В обработке А.Н. Афанасьева
Иван-царевич, его сестра и Змей Горыныч
Жил-был царь, у него были сын да дочь. В соседнем государстве случилась беда немалая — вымер весь народ; просит Иван-царевич отца: “Батюшка! Благослови меня в то государство на житье ехать”. Отец не согласен. “Коли так, я и сам пойду!” Пошел Иван-царевич, а сестра не захотела от него отстать и сама пошла. Шли они несколько времени. Стоит в чистом поле избушка на куриных ножках и повертывается; Иван-царевич сказал: “Избушка, избушка! Стань по-старому, как мать поставила”. Избушка остановилась, они взошли в нее, а там лежит баба-яга: в одном углу ноги, в другом голова, губы на притолоке, нос в потолок уткнула. “Здравствуй, Иван-царевич! Что, дела пытаешь аль от дела лытаешь?” — “Где дела пытаю, а где от дела лытаю; в таком-то царстве народ вымер, иду туда на житье”. Она ему говорит: “Сам бы туда шел, а сестру напрасно взял; она тебе много вреда сделает”. Напоила их, накормила и спать положила.
На другой день брат с сестрой собираются в дорогу; баба-яга дает Ивану-царевичу собаку да синий клубочек: “Куда клубочек покатится, туда и иди!” Клубочек подкатился к другой избушке на куриных ножках. “Избушка, избушка! Стань по-старому, как мать поставила”. Избушка остановилась, царевич с царевною взошли в нее, лежит баба-яга и спрашивает: “Что, Иван-царевич, от дела лытаешь али дела пытаешь?” Он ей сказал, куда и зачем идет. “Сам бы туда шел, а сестру напрасно взял; она тебе много вреда сделает”. Напоила их, накормила и спать положила. Наутро подарила Ивану-царевичу собаку и полотенце: “Будет у тебя на пути большая река — перейти нельзя; ты возьми это полотенце да махни одним концом — тотчас явится мост; а когда перейдешь на ту сторону, махни другим концом — и мост пропадет. Да смотри, махай украдкою, чтоб сестра не видела”.
Пошел Иван-царевич с сестрою в путь-дорогу: куда клубок катится, туда и идут. Подошли к широкой-широкой реке. Сестра говорит: “Братец! Сядем тут отдохнуть”. Села и не видала, как царевич махнул полотенцем — тотчас мост явился. “Пойдем, сестрица! Бог дал мост, чтобы перейти нам на ту сторону”. Перешли за реку, царевич украдкой махнул другим концом полотенца — мост пропал, как не бывало! Приходят они в то самое царство, где народ вымер; никого нет, везде пусто! Пообжилися немножко; вздумалось брату пойти на охоту, и пошел он со своими собаками бродить по лесам, по болотам.
В это время прилетает к реке Змей Горыныч; ударился о сыру землю и сделался таким молодцом да красавцем, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать. Зовет к себе царевну: “Ты, — говорит, — меня измучила, тоской иссушила; я без тебя жить не могу!” Полюбился Змей Горыныч царевне, кричит ему: “Лети сюда через реку!” — “Не могу перелететь”. — “А я что же сделаю?” — “У твоего брата есть полотенце, возьми его, принеси к реке и махни одним концом”. — “Он мне не даст!” — “Ну, обмани его, скажи, будто вымыть хочешь”. Приходит царевна во дворец; на ту пору и брат ее возвратился с охоты. Много всякой дичи принес и отдает сестре, чтоб завтра к обеду приготовила. Она спрашивает: “Братец! Нет ли у вас чего вымыть из черного белья?” — “Сходи, сестрица, в мою комнату; там найдешь”, — сказал Иван-царевич и совсем забыл о полотенце, что баба-яга подарила, да не велела царевне показывать. Царевна взяла полотенце; на другой день брат на охоту, она к реке, махнула одним концом полотенца — и в ту ж минуту мост явился. Змей перешел по мосту. Стали они целоваться, миловаться; потом пошли во дворец. “Как бы нам, — говорит змей, — твоего брата извести?” — “Придумай сам, а я не ведаю”, — отвечает царевна. “Вот что: притворись больною и пожелай волчьего молока; он пойдет молоко добывать — авось голову свернет!”
Воротился брат, сестра лежит на постели, жалуется на болезнь свою и говорит: “Братец! Во сне я видела, будто от волчьего молока поздоровею; нельзя ли где добыть? А то смерть моя приходит”. Иван-царевич пошел в лес — кормит волчиха волчонков, хотел ее застрелить; она говорит ему человеческим голосом: “Иван-царевич! Не стреляй, не губи меня, не делай моих детей сиротами; лучше скажи: что тебе надобно?” — “Мне нужно твоего молока”. — “Изволь, надои; еще дам в придачу волчонка; он тебе станет верой-правдою служить”. Царевич надоил молока, взял волчонка, идет домой. Змей увидал, сказывает царевне: “Твой брат идет, волчонка несет, скажи ему, что тебе медвежьего молока хочется”. Сказал и оборотился веником. Царевич вошел в комнату; за ним следом собаки вбежали, услыхали нечистый дух и давай теребить веник — только прутья летят! “Что это такое, братец! — закричала царевна. — Уймите вашу охоту, а то завтра и подмести нечем будет!” Иван-царевич унял свою охоту и отдал ей волчье молоко.
Поутру спрашивает брат сестру: “Каково тебе, сестрица?” — “Немножко полегчило; если б ты, братец, принес еще медвежьего молока — я бы совсем выздоровела”. Пошел царевич в лес, видит: медведиха детей кормит, прицелился, хотел ее застрелить; взмолилась она человеческим голосом: “Не стреляй меня, Иван-царевич, не делай моих детей сиротами; скажи: что тебе надобно?” — “Мне нужно твоего молока”. — “Изволь, еще дам в придачу медвежонка”. Царевич надоил молока, взял медвежонка, идет назад. Змей увидал, говорит царевне: “Твой брат идет, медвежонка несет; пожелай еще львиного молока”. Вымолвил и оборотился помелом; она сунула его под печку. Вдруг прибежала охота Ивана-царевича, почуяла нечистый дух, бросилась под печку и давай тормошить помело. “Уймите, братец, вашу охоту, а то завтра нечем будет печки замести”. Царевич прикрикнул на своих собак; они улеглись под стол, а сами так и рычат.
Наутро опять царевич спрашивает: “Каково тебе, сестрица?” — “Нет, не помогает, братец! А снилось мне нынешнюю ночь: если б ты добыл молока от львицы — я бы вылечилась”. Пошел царевич в густой-густой лес, долго ходил — наконец увидел: кормит львица малых львенков, хотел ее застрелить; говорит она человеческим голосом: “Не стреляй меня, Иван-царевич, не делай моих детушек сиротами; лучше скажи: что тебе надобно?” — “Мне нужно твоего молока”. — “Изволь, еще одного львенка в придачу дам”. Царевич надоил молока, взял львенка, идет домой. Змей Горыныч увидал, говорит царевне: “Твой брат идет, львенка несет”, — и стал выдумывать, как бы его уморить.
Думал-думал, наконец выдумал послать его в тридесятое государство; в том царстве есть мельница за двенадцатью дверями железными, раз в год отворяется — и то на короткое время; не успеешь оглянуться, как двери захлопнутся. “Пусть-ка попробует, достанет из той мельницы мучной пыли!” Вымолвил эти речи и оборотился ухватом; царевна кинула его под печку. Иван-царевич вошел в комнату, поздоровался и отдал сестре львиное молоко; опять собаки почуяли змеиный дух, бросились под печку и начали ухват грызть. “Ах, братец, уймите вашу охоту; еще разобьют что-нибудь!” Иван-царевич закричал на собак; они улеглись под столом, а сами всё на ухват смотрят да злобно рычат.
К утру расхворалась царевна пуще прежнего, охает, стонет. “Что с тобой, сестрица? — спрашивает брат. — Али нет от молока пользы?” — “Никакой, братец!” — и стала его посылать на мельницу. Иван-царевич насушил сухарей, взял с собой и собак и зверей своих и пошел на мельницу. Долго прождал он, пока время настало и растворились двенадцать железных дверей; царевич взошел внутрь, наскоро намел мучной пыли и только что успел выйти, как вдруг двери за ним захлопнулись, и осталась охота его на мельнице взаперти. Иван-царевич заплакал: “Видно, смерть моя близко!”
Воротился домой; змей увидал, что он один, без охоты идет. “Ну, — говорит, — теперь его не боюсь!” Выскочил к нему навстречу, разинул пасть и крикнул: “Долго я до тебя добирался, царевич! Уж и ждать надоело; а вот-таки добрался же — сейчас тебя съем!” — “Погоди меня есть, лучше вели в баню сходить да наперед вымыться”. Змей согласился и велел ему самому и воды натаскать, и дров нарубить, и баню истопить. Иван-царевич начал дрова рубить, воду таскать. Прилетает ворон и каркает: “Кар-кар, Иван-царевич! Руби дрова, да не скоро; твоя охота четверо дверей прогрызла”. Он что нарубит, то в воду покидает. А время идет да идет; нечего делать — надо баню топить. Ворон опять каркает: “Кар-кар, Иван-царевич! Топи баню, да не скоро; твоя охота восемь дверей прогрызла”. Истопил баню, начал мыться, а на уме одно держит: “Если б моя охота да ко времени подоспела!” Вот прибегает собака; он говорит: “Ну, двоим смерть не страшна!” За той собакой и все прибежали.
Змей Горыныч долго поджидал Ивана-царевича, не вытерпел и пошел сам в баню. Выскочила на него вся охота и разорвала на мелкие кусочки. Иван-царевич собрал те кусочки в одно место, сжег их огнем, а пепел развеял по чистому полю. Идет со своею охотою во дворец, хочет сестре голову отрубить; она пала перед ним на колени, начала плакать, упрашивать. Царевич не стал ее казнить, а вывел на дорогу, посадил в каменный столб, возле положил вязанку сена да два чана поставил: один с водою, другой — порожний. И говорит: “Если ты эту воду выпьешь, это сено съешь да наплачешь полон чан слез, тогда бог тебя простит, и я прощу”.
Оставил Иван-царевич сестру в каменном столбе и пошел с своею охотою за тридевять земель; шел-шел, приходит в большой, знатный город; видит — половина народа веселится да песни поет, а другая горючими слезами заливается. Попросился ночевать к одной старушке и спрашивает: “Скажи, бабушка, отчего у вас половина народа веселится, песни поет, а другая навзрыд плачет?” Отвечает ему старуха: “О-ох, батюшка! Поселился на нашем озере двенадцатиглавый змей, каждую ночь прилетает да людей поедает; для того у нас очередь положена — с какого конца в какой день на съедение давать. Вот те, которые отбыли свою очередь, веселятся, а которые — нет, те рекой разливаются”. — “А теперь за кем очередь?” — “Да теперь выпал жребий на царскую дочь: только одна и есть у отца, и ту отдавать приходится. Царь объявил, что если выищется кто да убьет этого змея, так он пожалует его половиною царства и отдаст за него царевну замуж; да где нынче богатыри-то? За наши грехи все перевелись!”
Иван-царевич тотчас собрал свою охоту и пошел к озеру, а там уж стоит прекрасная царевна и горько плачет. “Не бойся, царевна, я твоя оборона!” Вдруг озеро взволновалося-всколыхалося, появился двенадцатиглавый змей. “А, Иван-царевич, русский богатырь, ты сюда зачем пришел? Драться али мириться хочешь?” — “Почто мириться? Русский богатырь не за тем ходит”, — отвечал царевич и напустил на змея всю свою охоту: двух собак, волка, медведя и льва. Звери вмиг его на клочки разорвали. Иван-царевич вырезал языки изо всех двенадцати змеиных голов, положил себе в карман, охоту гулять распустил, а сам лег на колени к царевне и крепко заснул. Рано утром приехал водовоз с бочкою, смотрит — змей убит, а царевна жива, и у ней на коленях спит добрый молодец. Водовоз подбежал, выхватил меч и снес Ивану-царевичу голову, а с царевны вымучил клятву, что она признает его своим избавителем. Потом собрал он змеиные головы и повез их к царю; а того и не знал, что головы-то без языков были.
Ни много, ни мало прошло времени, прибегает на то место охота Ивана-царевича; царевич без головы лежит. Лев прикрыл его травою, а сам возле сел. Налетели вороны с воронятами мертвечины поклевать; лев изловчился, поймал вороненка и хочет его надвое разорвать. Старый ворон кричит: “Не губи моего детенка; он тебе ничего не сделал! Коли нужно что, приказывай — все исполню”. — “Мне нужно мертвой и живой воды, — отвечает лев, — принеси, тогда и вороненка отдам”. Ворон полетел, и солнце еще не село — как воротился и принес два пузырька, мертвой и живой воды. Лев разорвал вороненка, спрыснул мертвой водой — куски срослися, спрыснул живой водой — вороненок ожил и полетел вслед за старым вороном. Тогда лев спрыснул мертвою и живою водой Ивана-царевича; он встал и говорит: “Как я долго спал!” — “Век бы тебе спать, кабы не я!” — отвечал ему лев и рассказал, как нашел его убитым и как воротил к жизни.
Приходит Иван-царевич в город; в городе все веселятся, обнимаются, целуются, песни поют. Спрашивает он старуху: “Скажи, бабушка, отчего у вас такое веселье?” — “Да вишь, какой случай вышел: водовоз повоевал змея и спас царевну; царь выдает теперь за него свою дочь замуж”. — “А можно мне посмотреть на свадьбу?” — “Коли умеешь на чем играть, так иди; там теперь всех музыкантов примают”. — “Я умею на гуслях играть”. — “Ступай! Царевна до смерти любит слушать, когда ей на гуслях играют”.
Иван-царевич купил себе гусли и пошел во дворец. Заиграл — все слушают, удивляются: откуда такой славный музыкант проявился? Царевна наливает рюмку вина и подносит ему из своих рук; глянула и припомнила своего избавителя; слезы из глаз так и посыпались. “О чем плачешь?” — спрашивает ее царь. Она говорит: “Вспомнила про своего избавителя”. Тут Иван-царевич объявил себя царю, рассказал все, как было, а в доказательство вынул из кармана змеиные языки. Водовоза подхватили под руки, повели и расстреляли, а Иван-царевич женился на прекрасной царевне. На радостях вспомнил он про свою сестру, поехал к каменному столбу — она сено съела, воду выпила, полон чан слез наплакала. Иван-царевич простил ее и взял к себе; стали все вместе жить-поживать, добра наживать, лиха избывать.