Главная » Русские народные поверья, поклонения, суеверия и предрассудки » Прочие русские поверия и суеверия » Клад. Как искать спрятанные клады, магия и заговоры. С.В. Максимов

📑 Клад. Как искать спрятанные клады, магия и заговоры. С.В. Максимов

Безграничная в суеверных измышлениях и неудержимая в поисках чудесного, народная фантазия сумела изобрести особых духов, которые охраняют зарытые в земле сокровища и ценности, известные под именем кладов. В южных окраинах Великороссии этот дух зовется “кладовиком”, а подручные его — “кладенцами”, и только в Севском у., Орл. губ., главный духе, по недоразумению, носит имя Кудиара. На севере же его иногда попросту зовут “кладовым” и признают, что эти сторожа действуют всегда вдвоем: один из них “лаюн”, прозван так за то, что обращается в собачку-лайку, при первом покушении на похищение клада, другой “щекотун”, оберегающий клад в виде белобокой птицы сороки-щекотухи.

В Белоруссии этот дух превратился в маленького бога — Коншу, которого просят указать место кладов и помочь их отрыть, а при удаче благодарят, оставляя в его пользу известную часть добычи. Уже по этому последнему признаку видно, насколько древен народный обычай взрывания кладов и насколько устойчива вера в их существование. Обычай этот создали тяжкие условия быта, в которых складывался исторический строй жизни русского земледельческого народа. Близкое соседство с кочевыми ордами диких племен, живших опустошительными и внезапными набегами. и желание оградить интересы потомков-наследников указало этот странный путь охранения имущества, нажитого тяжелым трудом. Со времени первых печенежских и половецких набегов, вплоть до татарских погромов, когда мирная жизнь земледельцев очутилась на краю гибели, русские люди неутомимо придумывали всевозможные меры самозащиты личной и охраны имущественной.

Но в те трудные времена ни на кого нельзя было положиться, и потому люди доверяли свое имущество только матери-сырой земле. Этот обычай не утратил своего глубокого практического значения и в последующее время, когда в народную жизнь ворвались новые враждебные элементы, в сопровождении всяких внутренних неурядиц, в виде разбоев, казачества и крепостного права. Разнузданное своеволие, не знавшее меры и предела, и приученное к легкой наживе путем грабежа или собирания оброков, устремило всю свою алчность на чужие плоды трудовых сбережений и повергло народ в совершенную нищету, возможную только в дни истинного лихолетья. От этих насилий люди вынуждены были бежать в неоглядную даль, искать новых земель, и там, запасаясь новыми сбережениями, покинуть старый обычай взрывания добра в землю. На прежних же местах, как напр., у исконных земледельцев — белоруссов, и до нынешнего дня обмолоченный хлеб зарывается в ямы, и притом тем же способом, как и в те времена, когда войска Карла XII шли на соединение с Мазепой. (Известно, что шведские солдаты, выходя на поля перед солнечным восходом, разрывали ямы, наполненные рожью, узнавая эти места, но отсутствию росы, которую высушивала скрытая теплота зарытого зерна). У великороссов точно также еще жива любимая святочная игра “хоронить золото и чисто серебро”.

По всему громадному северу России, от финляндских до сибирских границ, и от Соловецкого монастыря до Троице-Сергиевской лавры, в народе живет память о тех грабительских временах, которые известны под общим именем “панщины”. Это имя несомненно указывает на ту эпоху, когда шайки разноязычного и разноплеменного народа опустошали Русь в тяжелую годину междуцарствия. “Панами” для олонецких озерных местностей и беломорского поморья были и отряды шведских войск, и примешавшийся к ним всякий бездомный сброд, вроде того, который, отбиваясь от польских войск Лисовского и Сапеги, грабил народ от Волги до сев. Двины и Пинеги включительно. Это были небольшие горсти людей, умевшие нападать врасплох и беспощадно грабить мелкие и разобщенные селения лесных местностей, — шайки, подобные тем, которых в костромских лесах заморозил Сусанин, а олонецкая баба истребляла, обливая горячим овсяным киселем {Замечательно, что память об этом событии сохранилась в Лодейном поле под именем “Киселева дня”, и целая группа деревень, имеющих общее название “Рокзы”, чествует его в четверг Троицыной недели.}. Атаманам этих разбойничьих шаек приписываются великие богатства, которые они, в случае полных неудач, спешили зарывать в землю. Вот образчик подобных преданий, записанным в Кадниковск. у., Волог. г., могущий служить прототипом однородных рассказов.

“Выбрали себе паны притон в одном месте и стали из него наезжать и грабить, всего чаще по праздникам, когда народ расходился по церквам и на базары. Заберут паны что получше, а деревню зажгут. Этим они вывели народ из всякого терпения. И вот, согласились против них три волости и окружили притон так, что разбойникам некуда было деться. Стали они награбленное добро зарывать в землю в большой кадке, и не спроста, а с приговором, чтобы то добро никому не досталось. Атаман ударился о землю, сделался черным вороном и улетел. Товарищей же его всех захватили и “покоренили” {Особый вид старинной казни разбойников, сохранившийся в преданиях вологодского края. Он состоял в том, что у большого дерева обрубали с одной стороны корни, для чего немного поднимали его рычагами и накренивали, чтобы образовалась пустота и можно было в нее просунуть человека. Затем дерево опускали на свое место и таким образом “подкоренивали” под ним живых людей, как бы накрывая их колпаком.}.

Разбои, принявшие, благодаря полному неустройству управления, обширные размеры, отчасти обязаны были своими чрезвычайными успехами еще тому, что народ не переставал видеть в руководителях шаек чародеев, спознавшихся с нечистою силою. В этом убеждены были не только все члены шайки, но и сами атаманы, которые выделялись из толпы природным умом, пылким воображением. исключительною телесною силою и даже увлекательным даром слова. Разину. например, этому поволжскому богатырю-чародею, сам Илья-Муромец годился только в есаулы. И неудивительно, конечно, что, обладая такой сверхъестественной силой, Разин обогащался и откупами с проходящих торговых судов, и даже царскою казною с разграбленного и сожженного им первого русского корабля “Орла”. Неудивительно также, если тревожная жизнь, среди поисков новой добычи и преследований со стороны правительственных властей, вынуждала Стеньку зарывать в землю награбленные сокровища.

По крайней мере, народ верит в это, и все длинное побережье, от Симбирска до Астрахани, все эти лесистые Жигулевские горы и песчаные голые бугры Стеньки Разина — в народном воображении до сих пор считаются местами, где зарыты бесчисленные клады: там лодка с серебром затерта илом на песках, здесь, в Жигулях, у Разина дупла — сундук полон платья, а сверху, как жар, горит икона, и заклята та поклажа на 300 лет; там в полугоре, у спуска к Волге, зарыто 12 нош {Ноша — мера того, сколько может унести на себе сильный бурлак или крючник.} серебра в чугуне, покрытом железным листом, здесь в Шиловской шишке (горе близ с. Сенгилея) подвал, а в нем на цепях четыре бочки золота, охраняемого большим медведем, Замечательно, что народ определяет ценность клада с большой точностью. Так в селе Шатранах (Буинского у., Симб. г.) лежит, по преданию, казны 10 мер (пудов) золота, 2 сундука жемчуга и 4 пуда меди. Это сокровище принадлежало брату Степана Разина, Ивану, и тот, кому достанется клад, — должен медные деньги раздать нищим, по прямому смыслу зарока. Кроме Степана Разина, составляющего центральную фигуру во всей истории поволжской вольницы, наш народ знает еще бесконечное множество более мелких удальцов и просто разбойников, обладавших сверхестественной силой и зарывавших в землю богатые клады.

Так, в Двиницкой волости (Волог. г., Кадник. у.) разбойник-атаман. прозванный за свою неуловимость “Блохой”, приставил к своему кладу целую свору злых рыжих собак. Кузьма Рощин, грабивший в Муромских лесах купеческие караваны, оставил после себя множество кладов в так наз., Рожновом бору. Это предание настолько свежо, что некоторые старожилы называют даже по именам его сподвижников и укрывателей {К последним причисляют, между прочим, господ Боташовых, деятельность которых описана Мельниковым в его романе “В Лесах”.}. В Брянских лесах, и вообще в южной лесной части Орловской губ., также называют много мест, где скрыты клады, зарытые полумифическим разбойником Кудеяром. Говорят, что над камнями, прикрывающими эти сокровища, не только вспыхивают огоньки, но два раза в неделю, в 12 часов ночи, слышен бывает даже жалобный плач ребенка. Этот Кудеяр (время деятельности его с достоверностью не указывается) на всем пространстве великорусской украйны, от Саратовского поволжья, вплоть до устьев Десны, до некоторой степени предвосхищает славу самого Степана Разина.

Сверх вышеупомянутых орловских местностей, в семи уездах Воронежской губ. существуют урочища, носящие его имя. Указывают, например, его “лог”, памятный ставками многочисленных табунов украденных им лошадей, его лощину “мертвушу” — притон шайки, “городище” среди Усманского громаднейшего казенного леса, окруженное высоким валом и обрытое широкою канавою, даже со следами въездных ворот, и затем множество ям и курганов его имени, в которых находили человеческие кости, кинжалы, пики, бердыши, кольчуги, кольца, перстни, татарские монеты и проч. Вот почему не уменьшается страсть к отысканию кладов в Усманской даче, внушающей своим мрачным величием невольный страх и порождающей в народе смутные рассказы о том, что здесь заметны даже следы канавы, по которой намеревались некогда спустить целое озеро, наз. “Чистым”, чтобы достать со дна его, из огромных выходов и погребов, бочки золота и серебра, сундуки с дорогими камнями и мехами, даже целую старинную карету, сплошь наполненную деньгами, и т. п. Страсть к легкой наживе повсюду расплодила множество кладоискателей, которые до такой степени увлекаются идеей быстрого обогащения, что зачастую кончают однопредметным помешательством.

Эти несчастные маньяки вызывают бесконечные насмешки и, сплошь и рядом, делаются жертвами обмана. За дорогую цену нм продаются особые “записки кладов”, к их услугам находятся руководители, заведомо приводящие на пустое место, заранее прославленное и искусно обставленное всеми признаками таинственного урочища и т. д. Вот несколько образчиков таких помешанных фанатиков. Один из известных симбирских кладоискателей занес в свою “запись” о кладах следующий эпизод: “А вот нищий Василий Семеныч доподлинно взял поклажу в селе Красной Поляне, а научил его, как взять — заштатный дьякон: все больше молитвами отчитывал из требника Петра Могилы. За тем требником ездили мы три раза в Ливу (село Корсунского уезда) да дорого просят: сто рублей. да еще надул подлец-лубянишные глаза Евсейка, а денег обобрал много. На что был богат Филипп Чистяков: — четыре расшивки {Совершенно исчезнувшее теперь на Волге, украшавшее пристани пестро размалеванное, грузовое судно, большое, парусное и плоскодонное.} имел — да и те все прожил в клады.– Одначе, Бог поможет (заключает свою запись неисправимый фанатик-кладокопатель), весной возьмет малу толику. Есть у целовальника под горой книга “Немая строка”: по ней вызывать можно”.

И умирая, не поживившись ни единым кладом, этот старик закончил свою запись следующим завещанием, напоминающим бред умалишенного:

“А как Бог велит, — поучает он своих детей, отчитываем Разину поклажу, только первое на перво сто рублей, как помру, отошлите дедушке в Божью церковь, ко Владимирской Божией Матери. А мать, чтобы не знала: все в питейный угодит. А золото, куда положу — шепну опосля, смотрите только, как бы обменяли: чай все крестовики {Совсем исчезнувший и ставший нумизматической редкостью, серебряный рубль времен Петра с крестом из четырех букв П, который, конечно, ни в каком случае не мог очутиться в разинских кладах.}. А если уж менять, так из под виду, а для казны места немного. А святую икону, что на поклаже лежит, освятить доведется”.

В воронежской украйне прославился другой убежденный чудак, исходивший весь тот край вдоль и поперек, разыскивая клады Кудеяра, между которыми один состоял из 60 парных воловьих подвод серебра, 10 пудов золота и целого лотка драгоценных камней. Около этого помешанного образовалась целая толпа плутоватых пособников из мещан и отставных солдат, являвшихся с предложениями заговоров и записей, таинственных талисманов. завернутых в грязные тряпицы, вроде комка глины, добытой в полночь с могилы удавленника, помогающего, как известно, добыче кладов.

При содействии тех же кладоискателей, образовалась целая своеобразная наука о различных способах отрывать и находить клады. Для получения клада, надо, прежде всего, знать зарок, с которым он положен, а эти заклятия настолько капризны, что без записей или подсказов знающих людей невозможно и приступать к делу. Так, напр., на большой дороге, между почтовой и казенной просекой, зарыт клад: чтобы найти его. надо спеть 12 песен, но таких, чтобы ни в одной не было сказано ни про друга, ни про недруга, ни про милого, ни про немилого. Лежит другой клад под сосной; чтоб получить его нужно влезть на эту сосну вверх ногами и спуститься назад точно также вниз головой. Разбойники обычно зарывали свои сокровища “на сто голов человечьих”, но значение этого заклятия мудрено отгадать: сотому ли дураку приходить, чтобы дались те деньги на голодные зубы, или следует самому быть разбойником, чтобы загубить сто человек, прежде чем взяться за заступ {Существует очень распространенный рассказ об одном счастливце, которому удалось подслушать волшебный зарок “на сто голов” и даже перехитрить колдуна, зарывшего клад; когда колдун говорил: “человечьих” счастливец шептал: “воробьиных”, когда колдун говорил: “сто голов”, счастливец шептал: “осиновых колов”.}.

Бывают на клады и такие мудреные заклятия: “попадайся клад доброму человеку в пользу, а худому на гибель”, или еще: “тому это добро достанется, кто после моей смерти тотчас же голым пропляшет”; зарывают и на человека определенного имени, — это, если можно так выразиться, “именные” клады.

Для заурядных искателей чужого зарытого добра исстари существуют могущественные средства, при помощи которых можно одновременно узнать и место нахождения клада, и способ добычи его. Беда только в том, что эти средства даются нелегко. Таковы цвет папоротника {По вологодским приметам. это скатертник-кочедыжник, названный первым именем за узоры на листьях и корневище.}, разрыв-трава, шапка-невидимка, и косточка-счастливка. Первый, хотя и принадлежит к числу бесцветковых растений, но в ночь на Ивана Купала, когда, по народному убеждению, все цветы на земле достигают наивысшей силы расцвета, — горит несколько мгновений огненно-красным отливом. Вот этот-то момент и должен уловить кладоискатель, чтобы обеспечить за собой успех. Нечистая сила, охраняющая клад, очень хорошо знает таинственные свойства папоротника и, с своей стороны, принимает все меры, чтобы никому не позволить овладеть цветком. Она преследует смельчаков диким хохотом и исступленными воплями, наводящими ужас даже на человека не робкого десятка.

Однако, на все эти острастки нечистой силы всероссийское предание советует не обращать внимания, хотя, как говорят, не было еще случая, чтобы самый хладнокровный смельчак остался равнодушным ко всем этим ужасам. Но зато бывали случаи, когда папоротник сам собой попадал некоторым счастливцам в лапоть, задевавшим его нечаянно ногою. С той поры такие избранники все узнавали и видели, замечали даже место, где зарыт клад, но лишь только, придя домой, разувались и роняли цветок, как все знания исчезали и счастье переставало улыбаться им. Некоторые думают даже, что стоит положить цветок за щеку в рот, чтобы стать невидимкой. Впрочем, для последней операции придумана особая косточка, которую находят в разваренной черной кошке {Добывается шапка-невидимка еще и таким образом: во время Христовой заутрени, когда обходят церковь крестным ходом, надо бежать домой, встретить на дворе своего домового, сорвать с его головы шапку и надеть на него свою и, с непогашенной свечей, бежать назад в церковь, чтобы поспеть к крестному ходу. и т. п.}.

Разрыв-трава также отыскивается в ночь на Ивана-Купалу. С ее помощью можно ломать все замки, сокрушать все препоны и разрушать все преграды. Но так как и она, подобно папоротнику, держит цвет не дольше того времени, которое полагается для прочтения символа веры и молитв Господней и Богородичной, то имеется, следовательно, достаточное основание считать ее просто сказочным зельем.

Сверх таинственных обрядов и сложных приемов, из которых ни одного нельзя позабыть, — для искателей кладов придуманы еще заговоры и даже молитвы. Те и другие сотканы из гнилого прядева пустых слов: “Пойду в чистое поле, во леса дремучие, запорные грязи. через океан-море”. А здесь “стоит столб, а на нем сидит Спас-Пресвятая Богородица”. “За болотом немного положено — мне приходится взять. Отойди же ты, нечистая сила, не вами положено, не вам и стеречь”. При розыске таинственных сказочных цветков главная мольба заключается в том, чтобы черт поиграл им да опять отдал и не шутил бы, не глумился над рабом Божьим”. В самодельных же молитвах, придуманных для раскрытия клада, рассчитывают на то, чтобы силою слов и знамением креста сокрушить нечистую силу, приставленную сторожить клад и “отчитывать” самый клад {По Поволжью известны, так наз., “вызывные книги”, где и записаны эти молитвы, достаточно длинные и довольно ловко подделанные под общепринятый способ молитвенных церковных возношений.}.

Впрочем, прямой нужды в этом отчитывании не имеется, но требуются особые благочестивые приемы в тех случаях, когда над кладом находится или часовня, или поставлен крест, или висит на золотой цепи икона Богородицы в золотой ризе, или же, наконец, подвешена одна лампадка. И то, и другое, и третье знаменует присутствие такого клада, который спрятан с таким зароком. чтобы нашедший его построил церковь, или часть приобретенного разделил нищим, или разнес по чтимым монастырям. Народное воображение даже над кладами великого чародея и беспримерного богача Стеньки Разина поставило в некоторых местах иконы Богоматери и перед ними повесило неугасимые лампады.

Когда, при помощи папоротника, клад будет найден, то кладоискатель еще не может считать свое дело оконченным, так как мало найти клад, но нужно еще уметь взять его. Иным счастливцам не надо ни молитв, ни заклинаний, ни вызывных книг, ни руководителей — к ним сами клады напрашиваются, а у иных неудачников уже найденные, отрытые — из рук уходят, не даются. Чтобы взять клад, надо знать известную сноровку. Если клад, выходя из-под земли, превращается в какое-либо животное, или даже в живого человека, то надо его ударить наотмашь левой рукой со словами “аминь-аминь, рассыпься”. Без этого кладом не овладеешь. К одной калужской нищенке, в то время, как она шаталась по селу, приставал петух, теребил ее за подол, совался под ноги: ударила его старуха палкой — и рассыпался петух деньгами. Один уломский старик-гвоздарь шел как-то из деревни в город. Дело было под вечер. Вдруг средь поля что-то загрохотало. Оглянулся — катится бочка, а со стороны кричит чей-то голос: “перекрести дорогу!” Старик испугался, отскочил в сторону — покатилась бочка мимо, а в ней ясно слышен был звон серебряных денег.

В той же Уломе (Новг. губ.) деревенские ребята пошли искать клад и по пути позвали с собой одинокого старика, жившего на краю села в избушке. Старик отказался: “зачем идти искать — коли Бог захочет, так и в окошко подаст”. Долго искали клад ребята, но ничего не нашли. На обратном пути увидали под кустом мертвого барана.– “Давай подкинем его старику в окошко”. Утром увидал у себя старик мертвого барана, взял, благословясь его за ноги, чтобы выбросить на двор, а баран и рассыпался по избе червонцами. Одному пензенскому дьякону каждый полдень являлся неведомый мужик со всклокоченными волосами и бородой, в синей изорванной рубахе и таких же портках. Появится — убежит в сарай и пропадет, и все на одном и том же месте. Смекнул дьякон, в чем дело, и стал рыть в том месте землю. Вырыл яму в сажень глубиной и наткнулся на пивной котел, прикрытый сковородкой. Хотел было его вытаскивать, да вдруг услышал чей-то грубый голос: “а что ты тут, добрый человек, делаешь?” — “А тебе какого черта нужно?” — ответил дьякон и тотчас же услышал, как в руках его дрогнул котел и затем медленно и тяжело начал погружаться в землю. Догадайся дьякон позвать того человека на помощь — и стал бы богачом.

У других неудачников случается и по иному. Роют двое, сговорившись поделиться поровну, да стоит одному подумать про себя, как бы нарушить договор — и тотчас же полуотрытый клад загремит и провалится. Иные даже домой принесут отрытое с намерением исполнить зарок, предписывающий сделать какое-нибудь пожертвование, но, залюбовавшись сокровищем, спрячут до доброго случая, а потом раздумают: у таких, вместо денег, оказываются либо черепки разбитого горшка, либо стекольные верешки от бутылки.

С. В. Максимов.  Нечистая, неведомая и крестная сила. 1903 год.

📑 Похожие статьи на сайте
При перепечатке просьба вставлять активные ссылки на ruolden.ru
Copyright oslogic.ru © 2024 . All Rights Reserved.