Микула шут поехал на па́шню. Пашет Микула шут па́шню; едет свяшшеник дорогой; увидал, што Микула шут пашет. — «Бог по́мочь тебе!» — «Добро жа́ловать!» — «Как же ты, Микула шут, с ро́ду не пахал, а теперь вы́ехал пахать?» — А Микула шут на то сказал: «Добрые люди поехали сеять, и на меня доброй ум напахну́л, и я поехал похать; напашу́, буду сеять». — «Так вот што, Микула шут, загни-ко мне зипу̀нчик — говорит: — у меня зипуна̀ нету: дождь пойдет, а зипуна нет!»
Микула сказал, што «я ба́ло [на котором полозья гнут] забыл дома; ты попаши́ наместо меня, а я съезжу на твоей лошадке; да я и пешком могу сходить: пуша́й лошадь твоя здесь похо́дит… Вот што, батько, ты оде́жду-ту сними; я твою одежду надену, а ты мо́ю, а то поедут мужики, скажут, што поп пашет; неловко!» говорит. Свяшшеник ло́поть худую надел, а с себя хорошую оде́жду отдал.
Приходит Микула шут к матке и говорит: «Матка, давай тысчу рублей денег! затем свяшшеник отдал мне свою одежду, што мы дом скупи́ли хоро́шой!» Матка и говорит, што «тысчи рублей у нас нету; девятьсот есь, а одной сотни нету». — «Он велел» у дьякона занять сотню». — Матка живо побежала к дьякону, сотню рублей заняла́ и подала́ ему денег тысчу рублей. Он попал в лес и лежит, нейде́т к попу; а одежду поповскую оставил дома.
Поп, видно, паха́л, пахал; «што он, сукин сын, долго? штобы он там ма́тку не обманул, надо ехать мне домой!» — Приезжает свяшшеник домой и говорит: «Матка, ты Микулу шута не видала?» — «Што́ ты, батько — говорит:— я отдала ему тысчу рублей денег! вы дом скупили», говорит. — Он обратѝлся на́ поле, свяшшеник, Микулу шута искать.
Микула шут надел на себя сарафан, подвяза́лся по-девичьи и пашет. Подъезжает он [поп] к девице и здоро́ватся: «Здраствуешь, Микулишна!» — «Здраствуешь, батько!» говорит. — «Я — говорит: поехал твоего брата искать!» — «А я — говорит: — принесла́ ему хлеба, да лошадь даром стоѝт, а его нет!» — Поп и говорит: «Микулишна, ты лошадь брось тута, он придет так вспа́шет, а ты иди ко мне: хоть деньги-те эти немножко заживи!»
Микулишна сказала: «Я, батько, рада месту: я с го́лоду пропа́ла, с им живу… Так нужно, ба́тько, лошадь вы́прекчи: кто его зна́ет, скоро не ско́ро приедет, пушай лошадь хоть ест, ходит». — Привозит Микулишну домой, сказал попадье што, «не нашол Микулу самого́, а вот привез его сестру: пушай хоть поживет, деньги у нас заживет которы».
Он (Микула) жил до́лго, сознакомился — у попа было три дочери, — потихоньку наладил имя́. То поп говорит матке: «Што-то у нас, матка, дочери сы́ты стали ши́бко. Не Микула ли сам живет ето у нас?» — Попадья говорит: «Как мы его узна́ем?» — «Истопить нужно баню». — Посыла́л своих дочерей с ею в баню, с Микулишной. Дочери приходят. — «Не Микула ли есть?» — «Што вы думаете? што мы девки, то́ и она девка!» — Поп ответил: «Тупа́й, матка, с ей сама! лучше узнаешь». — Во второй раз он нейдет: «У меня, — говорит: — голова заболела, я и так угорела!» — «На будушшей день исто́пим баню — говорит — пойдешь?» — «Пойду». (Пропуск.)
Тогда купечество наслы́шались, што у попа девки этаки сы́ты, хоро́ши, приехали сватать поповских дочерей. Всех трех деви́ц подводи́ли, а купцы сказали: «Не возьмем не котору». — А поп сказал: «Есть у меня девушка хорошая, чистенькая, Микулишна…» — «Веди́ Микулишну!» — Микулишна приходит… Согласились купцы взять ее. Батько тем же разом повенчал; купцы повезли ее домой.
Привезли ее домой, посадили; посидели, потом дру́жки повели ее на подклет (в спальну). Лег Микула шут с женихом и говорит: «Ох, жених, у меня брюхо заболело». — Микула шут ушшупал у жениха в кармане бумажник: «Это,— говорит — што у тебя?» — «Деньги!» — Микулишна отвечает: «Да-ко мне — говорит — сто рублей, не отвали́т ли у меня от сердца». — Жених вынимает деньги, сто рублей, отдает Микулишне. — «Ми́лой мой женишок, от сердца отва́ливает! нет ли ишо?.. От сердца меня отвали́ло хорошо, дак [на двор] меня ма́нит, а терпеть я не могу!» А жених говорит, што «везде за́перто». — Микулишна ответила: «Окно отворяется; ты меня на холсту́ опусти́, ты меня опять и затя́нешь». — Только Микула спустился, — тут лежит козел. Он привязал его за рога и говорит, што «я готова, ташшѝ меня». — Жених приташши́л козла́. «Што такое, оввернулась моя невеста козлухой! Вот беда! Куды жо теперь я?» — А Микула был таков (ушел).
Жених на кровать, и козел прыгнул также к ему на кровать. Жених начал бегать по избе, козел спрыгнул с кровати, бегат также по избе, бегат и ревёт. То он закричел несча́дно своих дружек. Дружки приходят: «Што тут сделалось?» — «Вот у меня невеста оввернулась козлухой». — Невесту лупи́ли дружки несча́дно; только с козлухи шерсть летит, как оне понюжа́ют: «Оввернёшься?» — До того стега́ли — козлуху убили. Купец приказал ее вывезти на назем, зарыть.
Поутру Микула шут приходит к попу сам (срядился в мужицкую одежду). Микула шут с попом поздоро́вался, а поп и сделался рад, что Микула пришол к ему. — «Ну, как Микула шут? — Тысчу рублей ты у матки взял, отдай мне деньги». — Микула шут на то сказал: «Я слыхал, будто ты сестру о́тдал за купеческого сына; съездим жениха посмотрим, потом я тебе деньги отдам». — Запрегли лошадь, приезжают к купцу. Попа́ стретили, посадили за стол, начали потчивать. «Потчевание мне — сказал Микула: «не нужно! покажи́те жениха и невесту!» — Купец объясняет брату Микуле, что «что-то молоды́ не здоровы». — «Я не хочу слушать; все-таки притти не на долго время можно».
Священнику сказали они, что «невеста отвернулась козлухой, мы ее убили».
Наконец и ему сказали. — «Богатые купцы людей бьют!.. Тебе, поп, не отдам деньги, а на их просьбу напишу, что мою сестру убили!» — Купец сказал:
«Микула шут, возьми с меня двести рублей, только просьбу не пиши, ее уж теперь не воротишь». — (Вот он как зипуном загибает!) Поп сказал: «И я с тебя не возьму тысчу рублей; не каля́кай нигде». — Микула шут на ето был согласен; получил с купца ешо двести рублей, а потом отправился домой. (Пропуск).
…Составилось у его денег 1600 рублей; потом он свою ко́жу продал за рупь. Приходит в свое селе́ние домой. Собра́лся сход, советуют об хороших делах. Он приходит на сходку. — «Об чем больше советуете, также я с вами посоветую. Вот я заколол свою лошадь, продал кожу за 1600 рублей. Не верите, сошшитайте мои деньги, знаете, что мне денег взять не́где».
То он вы́ложил свои деньги; сошшитали, у него действительно 1600 рублей. То народ разошли́сь, пошли своих лошадей колоть — продавать кожи. Ко́ней всех приколо́ли, по одной лошаденке оставили (воза́ наколо́ли которы богаты мужики́); привозят много возов этих кож, а кожи не по че́м не берут. Кое-как рассова́ли эти кожи — кто по рублю, кто по́ два. Вот он что подлец сделал. «Поедемте, ребята, домой, пойма́м его, убьем за ето, что он нас обманул!»
То приехали домой. Он идет по озеру. Они прибежали артелью, схватили его, завязали в рогожу. — «Ребята, пойдем, пообедаем, возьмем пе́шню, лопатку, сделаем пролубь, утопим его в озере». — То — поку́ль завтракали, а по озеру купец ехал, арендатор, который держал это озеро. Купец увидел, что куча така́ лежит: «Кучер, айда́ приворачивай к етой куче ближе!» — Купец подъехал. — «Кто тут такой?» — А он скричел: «В окуни́но царство меня садят царить, а я царить не умею!» — А купец говорит: «Я царить умею!» — «Развяжи меня, сечас тебя в цари поса́дят». — Купец Микулу шута развязал, а он купца завязал; сял в повозку и сказал: «Кучер, пошол!» — То прибегают мужики, выда́лбливают большую про́лубь и спустили купца в окунино царство.
Мужики приходят домой, сходку собра́ли, советуют: где лошадей взять подешевле. — Микула шут тут едет на тройке лошадя́х — лошади вороны́е,— в повозке. Микулу шута увидели, и закричели народ его: «Остановись, Микула шут. Посоветуй с нами!» — Он подъехал к сходке. — «Мы думали, что ты, Микула шут, потонул, а ты, видно, жить хочешь. Где ты таких лошадей взял?» — «Хо вы, чудаки эдаки, там есь буры и кауры и каких надо: табуны́ ходят целые. Я только скричел, подбежали ко мне тройка лошадей, я вот запре́г и езжу». — «Микула шут, нельзя ли как нам?» — «Айда́те, про́луби долбите всяк себе пошире, чтобы провести коней побольше?» То они надолбили про́луби широкие.
Скричел Микула шут: «Кричите, кому каких надо, такие и подбегут — кому бурых, кому каурых». — Сколько ле было в селенье мужиков, все враз па́ли. Тогда сказал кучеру: «Пошо́л!» Поехали вперед. Проехали версти три; тогда он сказал кучеру: «Кучер, стой! теперь я пойду пешком, коней мне не надо!» (сам вон настряпал что!)
Жо́ны их сказали: «Что-то наших мужьёв долго нет». — Да ведь ешо подерутся там об конях-то: получше загля́нется; зависны́е», говорит. — У которого пузырь ло́пнет, тот и выплывет назадь; и коней нет — все кончились.
То бабы их и сказали: «Мы его, подлеца, поймаем, мы его валька́ми убьём». — Увидали Микулу шута, подбежа́ли его ловить; поймали его в лесу, привязали его к березе, а бить имя́ нечем. Пошли они домой за валька́ми. Только ушли от его домой, а из другого селения идет молодец мимо его. — «Что ты, дядюшка, привя́зан?» — «В этом селеньи невест много, а женихов нет; хочут меня женить, а мне не хочется жениться». — Молодец был холостой, ему жениться надо. — «Ах бы мне жениться!» — «Давай, тебе сейчас невест много наведут, только выбирай. Давай отвязывай меня!» — Молодец его отвязал.
Микула живо его привяза́л, чтобы молодец не мог отвязаться. Сам отправился в путь от его. А бабы прибежали, приташши́ли — хто валёк, хто стяжо́к; давай его жарить, а он кричит: «Вы меня жени́те!» — «Мы тебя, подлеца́, женим!» — Молодца етого убили, наташши́ли досо́к, гроб ему сколотили, а в землю не зары́ли…
Потом он молодца из гробу выташшил, сам лег, пробил дыру и взял себе жига́ло. (Пропуск.)
Тогда она испуга́тся, бежит от гробу. Не стали к ему ходить уж: он их всех перепуга́л. Потом он идет по селенью, — они его скричели к себе добровольно; сказали ему: «Микула шут, ходи к нам!»