В безлюдной степи собрались на совет злые духи пустыни. Первым прискакал Ураган; дунул направо, дунул налево, разнес, разметал сыпучие барханы песчаные, место себе порасчистил — и стал выкладывать из-под руки, поджидать товарищей.
Ураган бешеный, злой богатырь, гроза караванов, сидел на горячем рыжем жеребце, носящем страшное имя Смерч. Сам богатырь был в желтом распоясанном халате, в лисьем малахае с огненно-красным верхом; борода у него была длинная, до пояса, косматая и, как песок, желтая, а в руках он держал большую метлу, было бы чем подогнать ленивые барханы, заупрямившиеся, не слушающие одного его приказа-дуновения.
Скучно богатырю одному дожидаться… Горячится конь под седлом, удила грызет, землю роет стальным копытом… Ничего не видать в степи живого, не над чем от скуки потешиться…
Ползет змейка серая, искрятся глаза у гадины, раздвоенный язычок шипит и вьется…
— Занесу!.. — крикнул Ураган, а сам подсмеивается в бороду.
— Ничего, дяденька, заноси!.. Мне это сподручно…
— Знаю, потому и не трогаю, — проворчал богатырь.
Вереница волков тощих-претощих, голодных, изморенных между барханами, крадучись, пробирается.
— Я вас! — заорал Ураган.
Метнулись в страхе вороватые звери, прыснули во все стороны.
— Э… ге-ге! послушайте, стойте!.. жалко мне вас стало!.. — кричит им вслед богатырь: — гони, ребятки, на север… Там я для вас обед приготовил: нагнал проезжего человека с конем, закрутил, задушил, замучил, спать уложил, песком принакрыл… Гайда! Поройтесь!.. То-то я добрый!..
— Спасибо, дяденька! — провыли волки и пустились вприскочку по указанному направлению.
Так забавлялся, развлекался Ураган-богатырь, товарищей поджидаючи…
Долго ли, скоро ли — загудело по степи, холодом повеяло, завыло, засвистало, — скачет Ураганов брат-зимник: дед-Буран. Прискакал, обнялся с братом… Взвились винтом чуть не до неба и снова на землю спустились.
— Как поживаешь?
— Чудесно!.. Как ты?..
— Скучно летом… зато выспался!.. Что же, пока мы с тобою двое?
— Пока двое…
— Подождем, побеседуем…
Дед-Буран был на гривастом сивом коне, звали копя Пургою. Сан дед в белом овчинном халате, в таком же малахае, и борода у него была, как у брата, до пояса, только, как лунь, белая… Тряхнет бородою — глаза занесет мелкими, льдистыми снежинками…
— И чего гнали мы, спешили! — рассуждают меж собою братья-губители. — Вишь его, ночь; только показалась звезда предутренник: неповадно Зною, первому палачу людскому, с его роднею в такую пору показываться… Подождать, пока солнце взойдет, приходится…
Стали дожидаться.
Забелела полоса на востоке, вспыхнуло небо золотым светом, понеслись над степью-пустынею невидимые голоса… Из-за высоких барханов проглянуло солнце…
— Теперь скоро! — решили братья и оба на восток воззрились…
Тихо, словно не по земле ступает, по воздуху плывет — медленно приближается Зной-богатырь… И глазам смотреть на него больно; лица разглядеть нельзя в его огненном сиянии.
— Сам один, али с детьми, с ребятами малыми?
— Захватил и ребят на совет, да поотстали, следом бегут… Слышь, костями постукивают? — отвечал Зной-богатырь…
А дети у него: сын Голод да дочка Жажда, — злые, презлые, — тут как тут, из-за ближнего бархана поспешают.
Едет Голод, костяк костяком: очи провалились, зубы оскалены — и едет на тощем-претощем верблюде, кожа да кости… Едет и сестрица его Жажда, телом вся в брата, а сидит, еле держится, на тощем осле-ишаке.
— Тутотка ли, тятенька? Поспели!
— Ну, теперь все в сборе! — загремел Ураган. — Приступим к совещанию…
— Приступим! — отвечали все хором.
— Говорят, братцы мои, что люди зазнаваться стали, — начал Зной. — Мало того, что у себя, где воду мы не могли одолеть, — тени понастроили, деревья понасажали, надо мною стариком надсмеялись. Говорят, будто мало им того места, где самим Богом воде быть указано, — дальше в пустыню, в наше исконное царство, проводить ее собираются. Где, бывало, часа перегона от городских стен до наших пределов не было, — теперь уже и в день не проедешь… обидно!..
— Ну, это мне плевок, — похвастался Ураган. — Разнесу, ‘размечу, позасыплю песком те арыки, с корнем деревья повыворачиваю… Гляди: мало ли я на своем веку царств обратил в пустыню… Покажи, где еще такие новые?..
— Сидели бы, небось, по своим норам, — заворчал дед-Буран, — а то к нам в пустыню и в одиночку, и целыми караванами ходят, под носом у нас понарыли колодцев… Норовят всё летом пакостить; зимою, небось, когда я на страже, боятся…
— Что ж меня, значит, не боятся? — осердился на брата Ураган-богатырь, только что перед тем расхваставшийся.
— Полагать надо!..
— А ты поразрой пески, — мало, что ли, найдешь костей человеческих? Да!.. Поди-ка поройся, — и счета не будет… Чьих рук это дело?..
— Все стараются! нечего считаться да ссориться… — перебил Зной, — не время!..
— Нас тятенька даже в города посылал, и мы там немало находили работы, — затрещали костями детки.
— Все хороши, да в одиночку не воины, — оборвал Ураган. — Я начну рвать, метать, — ты, Зной, опоздаешь…
— Я припеку здорово, — тебя, черт знает, где носит в то время попусту! — перебил Зной.
— Вот и мы с сестрой тоже в разлад: редко вместе… Начну я свою работу, а у людей вода не отнята… ну, денек-другой промаются, а там и добредут до жилого места…
— Я на воду не властна, — выстукивает зубами сестрица, — воду тятенькина обязанность отобрать… мое дело после брать за горло.
— Цыц! — крикнул Зной. — Так вот мы и собрались здесь для того, чтобы путем сговориться, позабыть ссоры да разлады и действовать сообща к погибели человеку и всему живому, разом дружно накидываться и зорко стоять настороже неприкосновенности пустыни нашего мертвого царства… Мертвое так и должно быть мертвое… и мы, вековые богатыри, страшная слава которых давно уже прошла по всему свету, самими людьми достойно воспетая, не посрамимся во-веки…
— Кто против нас в союзе посмеет?! — гаркнул Ураган.
— Кто дерзнет?! — загремел Буран.
— Сунься только! — затрещали, зашипели Голод с Жаждою.
— Да будет так! — поднял руку в знак клятвы старый, лучезарный Зной и так засверкал очами, что дед-Буран отвернулся.
— Легче, говорит: — борода таять начала!..
Случилось тут пронестись степью вечному бродяге, путнику легкому — Перекати-поле.
Скакало оно, неслось, подпрыгивало, с гребня одного бархана на гребень другого переносилось, зацепилось за кустик сухой, задержалось и слышало весь разговор собравшихся злых степных губителей.
— Ох вы, горе-богатыри!.. — заговорило Перекати-поле, — не такая пора теперь, чтобы словами похваляться, зря только хвастаться… Скоро настанет конец вашему царству злому… Идет, гремит, пыхтит да посвистывает новый богатырь, идет с далекого запада, где прошел, вековой след оставил… железом воду сковывает, цепи на пустыни двойные накладывает… Да не враг людям идет, а друг и покровитель: за его спиной, что за каменною стеною, человеку… Скоро и сюда появится, вашу степь окует, загремит по железу железом, — и ляжете вы все у его ног, как псы послушные, потому — ведет того богатыря могучего человеческий гений…
Задумались над этими словами вещими злые силы пустыни, тревожно покосились на занад и, понурив головы, тихо, шагом в разные стороны разъехались…
Поиск по разделу “Русский фольклор”