Николай Александрович Соловьёв-Несмелов
Нянины сказки, 1917.
Кот и мыши.
Пришли сумерки. В столовой, маленькой и низенькой комнате, только что покормили детей манной кашей, молочком с булочкой; была и холодная котлетка для старшего мальчика… Маленькая Маруся мелко-мелко искрошила свой кусочек булочки, шаловливо хлопая пухлой ладонью, пискливо выкликнула:
— Ах, как хорошо!– и столкнула взмахом руки много крошек под стол.
— Манечка, милая мышка, не сори хлебец!– остановила ее няня.
— Я, нянечка, только малость мышкам бросила; они голодны,– им ведь булочник не носит хлебца… Я нынче видела утром,– одна малюсенькая мышка проворно тут бегала, искала, ничего не нашла.
— Видно, кота Васьки не было, а теперь вон лежит он в кресле,– под беду ты мышку-то подводишь, не быть ей живой от его лап.
— Он сыт, я его много кормила, не станет он есть мышку.
— Э-эх, дитятко, и сытый кот играет с мышкой, а кошкины игры–мышкам слезки.
Дети уже в детской, каждый в своей кроватке: кто шепчет сам с собой, закрывши глаза; кто держит пальцы на веках так крепко, что видит и при закрытых глазах, как у него под пальцами ходят зеленые и разноцветные круги, искрятся огоньки; кто думает, какую на него наденут рубашечку: красную или палевую,– завтра ведь праздник,– и что будет на третье блюдо в обед: пирог с яблоками, пудинг или кисель. Хорошо бы пудинг,– давно его не было… В столовой темно. В детской чуть-чуть только мигает лампадка у икон. Тишина. Дети нынче скоро заснули.
Из одного, другого, третьего уголка светятся уже маленькие, бойкие глазки: мышки уже выглядывают из подполья,– и побегать им хочется на просторе, в огромной для них столовой, и есть хочется, страшно хочется есть! Целый день во рту не было ни крошки, грызли дерево в подполье, но от этого сыт не будешь,– вострили только зубы.
— Ппи!– пискнула старая мышь в подполье и сцепила за хвост молодую, сбросила назад, сама присела на её место в уголок, проворчав тихо про себя:–Глупая, лезет вперед!.. Трусиха, а лезет, как раз налетит на беду!– и она поводила мордочкой, нюхая воздух и озираясь в темноте; она чуяла, что кот близко, хотя и не видела его.
Маленькая мышка Матреша сердито вцепилась ей в ногу и так больно укусила, что старая мышь Овдотья отчаянно пискнула и пулей вылетела вперед, в столовую. Матреша села на её место.
На кресле кот Василий чуть-чуть вытянул заднюю ногу и полуоткрыл левый глаз, подумав: “Дуры, ишь грызутся, вот я помирю вас! Пожалуйте-ка сюда, торопиться не будем. Дадим мыши ход! Соберется побольше, тогда и увидим, с которой начать игру нашу!”
Мышь Овдотья, живо обежав столовую, чуя кота, но не видя его, проскользнула под стол, сцапала там крошку, наскоро проглотила ее, забрала было другую… а над её острой мордочкой вертелась уже маленькая мышка Матреша. Матреша была так голодна, что, заметив крошку у тетушки Овдотьи в поседевшем усике, живо схватила ее, прокусив ей немного и верхнюю губу; тетушка дала ей такую увесистую пощечину, что разом раздался отчаянный писк и старой и молодой мыши.
Это совсем взбесило кота Василия,– полное ведь неуважение!.. Вот и будь снисходительным к каждому мышонку, так, чего доброго, он тебе на голову прыгнет.
Брр! Батюшки, воры! В собственном доме и при нем самом, Василии Ивановиче, и крошки таскать безнаказанно и буйствовать еще–полное неуважение!
И он мешком свалился с кресла, бросившись и туда и сюда, желая сгрудить разом обеих мышей; но они змейками от него разбежались и до того растерялись, что обе столкнулись в одном и том же уголке. Минута,– кот был там, мышки снова бросились от него, и началась игра.
Старая мышь Овдотья, видя, что маленькая мышь Матрена задыхается от страха и устали, решила отвадить от неё кота,– так, быть-может что-нибудь да как-нибудь они и выиграют, хоть время проведут,– надежда поддерживает ведь слабых,– авось обе улизнут!
И она стала, не подпуская близко, метлешится у него в глазах; уж кот раз даже так ударил передней лапой ее по спине, что у неё из глаз посыпались искры. Матреша совсем было попалась в лапы, напрягла последния силы и сунулась снова в свой угол; кот был там, только на секунду Матреша упредила его; она скользнула в норку, но–ах!– жестокая боль, словно огонь, разлилась по всему её маленькому телу…
Что это, неужели он ее сцапал? Нет, она свалилась в подполье на все четыре лапки, в зубах кота остался только её хвост, красивый хвост! Но она лежала без чувств, и чуть-чуть только заметно было, что она еще дышала….
Сбежалось все подполье, во всех углах там уже пищали:
— Матрешу кот загрыз! И так искромсал, так изъел, что теперь ее и не узнаешь! Что-то бросил от неё прямо в щель,– не знай — голову, не знай — лапки!
— Ну, вот и не так говорите вы, молодые мышата,– отъел он только правый бок, а голова и лапки на месте. Она ему прокусила ухо, он ее и выпустил; смелая Матреша, вишь ты, на кота пошла! С котом сцепилась, шутка ли это!
— Все это сказки кумушки! Уж где кот объявился, мыши тут с ним рядом не сидеть, поиграть он поиграет, а живую из лап не выпустит!
— Ан, бабушка Василиса, мышь ты старая, а лжешь тоже! Посмотри, вон она бегает! — Забегала, скажешь тоже!
— Да, бегает: без хвоста только, а бегает!
— Ну, а я-то что же пищала? Что целую мышку кот не пустит, ну, и выходит без хвоста; а без хвоста мышь — разве мышь? Хвост для мыши — все: нет у мыши хвоста,– нет и мыши! Разве у нас теперь кто с ней будет водиться из нашего общества, с бесхвостой-то? Нет уж, сударка, полезай опять к коту, играй там, а нам бесхвостой мыши не нужно! Этакий позор. Я много лет живу на свете, в котором подполье принята уже с честью, а такого позора, чтобы с бесхвостой жить,– не приходилось! Кот может каждую из нас загрызть, отъесть голову, исцарапать до-смерти, а хвост отъесть и пустить живой,– этакого сраму в мышином мире не бывало! И это с молодой мышью!
Маленькая мышь Матреша, действительно, бегала без хвоста; она все еще дрожала от пережитого страха и понять не могла, отчего от неё все сторонятся….
А в столовой наверху шла отчаянная возня.
Кот Василий страшно волновался, что упустил маленькую мышку, грыз в зубах её хвост, словно досаждал себе этим за свою глупость, что он не вытащил за хвост мышку, как это с ним не раз бывало, а отгрыз его и пустил ее на свободу.
Старая мышь Овдотья, хитрая из всех мышей этого подполья, ловко спряталась в гардине и смеялась себе в ус, видя, как кот грызет от досады глупый хвост из-за своей глупости. А кот никак не мог решить, куда скрылась другая мышь; присел, прилег над хвостом, вытянулся на спине и, как клоун, стал подбрасывать хвост вверх и ловить его. Он был сыт, выспался, так что сон уже не бежал к нему. Лентяй был он изрядный, а все-таки и изрядному лентяю совсем без дела бывает скучно.
Умная мышь Овдотья за всем этим зорко наблюдала и про себя думала:
“Вот поди ты, рассказать ежели нашим мышам,– ведь не поверят! Такой страшный зверь, умный ведь,– и, дурак, забавляется мышиным хвостом! Ну-ну, дела! Пожалуй, он так меня долго будет тут манежить”…
А кот все лежал и все подбрасывал и все ловил хвост.
И вдруг стало мышке Овдотье так тяжело, так тошно смотреть, как забавляется мышиным хвостом кот Василий, что она отчаянно пискнула:
— Мышиный хвост!– и стрелой бросилась в знакомый ей угол.
Кот зачем-то три раза перевернулся кубарем, словно сумасшедший, но попал в угол уже тогда, когда старая мышь Овдотья в подполье, в толпе подруг, рассказывала про кота “мышиный хвост”. И все мыши смеялись и повторяли:
— Кот мышиный хвост! Кот мышиный хвост!
Повторяла: “Кот мышиный хвост!” и бесхвостая Матреша, а хроменькая мышка Елизарьевна сложила даже маленький стишок:
У кота ли Воркота,
У кота ли Буркота
Было два хвоста…
— А что там не говорите, сестрицы-мышки,– перебила стишочницу старая мышь Овдотья,– а кота нам за эти безобразия надо поучить… Ты нас ешь, уродуй, а хвостами мышиными не играй!
— Ха-ха-ха!– засмеялось все подполье.– Кота поучить! Хе-хе-хе! Кота поучить! А как ты его поучишь?
— А очень, то-есть, просто! Подкараулить, когда он спит…
— Ну?..
— Выбраться всему подполью разом, вцепиться в его хвост и отгрызть его!
— Как это просто! Да пока ты зубами вопьешься, он тебя пополам перегрызет! — Ну, всех-то не перегрызет! Пока он грызет одну, другую, третью, ему хвост-то и отъедят.
— Умна тоже! Так тебе и будут ждать все, когда он всех перегрызет… Просто разбегутся, а кот, может-быть, теперь при двух хвостах, а потом при трех и больше… Грызи да грызи мышиные хвосты да играй ими, коли сыт. А кот всегда сыт… Это не мышь трусливая, слабосильная! Вот что!..