Из собрания И.А. Худякова
1860 год.
РАССКАЗ О ВЕДЬМЕ.
Стояли мы в Молдавии в 1828 г. Я тогда был управным ефрейтором, расправлял солдат по квартирам. Стояли мы так как род тесных квартир; у меня (кто из) солдат своих убудет в больницу с квартиры, а из неё, который прибудет, становлю, по нашему, с десятским, по их, с солтусом. Солтус мне говорит: «не всякий раз тебе меня тревожить; когда прибудет, станови сам!» А у хозяина, где стоял солдат, мать была ведьма. Вдруг я становлю к ним, к этому хозяину, на квартиру солдата. Хозяин приходит из корчмы пьяный, говорит: кто поставил солдата?—Солдат говорит: «ефрейтор!» Он взял у него всю казенную аммуницию, выкидал на двор.
Солдат приходит ко мне, говорит: у меня, говорит, хозяин аммуницию на двор выкидал. Я солдату говорю: «поди, принеси из чихауза манерку (что воду пьют) худую, ломаную». Солдат сходил в чихауз, принес. Я говорю: «привяжи ты старую манерку ломаную к ранцу! А новую отвяжи, отнеси ко мне!» Солдат принес, привязал старую манерку к ранцу и говорит мне: я, говорит, привязал!—Пришел я к нему на квартиру к солдату, взял трех человек еще солдат с собою.
Его (хозяина) нет дома; он в корчме. Я говорю: «подите, приведите мне хозяина!» Солдаты пошли, не могли его взять из корчмы: бьется и дерется. Я взял еще двоих и сам третий с ними пошел. Взяли этого хозяина из корчмы кто за что попало: кто за ноги, кто за руки, кто за волосы тащили. Привели его на квартиру; я говорю солдату: «поди, пренеси аммуницию со двора!» Вдруг внесли аммуницию; манерка вся поломаная.
Я говорю: «как ты думаешь теперь разчитаться за казенную аммуницию: хочешь ли, представлю к ротному командиру; ты ни чем не уплатишься; за казенную вещь под суд должен идти!» Хозяин вдруг обробел, стал просить помириться. Я говорю: «мирись, когда солдат примет на себя; я не буду с тобой мириться!» А тут все (значит, дело наше вообще) согласны мириться. Помирились; хозяин уплатил деньги, выставил хороший магарыч.
После хозяева узнали, стали смеяться, что «эта манерка из чихауза, и не хозяин ее сломал». Вдруг на первую ночь получил я приказание и отдал солдатам. Пришел я на квартиру, поужинал, лег спать. Вдруг навалилось на меня, начало меня давить до тех пор, покуда пропотел. Поутру встал, пошел с рапортом, говорю солдатам и федфебелю, что сегодняшнюю ночь меня ведьма давила. Федфебель и говорит: «ну, полно врать-то. Это так часто бывает: кровь наваливает!»—Я говорю: «нет, бывало со мной это, но так еще не случалось никогда!»
На вторую ночь тем же самым образом поужинал, лег спать и думаю себе: «как можно не буду спать, буду дожидать, что будет». Вдруг не спал я, сделался мне в глазах туман, навалилось на меня таким же образом, давай давить меня. Я также рассказал, как и прежде.
На третью ночь думаю: «теперь ужь я не буду спать!» Поужинал, закурил трубку. Долгое время ходил по избе, курил трубку. Потом сел я на кровать: взяла меня дрема; я встал, закурил трубку, стал ходить по избе. Ночник горит; я говорю хозяйке: «туши ночник!» Она говорит: нет, не надо тушить. Ко мне хозяин придет ночью с гостьми!—Хозяин был охотник играть в карты, в орлянку; целую ночь часто играли. «Ну, пускай же горит!»
Хозяйка с двумя дочерьми легла на печи. Я покурил, походил, лег на свою кровать; одну ногу спустил на земь; терплю крепко, чтоб не уснуть мне. Вдруг гляжу: растворяются двери избенные: «вот, мол, она идет, друг-то!» Входит в избу: образ кошечий, только великий, черный как собака; и по всей избе шла на четырех ногах, как следует быть. Потом против меня взошла и повернулася ко мне, села; и вдруг стала поднимать передния лапы. Вытянулась на задния ноги, прыгнула прямо мне на грудь.
Я схватил ее за шиворот, стал на ноги, ударил ее о стол так, что стол верх ногами опрокинулся и ночник на мелкие черепки рассыпался. Хозяйка и девки перепугалися, вдруг закричали: что такое?—Я говорю: «ничего! вздуйте огня!»—Вздули огня, смотрят: верх ногами стол лежит. Кто его повалил?—Я говорю: «я»!
Вдруг поутру стал я рано; пошел я справляться с солдатами о здоровье. Подхожу я под их окно, где ведьма. Я сказал: «служба, здоровы?»—Она подбежала под окно и кричит мне: прошу покорно, прошу в хату!—Я говорю: «да что там в хате у вас». Она говорит: прошу покорно; побываете и узнаете!—Пришел я в хату, застилает старуха стол, сажает меня и давай подчивать и угощать; и с того часу мы жили с ней мирно.
(Рассказывал Парфений Антоныч Антонов, отставной унтер-офицер. Обе Саги и сказка о Иване Дорогокупленном записаны с его слов. В Жолчине его зовут просто: «Антоныч». Он вполне верит всему, что рассказывает. Вера в языческое чудесное еще в высшей степени распространена в народе; так например в этом же Жолчине одна баба на могиле только что похороненного родственника кричала, чтоб он летал к ней змеем. Это было летом нынешнего года).