруешь. Ведь и меня Бог создал. Надо тебя за твое терпение наградить.
Ускакал Морозко и скоро снова прискакал с теплой собольей шубой.
Одел он Машу и говорит:
— Ну, Маша, пойдем ко мне, хочу я тебе что-нибудь подарить.
Пошла Маша за Морозком.
Шли они не долго, всего с час, и привел ее Морозко в свой дворец, построенный из самого прозрачного льда.
Хоть и было в том дворце все ледяное, хоть и не было печей, да Маше в шубе было не холодно.
Ввел ее Морозко во дворец, привел в прозрачную горницу, стал потчевать рябчиками, да куропатками, жареными зайцами и тетеревами.
Угостил медом лесным и водичкой ключевой.
Наелась и напилась Маша.
Потом махнул рукой Морозко, и предстали перед ним два слуги: Ледовик и Снеговик.
Приказал Морозко Ледовику и Снеговику положить в двадцать коробов самых лучших мехов и отнести те короба под большую сосну.
Наложили Ледовик и Снеговик в двадцать коробов собольих, куньих и лисьих шкур, положили и песцовых, и выдровых, и хорьковых, не забыли и беличьих.
И отнесли они эти короба под старую сосну.
А Морозно свою мать, царицу Зиму, позвал.
Пришла царица Зима, вся белая-пребелая, драгоценными камнями вся обсыпанная, всеми цветами огней переливающаяся.
Показал Морозно Машу матери.
— Награди ее, матушка, — говорит, — по-царски.
Сняла с своей шеи царица Зима несколько ожерелий из камней самоцветных, да таких крупных, каких и у царя в их царстве не было, и одела их на Машину шею.
После этого вывел Морозно Машу из дворца, привел снова на старое место, посадил на один из коробов и говорит:
— Ну. Маша, понравилась ты мне, да и маме моей, царице-Зиме, понравилась. За это я тебя и наградил. Будь всегда такой же доброй и терпеливой, да иногда и меня вспоминай. А ты ничего теперь не бойся, я тебя не трону.
Созвал тут Морозно диких зверей, да и говорит им:
— А вы, звери дикие, девочку эту не троньте! А если кто из вас ее тронет, так я того из вас мигом заморожу.
Испугались звери дикие.
Обещали они Морозке не трогать Машу и поскорее все разбежались в разные стороны.
Подошел Морозно снова к Маше.
Улыбнулся ласково и говорит:
— Ну, Машенька, прощай. Не могу я сидеть на месте, хочется мне по лесу еще да по полям побегать, с веточки на веточку попрыгать, надо поля, луга и леса снежком посыпать.
Подал он тут руку Маше, пожал ее и поскакал дальше.
А Маша осталась одна.
В шубе собольей Маше тепло было.
Укуталась она в нее, подняла воротник, улеглась на коробу и заснула крепким сном.
Спит и холода не чувствует.
И видит Маша во сне, что мачеха добрая-предобрая стала и ее дочки совсем другими стали, а к ней будто идет какой-то царский сын и руки к ней протягивает, забавные речи ей говорит.
Спит Маша, а во сне сама улыбается.
Проснулась она рано утром и захотелось ей есть.
Глядь, а перед ней тарелка, а на той тарелке жареный кусок мяса лежит.
Да такой вкусный-превкусный, что Маша даже пальчики облизала, покушавши его.
Наелась Маша вволю, завернула поплотнее шубу и стала ждать.
Сидит, а сама песенки напевает.
IV.
Встали на утро Степан с женой.
Вот напились чаю, жена и говорит мужу:
— Запрягай лошадь, да поезжай в лес, привози Машутку. Должно быть, уж просватана.
А сама про себя думает:
— Небось, уже замерзла. По крайней мере не будешь мозолить мне глаза и у дочек моих женихов отбивать.
Запряг Степан лошадь в сани.
И поехал в лес.
Едет и плачет, все ему думается, что дочку он уже замерзшей застанет.
Доехал он до моста, переехал через него и скоро доехал до старой сосны.
Глядит — и глазам своим не верит.
Сидит Маша на каком-то коробу, рядом с ней целая гора коробов стоит, а сама Маша одета в соболью шубу, на шее драгоценные камни так и сверкают.
Да такая она стала хорошенькая, какой никогда не бывала.
Стал ее Степан расспрашивать:
— Кто это тебя так набелил, дочка?
А дочка отвечает:
— Царица Зима. Она мне и камней самоцветных надавала.
— А кто тебе щечки подрумянил?
— Сам Морозко. Он мне и короба и шубу подарил.
Попробовал Степан короба укладывать, видит — больше одного короба в раз лошади не свезти.
Навалил он на сани короб, посадил на него дочку и поехал из лесу.
А мачеха с дочерями дома сидят и ждут, пока Степан мертвую Машу привезет. Вот послышался на улице шум.
— Едет, — проговорила старшая дочь мачехи.
А мачеха отвечает:
— Едет Степан, мертвую Машутку везет.
Подъехал Степан к воротам, глянула в окно мачеха, да так и ахнула.
Видит — стоит на санях короб, а на коробе том Маша в собольей шубе сидит, на шее драгоценные ожерелья сверкают.
А сама Маша жива и здорова, да такая красавица стала, какой и раньше не была.
Втащил Степан в избу короб, бросились к нему мачеха с дочерьми, да так и ахнули.
Весь короб доверху дорогими мехами наполнен.
— Где это ты взяла? — спрашивает мачеха.
А сама даже позеленела от злости. Маша и говорить:
— Дед Морозко и царица Зима наградили.
А Степан и говорит:
— Еще девятнадцать коробов в лесу осталось.
И поехал Степан снова в лес.
Стал он возить короб за коробом.
Два дня ездил в лес, только к вечеру второго дня все Машино богатство домой перевез.
A тем временем мачехины дочери чуть не умерли от зависти.
И прежде-то они все время Машу мучили и вместе с матерью всю грязную работу делать заставляли, а тут еще больше на нее обозлились.
Стали они к матери приставать:
— Сделай так, чтобы и нас Морозко одарил. Что же мы хуже Машки, что ли? Небось, нас Морозко еще не так одарит.
— Конечно, одарит, — отвечает мачеха.
Позвала она падчерицу и расспросила ее обо всем подробно.
Конечно, Маша все и рассказала.
Узнала она, как Морозко прилетал, как потрескивал да пощелкивал, как Машу в свой дворец водил, как коробами дарил.
Только разговор Морозки с Машей мимо ушей пропустила.
Самое главное не дослушала.
Позвала она Степана и говорит ему:
— Запрягай-ка лошадь в сани, да вези моих дочерей к старой сосне. Небось, их Морозко не так еще одарит!
Запряг Степан лошадь в сани.
Разрядила мачеха своих дочерей, надела на них шубы, посадила в сани, и повез их Степан в лес.
Привез он их к старой сосне, положил на снег под ней целый ворох сена, усадил на сене мачехиных дочек и уехал.
А мачехины дочки в лесу остались.
V.
Сидят мачехины дочки и злятся.
— Ишь, как долго Морозки нет! — говорит старшая дочь. — Все по лесу шляется, а мы тут жди его!
А вторая дочь отвечает:
— Нечего делать старому хрычу! Вот он и шляется.
— Пожалуй, всю ночь просидим.
— Ну его совсем. Холодно и в шубе становится. Хоть бы скорее приходил.
А Морозко тут, как тут!
Глядят мачехины дочки, а Морозко с дерева на дерево перепрыгивает, с елки на елку перескакивает.
Как прилетел, еще холоднее стало.
Вот уселся Морозко на самой макушке старой сосны и спрашивает:
— Тепло ли вам, девицы, тепло ли вам, красные?
А старшая дочь отвечает:
— Тепло, да не очень.
Спустился Морозко пониже и снова спрашивает:
— Тепло ли вам, девицы, тепло ли вам, красные?
— А ты бы нам добра сначала надарил, чем говорить зря! В шубах мы, а чуть не замерзаем, — отвечает младшая дочь.
Спустился Морозко совсем низко и опять спрашивает:
— Тепло ли вам, девицы, тепло ли вам, красные?
Обозлились дочери мачехины.
Совсем от холода окоченели.
Старшая и говорит:
— Не видишь, старый леший, что совсем замерзаем!
А младшая вторит:
— Уморит нас холод проклятый! Давай скорей подарки, да отпусти скорей. Не затем мы сюда приехали, чтобы мерзнуть!
А у самих совсем тела коченеть начинают.
Спустился Морозко совсем к земле, посмотрел в глаза злым сестрам, дунул им в лицо.
И притихли мачехины дочери.
Так и замерзли они под старой сосной.
А Морозко вскочил на ветку и стал снова с дерева на дерево перепрыгивать, с елки на елку перескакивать.
VI.
Вот наступило утро. Мачеха и говорит Степану:
— Запрягай скорее лошадь, да еще лошадь с санями у соседа попроси. Небось, и на двух санях теперь в три дня всего добра не перетаскаем.
Запряг Степан лошадь, нанял у соседа другую лошадь с санями и поехал в лес.
Приехал мужик в лес, подъехал к старой сосне.
Глядит, а мачехины дочки под сосной сидят, друг к дружке прижались, да сидят, не шевелятся.
Испугался мужик.
Хоть и не очень любил он дочерей своей второй жены, да все же жалко их стало.
Подошел он к ним.
Видит — глаза у них закрыты, а около них ни каких коробов нет.
Стал он их будить, да напрасно.
Понял тут мужик, что девушки замерзли.
Поднял он их, положил на телегу и повез домой.
А мачеха дома мужа ждет.
Сидит и думает о том, как Степан ее дочек и полный дом добра привезет.
А собачка Шарик у ворот сидит.
Вдруг вскочил Шарик, да и начал лаять:
— Тяв-тяв-тяв, Степан домой едет, мертвых девок везет.
Обозлилась на Шарика мачеха.
Как крикнет на собачонку:
— Что ты там, глупый пес, лаешь? Степан из лесу едет, моих дочек везет, полные сани домой тащит!
А Шарик все свое:
— Тяв-тяв-тяв, Степан из лесу едет, двух мертвых девок везет!
Пустила мачеха в Шарика старым сапогом.
— Ах, ты, проклятый пес! — говорит. — Степан из лесу едет, полные сани добра и моих дочек везет.
Прошло несколько минут.
Да как залает снова Шарик:
— Тяв-тяв-тяв, Степан из лесу едет, мертвых девок везет!
Еще пуще обозлилась мачеха. Схватила она полено, да как бросит в собаку. Чуть все ребра ей не переломала. Заскрипели ворота.
Бросилась мачеха во двор, да как увидела на двух санях двух мертвых дочерей, так не своим голосом завыла.
Бросилась она к мертвым дочерям, стала их целовать и слезами обливать.
Увидала это Маша.
И стало ей жаль мачеху и ее дочерей.
Вот подошла она к отцу и стала его просить, чтобы он ее снова к старой сосне свез.
— Хочу я, батюшка, Морозку попросить, чтобы он сестер помиловал, чтобы над ними сжалился.
Прослезился Степан.
— Ах, ты моя дочурка славная, — говорит. — Видно, дал тебе Бог сердце доброе.
А Маша подошла к мачехе и говорит ей:
— Позволь мне, матушка, к Морозке снова поехать. Авось я у него выпрошу, чтобы сестрицы мои, твои дочери, снова ожили.
Удивилась мачеха.
Не ожидала она речей таких от своей падчерицы, сначала даже ей не поверила.
А все же отпустила ее и пирога кусочек на дорогу дала.
Надела Маша на ноги валенки, а на плечи шубу соболью, сунула пироп, в карман.
Запряг Степан вечером лошадь и повез дочку в лес.
Привез он ее к старой сосне, усадил под деревом, а сам уехал.
VII.
Осталась Маша в лесу одна.
Сидит — совсем не скучает.
Видит вдруг — зайчик серенький скачет.
Сел перед ней на задние лапки и спрашивает:
— Что это ты, девушка-красная, сюда пришла? Кого дожидаешься?
А Маша погладила зайчика серенького и отвечает:
— Я сюда к деду Морозке пришла.
— Ну, знать, тебе его не долго ждать, — говорить зайчик. — Скоро он к тебе пожалует. Слышишь, как он в лесу потрескивает?
Прислушалась Маша, слышит — и впрямь по лесу треск идет.
Тряхнул головой зайчик серенький и убежал. А Маша снова одна осталась.
Вдруг видит — Морозко скачет. С ветки на ветку перепрыгивает, да потрескивает, с елки на елку перебрасывается, да пощелкивает. Узнал он Машу, уселся на вершине сосны. И спрашивает:
— Тепло ли тебе, Машенька, тепло ли тебе, красавица?
— Тепло, Морозушко! — отвечает Маша.
Спустился Морозно пониже.
Стало так холодно, что у Маши дрожь по всему телу пошла.
А Морозно опять спрашивает:
— Тепло ли тебе, Машенька, тепло ли тебе, красавица?
А Маша и отвечает:
— Тепло, Морозушко!
Спустился Морозно совсем низко и опять спрашивает:
— Тепло ли тебе, Машенька, тепло ли тебе, красавица?
У Маши даже дух заняло от холода, руки и ноги коченеть стали.
И все-таки она отвечает:
— Тепло, Морозушко. На все воля Божья.
Улыбнулся Морозно и говорит:
— Потому тебя я и не могу одолеть, потому что у тебя сердце горячее. Ну, ладно, проси у меня, чего хочешь. Награжу — чем смогу.
А Маша и отвечает:
— Не надо мне, Морозушко, ни богатства, ни почестей, не надо ни мехов дорогих, ни камней самоцветных. Убил ты двух сестер моих. Пришла я тебя просить, чтобы ты над ними смилостивился, чтобы их оживил.
Призадумался Морозко.
Да и говорит:
— Не могу я, Машенька, сделать этого.
Заплакала Маша.
А Морозно опять говорит:
— Не печалься, девица, хоть я сам и не могу этого сделать, зато совет тебе дать могу. Их я убил легко, потому что у них сердца холодные были. А с холодным сердцем люди на печи без огня.
Обрадовалась Маша.
И спрашивает:
— Как же мне быть, Морозушко, что ты мне посоветуешь, родимый?
А Морозно ей отвечает:
— Ступай ты к дочери царицы Зимы, к родной сестре моей, царевне Весне. Расскажи ты ей о своем горе, попроси ее, чтобы она к вам пришла и в сердца твоих сестер заглянула. Если заглянет в их сердца сестра моя Весна, сразу согреются их сердца и они оживут.
Сказал это Морозко, накинул на Машины плечи шубу лисью и стал снова по деревьям поскакивать, с ветки на ветку перепрыгивать.
VIII.
Зашла сначала домой Маша, рассказала обо всем отцу и мачехе и пошла; куда глаза глядят.
Шла, шла.
Идет, да всех про Весну-царевну расспрашивает.
Все Весну-царевну знают, только никто не знает, где она живет.
Шла, шла, видит — Весна сама ей навстречу катит.
Красивая такая, нарядная, вся цветами убранная.
А за нею летят гуси и лебеди, птички певчие, утки серые, бабочки разноцветные.
И где прокатит царевна-Весна, там снега тают.
Поклонилась Маша Весне-царевне и говорит:
— Прислал меня к тебе, Весна прекрасная, твой братец Морозко. Загубил он сестриц моих, мачехиных дочерей, да сказывал, что ты одна им помочь можешь, если согласишься в их сердца заглянуть.
Посмотрела Весна-царевна на девушку.
Улыбнулась.
И говорить она Маше:
— Садись в мою колясочку. Ведь ты родная мне. А родная потому, что в твоем сердечке моя сестра Любовь живет. Это она теперь за тебя со мной говорит.
Обрадовалась Маша.
Села она к Весне-царевне в колясочку, окружили их гуси-лебеди, и помчались они к дому Машиному.
Как прилетела Весна-царевна к Степану на двор, так весь снег во дворе стаял.
Замычала весело корова, заржала лошадка, засуетились петух и куры.
Вошла Весна-царевна в избу.
А в избе на столах сестры Машины лежать.
Совсем их уже хоронить собрались.
Склонилась к ним Весна-царевна.
И только успела заглянуть в их сердца, как тотчас же согрелись эти мертвые сердца, и обе девушки поднялись.
Поднялись и улыбнулись Маше.
Заглянула Весна-царевна и в сердце мачехи.
И мачеха вдруг бросилась обнимать и целовать Машу.
А царевна Весна улыбнулась всем и помчалась дальше на север.
IX.
Воскресли мачехины дочери.
Только с этого дня они совсем другими стали.
Да и мачеха другой сделалась.
И она и ее дочери вдруг так полюбили Машу, словно она мачехе родной дочерью, а ее дочерям родной сестрой была.
Поделила Маша со всеми поровну свое богатство.
И стали все жить в мире, любви и довольстве.
А Степан глядел на свою семью и не мог нарадоваться.
Давно всем не жилось так хорошо, как после посещения царевны Весны.
Прошло несколько лет.
Мачехины дочери похорошели, о их красоте и богатстве узнали в городе.
Раз как-то проезжал мимо Степанова дома царский сын.
Увидал он Машу и сразу в нее влюбился.
Взял он ее с собой, привез к отцу, показал ему Машу и стал просить, чтобы отец позволил ему на ней жениться.
Посмотрел на Машу царь и согласился. А скоро и свадьбу отпраздновали. А через год вышли замуж и мачехины дочери. Одна за купца-богача, другая за боярина. А Степана царь дворецким сделал. И стали все с той поры жить, поживать, да добра наживать.
А я на них глядел, да песни пел.
П. Орловец.
——————————————————-