Жил священник у приходской церкви. Приход был у него небольшой, бедный. И ему казалось все мало. И говорит он своей попадье:
— Попадья, суши сухарей, я пойду себе места искать — не могу ли найти себе приход большой.
Шел себе большой дорогой некоторое время и видит — тропа.
— Пойду, — говорит, — этой тропой. Она все равно выведет на большую дорогу, а по ней, может быть, будет ближе.
Шел, шел этой тропой, зашел он далеко, видит— старичок отдыхает.
Он сказал:
— Здравствуй, дедушка.
— Здравствуй, здравствуй, — говорит, — батюшка. Куда идешь?
— Да вот, — говорит, — шел большой дорогой и свернул тропой и думал, что выведет она меня на большую дорогу, да во г и запутал.
— Да и я-то,— говорит,— также,— отвечает старик. — Пойдем, — говорит, — вместе.
Прошли они несколько мест и остановились на ночлег.
— Надо, говорит, что-нибудь закусить.
Старичок развязывает свою сумку, вынимает просвиру. Священник и говорит:
— Дедушка, залезь на эту елку и погляди, не увидишь ли где нибудь свету. И нет ли где-нибудь близко жилья. Лучше бы в жилье ночевать.
Старичок сразу же полез на елку. Покуда он лазил, поп съел у него просвирку. А старичок свету никакого не мог увидеть. Слезает с елки и видит, у него просвирка съедена. Спрашивает у священника:
— Батюшка, кто же, — говорит, — мою просвирку съел?
— Я, — говорит, — не знаю кто.
— Да врешь ты, — говорит, — ты один и был. Ты должен был видеть или ты съел.
— Право, — говорит, — не ел и не видел, кто и съел.
Ночевали они ночь, утром встали, отправились лесом и вышли они к озеру.
Старичек и говорит:
— Поедем, прямо, — говорит, — озером.
А поп говорит:
— Нет, озером итти, потонем.
— Иди, — говорит, — за мной, так не потонешь.
Пошли они озером, как сухим путем. Доходят они до второго берега. Старичок выскочил на берег. Поп ухнул в воду.
— Дедушка, — говорит, вынь — меня из воды. Я, — говорит, — тону.
— Выну, — говорит,— из воды, когда скажешь, кто просвирку съел.
— Я не знаю, — говорит, — и не видел, кто просвирку съел.
Старик вынул его из воды, и пошли они своим путем. Дошли они до города. Старичок и говорит:
— Мы с тобой займемся лекарством. Здесь у знаменитого купца есть дочь, мы ее и вылечим. И он нам за нее дорого даст.
Зашли они к купцу, зашли они на кухню, и назвались они лекарями. И купец расположился им отдать дочку. Они заставили топить баню и снести туда два ушата воды: один ушат нагреть теплой водой, другой оставить холодной. И снесли эту дочку в баню. И выслали они обратно прислугу. Заперли баню. И взял старичок, вынул ножик, изрубил дочку на куски и склал в теплый ушат в воду. Вынимает куски из теплого ушата и прополаскивает в холодной воде и прикладывает кусок к куску. И сложил всю девицу и спрыснул холодной водой. И девица сделалась живой. Не зазнала в себе никакой боли. Приходит к отцу и отец спрашивает ее:
— Здорова ли ты?
— Она ему отвечает:
— Здорова.
— Как лечили тебя?
— А я ничего не помню.
И купец дал им, на волю предоставил денег взять, сколько им надо.
Священник набрал денег много. А старичок Этот поменьше. Вышли они из города. Священник и говорит:
— Дедушка, станем мы ходить и будем лекарями. Деньги мы большие наживем.
— Нет, — говорит, — я не пойду. Иди ты один как тебе надо. Есть в таком-то городе, я тебе скажу, у графа неможет дочка, и ее никакие доктора вылечить не берутся. Тебе громадную сумму он даст. Ведь ты видел, как я делал, так и делай, тогда и вылечишь.
Поп сказал ему:
— Я видел.
— Ну, и пойди.
Отправился священник в этот же город. Приходит к графу, доложил, что пришел лекарь. Граф позвал его к себе, и он взялся вылечить его дочь. Приказал затопить баню и принести два ушата воды: один ушат нагреть теплой водой, а другой оставить холодной. Свели эту дочку, и он велел прислугам выйти из бани. Запер баню. И начал ее рубить на куски. Изрубив на куски склал в теплый ушат. Начал вынимать эти куски. И разопревшая говядина не держится у него в руках. И он испугался.
— Что я наделал теперь! Будет мне казнь!
Ту же минуту колонулось у дверей, и он спросил:
— Кто тут есть?
Он ответил:
— Я, — говорит, — отпирай!
Он пропустил его, и пришел к нему товарищ.
— Что ты, — говорит, — наделал?
— Я все так делал, как ты делал, а у меня ничего не выходит.
И принялся старичок, зачал прополаскивать куски и прикладывать один к одному. И сложил все в одно место. Спрыскал холодной водой, и сделалась она живая. И не чувствовала в себе боли и оправилась к отцу. Отец спрашивает у нее:
— Здорова ли есть?
— Здорова.
И он у нее спрашивает:
— Как тебя лечили?
— Я не помню — говорит, — как меня лечили, а только не чувствую в себе никакой боли.
Граф за свою дочь привел их к деньгам, серебру и золоту. Дал им такую волю и денег брать, сколько хотят. Старичок говорит священнику:
— Батюшка,—говорит,—бери больше; мне,— говорит, — меньше надо.
Священник наклал кошельки и карманы, и сумку золота. И отправились они из города. Старичок и говорит:
— Батюшка! Мы с тобой вместе-то деньги добывали, давай, разделим мы их!
Поп и говорит:
— А что ты мало брал-то? Тебе бы надо больше брать!
— Да давай-ко уж разделим.
Вывалили деньги оба в одну кучу, и потом старичок начал деньги эти раскладывать на три кучи. Поп у него и спрашивает:
— Кому же ты третью кучу кладешь? Нас, — говорит, — только с тобой двое.
— А эта третья куча тому, кто у нас про свирку съел.
— А я, — говорит, — просвирку съел!
— Да, как ты? Ты, помнишь, — говорит, -— отпирался, что не я.
— Нет я, — говорит. — Право, ей богу, я! Ты, когда лазил на елку, я тогда просвирку и съел.
— Ну, когда ты всю просвирку съел, пускай все деньги тебе.
Склал поп деньги и пошел домой. И доходит он до своего дома, и тропинка была прямо ему к дому. И надо было лезть через перелаз. Сумка вылетела у него из-за спины и упала за огород. И он остался по сторону огорода, а сумка упала по другую сторону. И тут его задавило.