Женщина рассказывала, что видела, как леший по деревне прошел. Он выше домов, а за ним ветер по деревне дет. Эта женщина ночью воду черпала. А ночью воду нельзя брать, ночью вода спит (Вологодская обл., Белозерский район, Георгиевское, 1988).
У меня сестра потонула. А пошла она за лошадью. Идет лесом и… выше лесу пошел кто-то. Идет он, и колпак медный на голове. И пересек ей дорогу. И ей уж не живать на свете. Так она и умерла в этом году (Вологодская обл., Белозерския район, Олькино, 1988).
На сенокос пошла. Идет весь черный, красным кушачком опоясан. Корзина на боку, будто за ягодам. Видела бочком. Потом боялася ходить. А если сказать: «Как на эти-то на ны надеть красные штаны», — он песню запоет. Но я-то не сказала, испугалась очень (Вологодская обл., Белозерский район, Ванютино, 1988).
Какие они лешие, кто зна? Вот у меня бывало. Пошла я в лес за реку, вдруг слышу, кто-то песни поет, красивы, таки песни, про Дунай. Все захохотало, зашумело, и нет никого. Это свадьба у чертей и лешачих. Я стала под сосну и дрожу. Вот как было (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Шардомень, 1984).
Хозяин лесу есть. В зеленой одежды ходит, в ботинках, и кепка, фуражка зеленая (Карелия, Медвежьегорский район, Рим, 1979).
Леший, говорят, роста небольшого, и борода есть им детей пугают. И у лешего должен быть дом. Леший в болоте водится. И жена у него тоже должна быть, и дети, лешанята (Новгородская обл., Любытинскитй район, Своятино, 1986).
Хозяин грибов, мха есть. Хозяин везде должен быть. Он вроде бы выйдет, такой старичок старенький выйдет с-под корня или с земли, окрикнет мальчишек: «Зачем так делаете неладно!», если они грибы неправильно собирают. Это лесовой хозяин, он бережет, сторожит лес (Новгородская обл., Любытинский район, Своятино,1986).
Нам раз примерещивши было. Ходили за брусникой, мы глянули в сторону: весь белый, одевши. Мигнул, пробежал. «Ой, лесной хозяин!» Ктой-то его знает! Большой, настоящий человек. И не укнул никто, уж сколько мы укали, укали (Новгородская обл., Любытинский район, Ковриг, 1986).
Говорят, лешацы переходы [Лешачий переход – место, где часто показывается леший] есь, показывается. Девчонкамы наряжываюся [лешачихи], пляшут, не дай бог увидеть.
В Жерди было. Мать ушла с двумя ребенками в лес, мать никого не видит, а мальчик говорит: «Дедушко нашего вижу, он меня ведет». Вот и увел. Это леший был (Архангельская обл., Мезенский район, Кимжа, 1986).
Лешачий переход там, как к деревне идешь, озерко там, так говорят, лешачий переход, что-нибудь случается.
Есь еще места в лесе, называют их окаянный крюк. В уме, и все ходишь, ходишь, а опять в то же место придешь, да не один раз, а раза три иль четыре.
Когда человек заблудился да через дорогу переходит, тут-то— окаянный дух. Обдумают [Обдумать – сглазить кого-н., подумав о нем] его да ум отбирают у него у человека (Архангельская обл., Мезенский район, Кимжа, 1986).
Две жонки ехали с сеном по Государевой дороге. Так дорога за рекой называется. Вдруг что-то спросило у них: «Чья дорога?» А вокруг никого. Одна жонка да и говорит: «Божья да государева». Тут все захохотало, загремело, по всему лесу да раздалось. Это леший тоже, он в лесу хозяин (Архангельская обл., Мезенский район, Шардомень, 1984).
В одной деревне были святки, а там есь лешевая тропа рядом с деревней. Один раз там было гостьбище, все веселятся, пляшут. А в одну избу, там беседа была, зашел леший. Его и не заметили. Он зашел, голову на воронец [Воронец – в крестьянской избе: один из двух деревянных брусьев, расположенных перпендикулярно друг другу от печи до стен; на него крепятся полати, перегородка; используется в качестве полки для хранения горшков, кринок и другой посуды] положил и хохочет. Сам весь еловый, и руки, и голова. Тут его и заметили. Испугались все, а он и пропал (Архангельская обл., Каргопольский район, Хотеново, 1989).
Почему блудят-то, уводят? Это леший покажется вот и ведет. Лешаков не лешакают, матюкать надо, они матюков боятся. Лешаки — это черт. Бог да черт есть.
Муж по лесу шел, видит старичка, а он первый раз видит его. Подумал, из другой деревни. Говорит: «Давай посидим»! Выпили они, чашку отнял, а ни старика, ни чашки, ни водки нет. Побежал, бросил все. А это — рыжая бородка — отец мой был, леший отцом представился (Архангельская обл., Мезенский район, Жердь, 1986).
Мужик один пошел в лес, а от нашей деревни чаща была. А он глядит, бежат зайцы, а за им идет пастух и как перегнал их в лес, да как щелкнул кнутом, так у меня в глазах и потемнело. У всех свой пастух есть — и у волков, и у лисиц (Новгородская обл., Пестовский район, Осташкино, 1986).
Я была ушодцы за ягодами, а братик Мишенька пошел по лесу. Я искала его, искала, никак не найти. Обратно иду, ревлю во всю глотку: «Ох, желанный Мишенька, меня мамка убьет!» А он выходит из лесу и говорит: «Я с зайчиком играл да ягодки собирал». А какие там ягодки, не было там никаких ягодок (Новгородская обл., Любытинский район, Своятино, 1986).
Пастух в деревне был, ваган, чужой, с реки Вага. К нему все обращались с делом. Один раз потерялась корова красная, одна из двух. Пришли к вагану.
Он сначала не соглашался, потом согласился, но сказал, чтобы никому не говорили. «Не скажете—хорошо будет, скажете — плохо», — сказал. «Идите, выйдите в лес, положите два яйца, леший яйца любит, на росстани [Росстань – развилка или перекресток дорог] левой рукой, не глядя и уходите».
Старуха пошла, снесла и на другой день снова пришла и встала не шевелясь. Лес зашумел и вышел леший — небольшой, в сером кафтане, в шляпе, с батогом. Идет и гонит семь коров, видно, у многих отобрал. Ваган говорил ей: «Стой, не шевелись и не говори, пока не прогонит, а твою он отхлестнет».
А она не вытерпела, подумала, ведь прогонит ее корову и сказала: «Ой, ты, Красулюшка!» Леший обернулся и хлестнул ей вицей и выхлестнул глаз. Но корову отмахнул. Пришла она домой, а ваган все это уже знал и сказал ей: «Не послушалась меня, так ходи весь век кривая. Мог бы хуже, всю переломать» (Архангельская обл., Каргопольский район, Хотеново, 1989).
Старик рассказывал. Девяти лет наняли в Бело-зерске скотину пасти. 3 дня поводили. Коров шестьдесят. На третий день одного послали. Он и давай реветь. Вдруг старичок. «Что плачешь?» —«Вот батька нанял в пастухи, а коровы ушли». — «А будешь пасти?» — 3 раза спрашивает. — «Буду». Взял поясок — раньше у пастухов пояски были — что-то сказал и отдал. «Завтра утром приведешь, в лес не ходи. Утром распусти, вечером затяни, на ночь сымай». Не вытерпел, затянул, коровы в мыле прибежали. Много денег тогда заработал, скотина в сохранности была. На следующий год нанялся в ту же деревню. Затянул поясок — ничего. Только на один год был дан (Вологодская обл., Белозерский район, Шубач, 1988).
Из-за куста выскочил в балахоне, хто такой, он хоронился, а мать лошадей искала, пастуху-то и сказала, так он на мать рассердился. Это он помогал пасти коров, помощник, его видеть нельзя. Он ему заворачивал коров. Он черт; пастух в рог рыкнет, и помощник коров ему заворотит. Черти пригнали коров, евонны помощники. Пастухи, кто и с чертом ворожат, кто и с богом, кто как сумеет. Все говорят, что передают чертей (Новгородская обл., Любытинский район, Ковриг, 1986).
Бывает, что леший помогает человеку. Мне леший помогал дрова рубить. Праздник был, а у меня дров не было, лошадь-то не всегда дают. Я поехала в лес и взяла с собой сына Юру, он маленький тогда еще был. Смотрим, лесом какой-то человек идет. Мы едем, а он идет. Стали дрова рубить, я рублю и рядом кто-то рубит, эхо так и раздается. Не знаю, как и воз нарубила, как отмахала. Это мне леший помогал.
Поехала обратно, Юра-то у меня на возу сидел. Смотрю, над лесом, выше леса леший идет. Тут ветер очень сильно задул, только нам с горы-то спускаться, тут как ураган начался. Не знаю, как и вышло так, воз-то у нас перевернуло, Юра под возом оказался. Не знаю, откуда и силы хватило, как одним духом поставила повозку правильно.
Достаю сынишку-то, как из гроба, весь в снегу, и не видно. И дорога гладкая была, ну ровная, ровная. Потом мне старушка сказала, что хорошо, я с собой сына взяла, ангельская душа, вот бог-то меня и помиловал. Не знаю, как и до дому добралась (Вологодская обл., Кирилловский район, Благовещенское, 1979).
Еще про охотника расскажу. Далеко ходил в лес, охотился на медведей. Была избушка срублена в лесу. Он в ей ноцевал. А у него было шесть собак. А он-то [охотник] тоже ходил со статьей [Статья – лист бумаги, на котором написан пастушеский заговор; пастушеский заговор], как встретится, так слова не скажет.
В етом-то глубоком лесу вздумал ночевать-то. И собаки с ним. Как к избушке подходит, а двери-то полые стоят. Заглянул — праведный [Праведный – одно из наименований лешего] там, лежит на лавоцке. [Охотник] уж убродился и итти больше некуда. Так говорит: «Настоящий, — говорит, — крещеный человек, так выходи разговаривать со мной по-целовецески, а ежели, — говорит, — нечистый дух, так тебе здесь места нету, поди отсюда, опростай мне место!» Не выходит. Три раза сказал. Он разворотился, в сапогах, в армяке, в серой шляпе встал и пошел, и пошел…
Зашумело, зашумело, собаки все за ним вслед убежали, и собачьего лая не слышно, и лес зашумел. Он [охотник] вошел в избушку, уж ночь подстигла. Истопил печку, сварил себе. Вдруг торок [Торок – шум] пошел, собаки. Он скликал их. Пять прибежали, а шестая, сама последняя, самая ловкая, захлестнул ее насмерть [леший].
Таку осину пустил [леший], повалил, так приперло дверь, до утра выйти не мог. Утром потолок разобрал. Стал бояться ночевать (Архангельская обл., Каргопольский район, Хотеново, 1989).
Много в лесу путают. Я вот коров пас, так никак домой не загнать, говорят, лесовик держит. И с дояркой пойдем. Потом колокольчик повесили, и все дней пять пасется в лесу, не пускает. Там колокола — пойду, и сюды приду — звонят, и тут звонят. Хватит! Прихожу домой, а коровы дома. Кусты тут были, дня три пас коров. Искал, а их и нет, а они в кустах ночуют. Хто-то их держит, бывало, что и не найти. Ищу — нет, потом пришли, не знаю, где были (Новгородская обл., Старорусский район, Ночевалово, 1990).
Вольный у ствола руку поставит — порох летит, а дробь ловит. Вольного только медью взять можно. Один мужик охотился. Стрельнет, а попасть не может. Догадался, медью патрон зарядил. Выстрелил, а ему: «Что ты мне, — говорит,— наделал. Я бы тебе, — говорит, — дробь-то бы отдал». Руку пробил. «Иди домой» — и три раза стегнул, но не больно. Мужик пришел, на 3-й день с тоски умер. Свинец вольного не берет, а медь взяла (Вологодская обл., Белозерский район, Лойда, 1988).
Коровы потерялись. Пошли к старику. Он сказал, сколько человек пойти должно и какие слова сказать. «Ищите, где стояли коровы». Пришли. Стоит чудище, одна нога на берегу, другая на другом. Сказали: «Как на эти-то на ны надеть красные штаны». Хлопнул в ладоши и пошел. Лес дак… Идет и так громко. Как он пошел, обернулись, коровы стояли позади людей (Вологодская обл., Белозерский район, Пятница, 1988).
Раньше рассказывал старик лойденский [из с. Лойда]. Знался один старик с вольнем. На Звижнев день [Здвиженье, Здвижнев, Звижнев день – церковный праздник Воздвиженья креста Господня] варили пиво ушатами. Выносили вольнему ушат пива и просили сплясать или спеть. Но если сплясать, то все повалится. Выносили пиво и говорили: «Приходи мотыгой пиво пить». Он выпьет и спрашивает: «Ну что, вам теперь спеть или сплясать?» Да, видно, не просили. Если плясать будет, так все повалится (Вологодская обл., Белозерский район, Боярское, 1988).
Баба взяла ребенка на ниву. Сама жнет, а ребенок зыбке на кусту. Мужику наказала: «Поедешь, не забудь парня взять». Мужик поехал и забыл, в зыбке, на ниве-то. Прибежала баба, а Он качает:
«Бай-бай, спи, дитятко,
Матушка оставила,
Батюшко забыл».
Она растерялась, говорит: «Куманек, ты, батюшко, отдай-ко мне ребеночка». — «Ну, раз мой крестник, я ему принесу подарок». И корову ко двору пригнал (Вологодская обл., Белозерский район, Георгиевское, 1988).
В Бекреневе один рыбак на зимнике [Зимник – дорога, по которой ездят только зимой] ночевал, на озере. Идут два вольных. Один нашего прихода, другой — иного. Один говорит: «Я его растопчу. Невежа! Лег на зимнике». А наш: «Нет, надо обойти!» (Вологодская обл., Белозерския район, Ивановское, 1988).
Леший в лесу живет, он большой порато. И у нас лесу есь. Вот мы мужиков на войну провожали, и леший провожал, дак плакал и все кричал: «Я помогу вам, помогу, помогу!» У нас дедушка говорил, леший за Русь идет, хто на усь нападе, все леший за Русь встане. Он все силы кладе, а помогать — он в войну пули откидывал. Так дедушка говорил.
У нас отец зимой впотемни поехал за дровами, вдруг видит, человек идет, большой, выше сараев, длинной. То леший был, наверно (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Засурье, 1985).
Вот пугало у нас на Поклоннице [горе], где пионерский лагерь, там лес раньше был. Дак вот раньше, все говорят, кричало. Так и кричит: «Эй, колхозная зараза!» И в образе солдата встретится, в образе человека, человека с копытами, священника, в образе ребенка может встретиться, леший в любом образе, в любом.
А как ветер, вихорь, дак это уж самый леший. Вот здесь позапрошлый год, такой был ураган, крыши сняло, а град с маленькое яичко был. А где он шел, этот вихрь-то, дак столько лесу навалило, вы и не поверите. Все сосны вповалочку леший-то выворотил.
Это уж нечистая сила тоже, леший-то. Он кем хошь прикинется, хоть зверьком, хоть колесом у телеги, да кем хошь (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Засурье, 1985).
Леший превращается. В дом может превратиться. Вот у нас здесь стоит дом, и в каждом окне свецка. Это леший дом, люди так скажут. У нас было дупло березово, лучину запихали, дак три дня горело. Горит, горит, да пыхнет. Беда! (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Засурье, 1985).
Огарев живет в лесу. По ночам ходит-то Огарев. Света-то он не боится, а людей боится. Он, если захоче, разобьет окошко, если захоче, возьме ребенка, маленьких только бере. Он страшный, у него глаза большие (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Веркола, 1985).
Вот мы один раз, лешего-то мы не видели, а лешачих две видели, небольших. Они нарядятся, как девочки. Вот мы идем малину брать с одной девкой, и бежит две девоцки попереже нас, по подслудью-то [Подслудье – сырой, заболоченный луг], глина вот. А девоцки-то знакомые, ну мы и пойде их догонять.
А они бежа, как по вершиноцкам: чтоб где они засели [Засесть – увязнуть в слякоти, болоте], увязли — нигде не засели, а мы идем — по колено бредем. Нас-то они не допускали к себе. Потом вышли на берег (река ведь), и вдруг пошло через реку, дак вот реку и раздвоило. Они-то вот так поперек пошли через реку, и реку пополам-то и раздвоило.
Ну мы тут испугалися да выбежали на пожню, да и пошли домой (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Засурье, 1985).
В лесу леший и боровухи-те. Вот дедушка, он испугался тех боровух и чокнулся потом. Она и обнимать начнет, как муж и жена. Говорят, как сотворишь блуд с боровухой, дак и с ума сойдешь.
Вот милиционер у нас, он рыбачить пошел, и вот ночью к нему приходит голая женщина. Он пистолет вынул, она и исчезла (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Гора, 1985).
Поехал пахать, пашет, и вдруг впереди лошади мышь пробежала. А лошадь-то испугалась. Он взял и матюгнулся. Приехал домой — болен невозможно. Там в деревне-то и говорят: «Ну, это боровухи к нему привязались». Боровухи — это лешачихи, на бору дак.
Вот отцу-то его и говорят: «Ты возьми, воскресну молитву прочитай в рубаху-то, да и дай эту рубаху сыну-то. Если он оденет воскресну-то рубаху, то это не боровухи, а если не оденет, то это боровухи, значит, завязались, надо от боровух лечить» (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Засурье, 1985).
Красивой-то боровуха выглядит, а лешачиха некрасивая, волосы растрепанные.
У нас старик один охотник жил в Нюхче. По ворге [Ворга – болотистая местность, лощина, заросшая кустарником, мелколесьем ] раз пошел и встретил свою жонку. Они давно не виделись и сотворили, что надь. А это боровуха была, вот и помер он, и как помер-то на кровати, дак между досками оказался (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Городец, 1985).
Тата рассказывал. Они ехали из Дорогорского зимой. Едем, вдруг конь фушкат, шарахатся, не идет. Глядим, впереди нас бежит молоденька девоцка, белой платоцек наперед концами завязан. У ей уголоцек до цего прямо лежит на спине, как добры, аккуратны девушки повязывали. Вот она бежит, бежит, бежит. Тата говорит: «Подвезем».
Мы лошади остановили, и она вроде стала. Тата ременкой жигнул, лошади шибче побежали, и девка. На лошади доганить не можем. Повернула на леву руку и исчезла. Посмотрели в том месте на снег, а там и следочка нету. Говорили потом, что это лешачиха. Ведь уж человек настоящий в сторону свернет, и следы есть. А тута нет ничего.
А лешачиха красива, волосы долги. Один мужик видел. Стоит, сама высока, волосы длинны, в красном сарафане. А леший, он в красном колпаке ходит. Ой, каки волосы долги да путаны. Идет, не оглядывается (Архангельская обл., Мезенский район, Лампожня, 1986).
Небаские-то [Небаские – общее название нечистой силы, букв. нехорошие, некрасивые] жили в ямах больших. Один парень шел с пляски, дак, говорит, она ходит, волосы распустила да в фартук набрала много травы, лешачиха-то. Он тут стал молитву читать (Архангельская обл., Велегодский район, 1988).
Не доезжая до Белозерска восьми километров, мой отец хлеб ездил покупать. Зимой, на лошади — хлеба мало на год хватало — поехал ночью домой. А сорок километров к нам ехать. Лошадь, грит [говорит], под гору больно бегла быстро. Было воз большой — пять мешков муки.
Доехал там до деревни — далеко еще домой, поди, километров шестнадцать — ревит ревом… До другой деревни поехал — ревит. Вот уже последняя деревня к нам подходит. А до нашей еще восемь километров.
Вот как я заехал на гору — а ночь-то была месячная, светлая,— стоит, грит, на полозу как стог сена. Ну, вот, грит, остановил лошадь, что, если мы заденем, он нас остановить может. Я, грит, свернул на другой полоз, к нему, грит, спиной повернулся. Как, грит он, поровнялся я с ним, а он мне все в лицо заглядывает: такой дед, что ль, не знаю, в армяке (раньше носили). И весь-весь, грит, в этой, весь. Я, грит, как мерина стегнул, в сани повалился.
Не помню, как и до деревни доехал.А он все там ревит, так и остался (Вологодская обл., Белозерский район, Лаврово, 1988).