Жила-была кума-Лиса; надоело Лисе на старости самой о себе промышлять, вот и пришла она к Медведю и стала проситься в жилички:
– Впусти меня, Михаиле Потапыч, я лиса старая, ученая, места займу немного, не объем, не обопью, разве только после тебя поживлюсь, косточки огложу.
Медведь, долго не думав, согласился. Перешла Лиса на житье к Медведю и стала осматривать да обнюхивать, где что у него лежит. Мишенька жил с запасом, сам досыта наедался и Лисоньку хорошо кормил. Вот заприметила она в сенцах на полочке кадочку с медом, а Лиса, что Медведь, любит сладко поесть; лежит она ночью да и думает, как бы ей уйти да медку полизать; лежит, хвостиком постукивает да Медведя спрашивает:
– Мишенька, никак, кто-то к нам стучится?
Прислушался Медведь.
– И то, – говорит, – стучат.
– Это, знать, за мной, за старой лекаркой, пришли.
– Ну что ж, – сказал Медведь, – иди.
– Ох, куманек, что-то не хочется вставать!
– Ну, ну, ступай, – понукал Мишка, – я и дверей за тобой не стану запирать.
Лиса заохала, слезла с печи, а как за дверь вышла, откуда и прыть взялась! Вскарабкалась на полку и ну починать кадочку; ела, ела, всю верхушку съела, досыта наелась; закрыла кадочку ветошкой (тряпкой. – Ред.), прикрыла кружком, заложила камешком, все прибрала, как у Медведя было, и воротилась в избу как ни в чем не бывало.
Медведь ее спрашивает:
– Что, кума, далеко ль ходила?
– Близехонько, куманек; звали соседки, ребенок у них захворал.
– Что же, полегчало?
– Полегчало.
– А как зовут ребенка?
– Верхушечкой, куманек.
– Не слыхал такого имени, – сказал Медведь.
– И-и, куманек, мало ли чудных имен на свете живет!
Медведь уснул, и Лиса уснула.
Понравился Лисе медок, вот и на другую ночку лежит, хвостом об лавку постукивает:
– Мишенька, никак опять кто-то к нам стучится?
Прислушался Медведь и говорит:
– И то кума, стучат!
– Это, знать, за мной пришли!
– Ну что же, кумушка, иди, – сказал Медведь.
– Ох, куманек, что-то не хочется вставать, старые косточки ломать!
– Ну, ну, ступай, – понукал Медведь, – я и дверей за тобой не стану запирать.
Лиса заохала, слезая с печи, поплелась к дверям, а как за дверь вышла, откуда и прыть взялась! Вскарабкалась на полку, добралась до меду, ела, ела, всю середку съела; наевшись досыта, закрыла кадочку тряпочкой, прикрыла кружком, заложила камешком, все, как надо, убрала и вернулась в избу.
А Медведь ее спрашивает:
– Далеко ль, кума, ходила?
– Близехонько, куманек. Соседи звали, у них ребенок захворал.
– Что ж, полегчало?
– Полегчало.
– А как зовут ребенка?
– Серёдочкой, куманек.
– Не слыхал такого имени, – сказал Медведь.
– И-и, куманек, мало ли чудных имен на свете живет! – отвечала Лиса.
С тем оба и заснули.
Понравился Лисе медок; вот и на третью ночь лежит, хвостиком постукивает да сама Медведя спрашивает:
– Мишенька, никак, опять к нам кто-то стучится? Послушал Медведь и говорит:
– И то, кума, стучат.
– Это, знать, за мной пришли.
– Что же, кума, иди, коли зовут, – сказал Медведь.
– Ох, куманек, что-то не хочется вставать, старые косточки ломать! Сам видишь – ни одной ночки соснуть не дают!
– Ну, ну, вставай, – понукал Медведь, – я и дверей за тобой не стану запирать.
Лиса заохала, закряхтела, слезла с печи и поплелась к дверям, а как за дверь вышла, откуда и прыть взялась! Вскарабкалась на полку и принялась за кадочку; ела, ела, все последки съела; наевшись досыта, закрыла кадочку тряпочкой, прикрыла кружком, пригнела камешком и все, как надо быть, убрала. Вернувшись в избу, она залезла на печь и свернулась калачиком.
А Медведь стал Лису спрашивать:
– Далеко ль, кума, ходила?
– Близехонько, куманек. Звали соседи ребенка полечить.
– Что ж, полегчало?
– Полегчало.
– А как зовут ребенка?
– Последышком, куманек, Последышком, Потапович!
– Не слыхал такого имени, – сказал Медведь.
– И-и, куманек, мало ли чудных имен на свете живет! Медведь заснул, и Лиса уснула.
Вдолге ли, вкоротке ли, захотелось опять Лисе меду – ведь Лиса сластена, – вот и прикинулась она больной: кахи да кахи, покою не дает Медведю, всю ночь прокашляла.
– Кумушка, – говорит Медведь, – хоть бы чем ни на есть полечилась.
– Ох, куманек, есть у меня снадобьеце, только бы медку в него подбавить, и всё как есть рукой сымет.
Встал Мишка с полатей и вышел в сени, снял кадку – ан кадка пуста!
– Куда девался мед? – заревел Медведь. – Кума, это твоих рук дело!
Лиса так закашлялась, что и ответа не дала.
– Кума, кто съел мед?
– Какой мед?
– Да мой, что в кадочке был!
– Коли твой был, так, значит, ты и съел, – отвечала Лиса.
– Нет, – сказал Медведь, – я его не ел, всё про случай берег; это, значит; ты, кума, сшалила?
– Ах ты, обидчик этакий! Зазвал меня, бедную сироту, к себе да и хочешь со свету сжить! Нет, друг, не на такую напал! Я, лиса, мигом виноватого узнаю, разведаю, кто мед съел.
Вот Медведь обрадовался и говорит:
– Пожалуйста, кумушка, разведай!
– Ну что ж, ляжем против солнца – у кого мед из живота вытопится, тот его и съел.
Вот легли, солнышко их пригрело. Медведь захрапел, а Лисонька – скорее домой: соскребла последний медок из кадки, вымазала им Медведя, а сама, умыв лапки, ну Мишеньку будить.
– Вставай, вора нашла! Я вора нашла! – кричит в ухо Медведю Лиса.
– Где? – заревел Мишка.
– Да вот где, – сказала Лиса и показала Мишке, что у него все брюхо в меду.
Мишка сел, протер глаза, провел лапой по животу – лапа так и льнет, а Лиса его корит:
– Вот видишь, Михайло Потапович, солнышко-то мед из тебя вытопило! Вперед, куманек, своей вины на другого не сваливай!
Сказав это, Лиска махнула хвостом, только Медведь и видел ее.Жила-была кума-Лиса; надоело Лисе на старости самой о себе промышлять, вот и пришла она к Медведю и стала проситься в жилички:
– Впусти меня, Михаиле Потапыч, я лиса старая, ученая, места займу немного, не объем, не обопью, разве только после тебя поживлюсь, косточки огложу.
Медведь, долго не думав, согласился. Перешла Лиса на житье к Медведю и стала осматривать да обнюхивать, где что у него лежит. Мишенька жил с запасом, сам досыта наедался и Лисоньку хорошо кормил. Вот заприметила она в сенцах на полочке кадочку с медом, а Лиса, что Медведь, любит сладко поесть; лежит она ночью да и думает, как бы ей уйти да медку полизать; лежит, хвостиком постукивает да Медведя спрашивает:
– Мишенька, никак, кто-то к нам стучится?
Прислушался Медведь.
– И то, – говорит, – стучат.
– Это, знать, за мной, за старой лекаркой, пришли.
– Ну что ж, – сказал Медведь, – иди.
– Ох, куманек, что-то не хочется вставать!
– Ну, ну, ступай, – понукал Мишка, – я и дверей за тобой не стану запирать.
Лиса заохала, слезла с печи, а как за дверь вышла, откуда и прыть взялась! Вскарабкалась на полку и ну починать кадочку; ела, ела, всю верхушку съела, досыта наелась; закрыла кадочку ветошкой (тряпкой. – Ред.), прикрыла кружком, заложила камешком, все прибрала, как у Медведя было, и воротилась в избу как ни в чем не бывало.
Медведь ее спрашивает:
– Что, кума, далеко ль ходила?
– Близехонько, куманек; звали соседки, ребенок у них захворал.
– Что же, полегчало?
– Полегчало.
– А как зовут ребенка?
– Верхушечкой, куманек.
– Не слыхал такого имени, – сказал Медведь.
– И-и, куманек, мало ли чудных имен на свете живет!
Медведь уснул, и Лиса уснула.
Понравился Лисе медок, вот и на другую ночку лежит, хвостом об лавку постукивает:
– Мишенька, никак опять кто-то к нам стучится?
Прислушался Медведь и говорит:
– И то кума, стучат!
– Это, знать, за мной пришли!
– Ну что же, кумушка, иди, – сказал Медведь.
– Ох, куманек, что-то не хочется вставать, старые косточки ломать!
– Ну, ну, ступай, – понукал Медведь, – я и дверей за тобой не стану запирать.
Лиса заохала, слезая с печи, поплелась к дверям, а как за дверь вышла, откуда и прыть взялась! Вскарабкалась на полку, добралась до меду, ела, ела, всю середку съела; наевшись досыта, закрыла кадочку тряпочкой, прикрыла кружком, заложила камешком, все, как надо, убрала и вернулась в избу.
А Медведь ее спрашивает:
– Далеко ль, кума, ходила?
– Близехонько, куманек. Соседи звали, у них ребенок захворал.
– Что ж, полегчало?
– Полегчало.
– А как зовут ребенка?
– Серёдочкой, куманек.
– Не слыхал такого имени, – сказал Медведь.
– И-и, куманек, мало ли чудных имен на свете живет! – отвечала Лиса.
С тем оба и заснули.
Понравился Лисе медок; вот и на третью ночь лежит, хвостиком постукивает да сама Медведя спрашивает:
– Мишенька, никак, опять к нам кто-то стучится? Послушал Медведь и говорит:
– И то, кума, стучат.
– Это, знать, за мной пришли.
– Что же, кума, иди, коли зовут, – сказал Медведь.
– Ох, куманек, что-то не хочется вставать, старые косточки ломать! Сам видишь – ни одной ночки соснуть не дают!
– Ну, ну, вставай, – понукал Медведь, – я и дверей за тобой не стану запирать.
Лиса заохала, закряхтела, слезла с печи и поплелась к дверям, а как за дверь вышла, откуда и прыть взялась! Вскарабкалась на полку и принялась за кадочку; ела, ела, все последки съела; наевшись досыта, закрыла кадочку тряпочкой, прикрыла кружком, пригнела камешком и все, как надо быть, убрала. Вернувшись в избу, она залезла на печь и свернулась калачиком.
А Медведь стал Лису спрашивать:
– Далеко ль, кума, ходила?
– Близехонько, куманек. Звали соседи ребенка полечить.
– Что ж, полегчало?
– Полегчало.
– А как зовут ребенка?
– Последышком, куманек, Последышком, Потапович!
– Не слыхал такого имени, – сказал Медведь.
– И-и, куманек, мало ли чудных имен на свете живет! Медведь заснул, и Лиса уснула.
Вдолге ли, вкоротке ли, захотелось опять Лисе меду – ведь Лиса сластена, – вот и прикинулась она больной: кахи да кахи, покою не дает Медведю, всю ночь прокашляла.
– Кумушка, – говорит Медведь, – хоть бы чем ни на есть полечилась.
– Ох, куманек, есть у меня снадобьеце, только бы медку в него подбавить, и всё как есть рукой сымет.
Встал Мишка с полатей и вышел в сени, снял кадку – ан кадка пуста!
– Куда девался мед? – заревел Медведь. – Кума, это твоих рук дело!
Лиса так закашлялась, что и ответа не дала.
– Кума, кто съел мед?
– Какой мед?
– Да мой, что в кадочке был!
– Коли твой был, так, значит, ты и съел, – отвечала Лиса.
– Нет, – сказал Медведь, – я его не ел, всё про случай берег; это, значит; ты, кума, сшалила?
– Ах ты, обидчик этакий! Зазвал меня, бедную сироту, к себе да и хочешь со свету сжить! Нет, друг, не на такую напал! Я, лиса, мигом виноватого узнаю, разведаю, кто мед съел.
Вот Медведь обрадовался и говорит:
– Пожалуйста, кумушка, разведай!
– Ну что ж, ляжем против солнца – у кого мед из живота вытопится, тот его и съел.
Вот легли, солнышко их пригрело. Медведь захрапел, а Лисонька – скорее домой: соскребла последний медок из кадки, вымазала им Медведя, а сама, умыв лапки, ну Мишеньку будить.
– Вставай, вора нашла! Я вора нашла! – кричит в ухо Медведю Лиса.
– Где? – заревел Мишка.
– Да вот где, – сказала Лиса и показала Мишке, что у него все брюхо в меду.
Мишка сел, протер глаза, провел лапой по животу – лапа так и льнет, а Лиса его корит:
– Вот видишь, Михайло Потапович, солнышко-то мед из тебя вытопило! Вперед, куманек, своей вины на другого не сваливай!
Сказав это, Лиска махнула хвостом, только Медведь и видел ее.