📑 Незнакомый след. Н.Н. Каразин

Нашел рыжий мурашка можжевелинку и поволок в свою родимую кучу; во всю муравьиную прыть помчался…
Ноша, ведь, не тяжелая, а дорога знакомая, гладкая, без сучка, без колдобинки; сегодня утром уж раз десять по ней сбегал.
Бежит, пыхтит, торопится… Бац — и полетел кувырком со всего разбега, добычу выпустил; со страха в голове помутилось…
Очнулся мурашка, глядит: яма глубокая, да широкая!.. Поднял голову:
— Ого-го-го! С какой это я вышины грохнулся! Что за диковина! откуда это яма такая появилась? Сколько лет живем в околотке, никогда такой здесь не было.
Обошел муравей по дну вокруг, кое-как с трудом, наверх выбрался, глядит вниз, раздумывает, а тут другие мураши-товарищи, кто с ношею, кто порожнем ползут…
— Легче, братцы, дорога перегорожена!
— Что да кто, да как, да почему? — посыпались расспросы… бегают по краю, суетятся, хлопочут…
Приковылял к ним жучок-усачок.
— Там, говорит, поправее желтого лопуха, еще такая же выкопана.
— Далеко? — спросили муравьи.
— Да так, ежели по-нашему, по-жучиному, считать, так с полверсты будет, а по-вашему, муравьиному — наберется полторы с хвостиком.
Прыг к ним чуть не на голову зеленый кузнечик.
— Что за народ собрался?
Объяснили муравьи — так, мол, и этак.
— Да нешто, одна здесь яма такая, — покрутил усом прыгун. — Я уж штуки четыре таких перемахнул! Это точно, что здесь их прежде не было, а только нам наплевать! Мы и не такие перескакивали!.. Вот, например, это бревно — изволите видеть? Гоп, оставаться счастливо!
Только его и видели.
— Ишь, ты! Скакун-верхолет! — проворчали муравьи. — Тебе хорошо! Тебе везде дорога, а нашему брату, крючнику, — тоже полверсты обходу несладко с кулями переть из-за этого овражища… И какой леший, прости Господи, его тут выкопал?!
Набежал воин-муравей; только хотел на рабочих прикрикнуть, распечь за лень, как следует, да заметил яму, призадумался, проворчал под нос: “Вот так оказия!” и послал гонца тревогу бить, войска вызвать из казармы.
Приполз еще жук рогатый, прибежала жуженица шустрая, улитка приползла на салазках, божья коровка коралловая со стебелька слетела, нанесло ветерком комаров с полдюжины, прожужжала пчела с золотым носком, да пара мух зеленых… Бабочка с белыми нежными крылышками неслышно припорхнула…
Только бы двое-трое на шесте сошлись, а то сейчас, невесть что любопытных со всех концов соберется. Так и теперь. Не успела золотая полоска луча солнечного, утреннего, на аршин по мху продвинуться, а уж у ямы диковинной такая пошла толчея, что многие из зевак, наиболее любопытных, на самое дно вверх тормашками кувыркнулись. Кому ничего, спола-горя, а кому плохо пришлось! Один таракашек круглый как упал на спину, так и по сю пору всё лежит-барахтается, лапками-коротышками дрыгает, перевернуться не может.
За малыми, кто и побольше стали подваливать. Первая мышка серая приспела, увидела яму, со страха только пискнула. Шлепнула в самую середину лягушка зеленая, придавила, было, кое-кого, да слава Богу вывернулась… Кубарем прикатался еж колючий… Легче, невежа неотесанный! видишь — публика!? Налетели воробьи… чего-чего… чем? — полюбопытствовали.
— Никто, ничего и ничем, а вот что! — указывают им на причину сходки.
Потолковали между собой воробьи, сразу заспорили, как бабы на базаре, сразу передрались, сразу и помирились.
Выглянула белка из дупла, вниз с ветки на ветку спустилась: тоже, ведь, — куда любопытно!
Испуганно заворковали наверху голуби. Не видать их робких, в густой зеленой чаще, только голос их ласковый слышится…
Змея серая, с оранжевым брюхом, в полой сухой листве прошуршала. Пролаз-хорек, сунулся, было, да поодаль, за сучком, невидимкою притаился; заблестели, как угольки, глаза бархатного соболя; острые ушки лисьи, настороженные, из-за лопухов показались. Проходили мимо стороной волки вереницею, тоже остановились, выслали большака — проведать, в чем дело? Ломая чащу, кряхтя и пыхтя, прибрел кабан-секач, чавкая смачно клыкастыми челюстями.
Лось — бык здоровенный — набежал, попятился, было, назад, да рогами погрозил: — Никто, мол, меня не трогай, а по какому случаю базар собрался — прошу поведать.
А наверху, на ветвях дубовых, еловых, сосновых, осиновых, собралась вся пернатая публика: — тетерева да рябчики, малиновки да рябиновки, дрозды да скворцы, чижи да зяблики, даже филин-пугач в глубоком, гнилом дупле закопошился.
Что только было в лесу зверья по близости — все собрались на сходку, друг у друга переспрашивают, в чем дело — понять не могут. Насилу добрались толку. Да и то, спасибо, лисица выручила: попросила минуточку всего внимания и доподлинно, обстоятельно всё изложила, по порядку.
— Милостивые государыни и милостивые государи — начала она, обмахнулась хвостом, как веером, и слегка в лапку откашлялась. — Оно, конечно, муравьи, известно, насекомые, конечно, нельзя сказать чтобы глупые, но, во всяком случае, малые; если сравнивать, например, с господином лосем или хотя с вами, господин кабан, то даже, можно сказать, микроскопические…
— К делу! к делу!.. Нечего тут зубы заговаривать, — раздались нетерпеливые голоса.
А кабану неловко стало, что, благодаря болтливости лисьей, на него обратилось общее внимание; он досадливо мотнул щетинистой мордой и прохрюкал:
— Прошу сократить предисловие.
— Я, ведь, к тому, собственно, — сконфузилась немного лисица, — что эти самые муравьи — причина всей тревоги. Один из них случайно нашел на своей дороге яму; это само по себе ничего не представляет, ибо — что такое яма?.. Пустяки, вздор! Явление, ничего важного не представляющее, но, тем не менее, яма эта, я говорю про данную яму, тождественное повторение которой вы можете проследить на весьма далекое расстояние, что подтверждено уже многочисленными свидетельствами…
— Правда, правда! — раздались голоса.
— Так вот, я продолжаю: именно эта данная яма заслуживает внимания особенного… извольте осмотреть. Посторонитесь, господа! отойдите подальше, тогда будет всем видно… вот так!
— Да это, просто, след! — крикнул кто-то из толпы.
— И совершенно верно! — глубокомысленно подтвердило лисица. — И потому-то именно, что эта яма — след, она и заслуживает, как я уже сказала, особенного нашего внимания… След, — повторила она, — но след, значит, отпечаток чьей-либо ступни, ноги или лапы, а для того, чтобы был отпечаток, надо, чтобы была нога или лапа, надо, чтобы было существо, которому данная лапа принадлежала бы… Какое же это существо и каким образом оно забралось к нам в лес, по какому праву, и каковы будут его дальнейшие намерения и действия в этом лесу?.. Всё это надо обсудить, взвесить, проверить и, сообразно полученным результатам, предпринять дальнейшие, весьма, может быть, предохранительные меры.
— Кому предохранительные, а кому и наоборот: может, и на зубок новинка какая попадется, — заговорили волки и при этом, для большей выразительности, зубами защелкали.
— Не говорите, — покачала головой лисица: — неизвестный враг опаснее двух видимых; не говорите.
— Да чей же это след может быть? — хрюкнул кабан и вопросительно покосился на лося.
— Не из наших, — отозвался лось — у нас и у моих сродственников вот какой фасон — извольте посмотреть…
Все убедились тотчас же, что лосье двойное копыто совсем не подходит к делу.
— Также и не мой! Натурально! — примерил кабан.
Подскочил тут волчонок, сунул в ямку лапу и сконфузился, потому что все даже захохотали, увидав такую несообразность.
Стали подходить звери друг за дружкой, примеривать свои ноги да лапки в следу, куда тот больше, да такой длинный, развалистый, ну, вот совсем как будто медвежий…
— Ба, медвежий! — раздались вдруг догадливые голоса…
— Медведь, медведь! — зачирикали воробьи.
— А где же Михайло Иванович, в самом деле?.. Что его не видать сегодня?.. Не зима, ведь, чай, выспался!..
— Послать за медведем… ребята, беги, кто попрытче!
— Я сбегаю! — вызвался зайчишка…
— Сиди, косоглазый, пускай вот сорока слетает!..
А тут и посылать было незачем… Загудело по лесу, затрещало, засопело в трущобе, рявкнуло так, что у робких душа в пятки спряталась…
Увальнем, в раскачку, привалил здоровенный Михайло Иванович… в шубе весенней, потертой, во все стороны бурая шерсть топорщится…
— Кому, мол, меня понадобилось?
— Да вот, ваше степенство, — подвильнула лисица: — следок тут один посторонний, чужой, значит, разыскался — так не знаем, чей именно…
— Мой! — сразу отрезал медведь, — как есть мой! Что же вы переполошились?.. Я хозяин добрый — от меня обиды мало кто видал…
— Ох, не ваш! — потупилась скромно лисица…
— Как не мой? — изумился Михайло Иванович, пососал лапу, посмотрел на подошву… — Как же не мой? — повторил он.
— Да так-с, у вашего степенства пяточек ноготков впереди обозначается, а тут, изволите видеть, спереди начисто, гладко обрезано.
— Правда! — согласился Михайло Иванович…
— Правда, правда! — подтвердили и прочие звери.
— А коли правда, так об чем же беспокоиться? — вслух подумал медведь. — Я с когтями, тот без когтей… Пускай попадет в мои лапы — небось, не поздоровится!..
— Да уж сильней Михайлы Ивановича у нас по всему лесу не отыщется! — загалдели разные голоса.
— Ну, это посмотрим еще! — поворчал недовольный кабан.
— Силен и я, да Бог зубов не дал, — вздохнул лось… — а то бы…
— Ну, и мы тоже, — завыли волки: — мы где нельзя в одиночку, гуртом что хочешь одолеем.
Расходились ободренные звери, кричат:
— Пойдем, ребята, этого незваного, неожиданного выслеживать… воочию повидаем!”
— Стой! — раздался сверху вороний голос: — не ходите! прежде меня, бывалого-видалого, выслушайте.
— Говори, старый, послушаем!
Слетел ворон, белый от старости, пониже, умостился на сухом суку, почистил нос и начал:
— След этот, вам незнакомый, невиданный, тому принадлежит, у кого нет ни зубов волчьих, ни когтей медвежьих, ни клыков кабаньих, ни силы лосиной; а всех он вас сильней — разумом. Попритихните все вы, посбавите спеси, когда он явится! Вот, чей это след!.. Вот, кому вы теперь низехонько поклонитесь…
Не успел кончить белый ворон — завыло, заревело всё зверье:
— Да как он смел! Да как у него язык повернулся!.. Нас стращать небылицами выдумал!.. Поймать его, ругателя, тащить на расправу!..
Волки кругом дуб обступили, воют да вверх подпрыгивают, птицу вещую достать норовят. Кабан завизжал от злости, под корень дуба клык запустил, с корнем норовит выдернуть… Заревел медведь, на дыбы поднялся, обхватил комель лапами, лезть собирается; залилось всё рыло пеною от ярости…
Вдруг, словно молния блеснула в лесу… Потянул по кустам синеватый дымок, серою в воздухе запахло.
Дрогнули и стихли звери от нежданного громового удара, оцепенели… и видят — как их первый силач-богатырь, сам Михайло Иванович грохнулся и навзничь растянулся. Струею кровь бьет из повисшего уха!.. Когтистые лапищи бессильно вытянулись, когтями в окровавленный мох вцепились…
Грохнул второй удар, вторая молния блеснула… завизжал кабан, скакнул, как змеею ужаленный, и рядом с медведем протянулся…
Во все стороны прыснуло зверье… Вмиг вся поляна опустела; первою лисица, закрывшись хвостом, в чужую чью-то нору юркнула.
Из чащи леса, на открытую поляну вышел человек…