Жил-был мужик по прозванью Таракан: такие у него усы тараканьи были, длинные-предлинные да тонкие. А сила в нем была великая: если мимо воробей пролетит — он с ног валится. Тоже и храбрости был Таракан несказанной: ночью из избы никогда не выходил один, а чтоб его жена провожала.
Надоело это Таракановой жене. И била она своего Таракана без милосердия и срамила всячески: ничего с таким ледащим не поделаешь. Пользы от него по хозяйству и на медный грош нет, а об нем хлопочи: ночью вставай, на улицу его провожай…
Раз была ночь темная-претемная — зги не видать — да ветреная, холодная. И в самый сладкий сон вдруг будит Таракан жену: “Выведи, — говорит, — меня наружу, хочу на ветерке прохладиться; а то в избе очень жарко”. Встала жена, оделась-обулась; со сна-то такая злость ее разбирает, что так бы вот и пришибла привередника: стой из-за него на крыльце… А он по двору прохаживает, на небо поглядывает да лясы точит: “Эка ночь-то! Эка тьма-то кромешная! Вот бы теперь на большой дороге под мостом сидеть Да у проезжих купцов кошели обирать!” “Иди уж в избу скорей, храбрый богатырь, — говорит жена, — ложись-ка на печь да хоть блох обирай!” Как закричит на нее Таракан: “Что за бунт? Молчи, баба, не смей мне перечить! Возьму сейчас и пойду свою удаль показывать, а не то, вот назло тебе, буду до утра по двору ходить, чтоб ты на крыльце стояла да мерзла!”
Так это бабу взорвало, что ухватила она Таракана за шиворот, вволокла в избу, накинула на него рваный зипунишко, сунула ему в руку ржавый ломаный косарь и вытолкала в шею: “Ступай же, — кричит, — покажи: какой ты храбрый богатырь, а без того я тебя и через порог не пущу!” Стал было Таракан жалобно назад проситься — только того и добился, что баба из избы выскочила, вывела его за шиворот из деревни в поле да там одного середь темной ночи и бросила.
Плохо Тараканово дело: он и днем-то за деревню выходить боялся, чтобы кто не обидел, а тут ночью, и неведомо куда его вывели! Поголосил он, повопил и побрел, закрывши глаза от страху. “Не прибреду ли, — думает, — назад в деревню…” Брел он, брел ощупью и к рассвету совсем в неведомые места Таракан заполз. Кругом лес дремучий, под ногами болото… Присел он на пенек и задумался: “Такое страшное место; всю ночь я по лесу до него брел и со страху не помер! Значит, и вправду во мне храбрость есть. А может быть, и храбрости большой не нужно, чтоб жить на свете?”
Встал Таракан и пошел дальше, куда глаза глядят. Перед ним болотное озерко. Только он подошел к берегу — как запрыгают от него в воду лягушки, видимо-невидимо… “Э, вот оно что! — говорит себе Таракан. — Стало быть, и я кому-нибудь страшен… Коли так, мы еще повоюем!”
В какой-то лесной сторожке покормили Таракана, да еще на дорогу кусок творогу ему баба пожертвовала. А он уж сам мимоходом стащил с веревки бабью рубаху да и веревку уволок: “Все, — мол, — дорожному человеку пригодится!” По этому самому он и воробья мимоходом из чьего-то силка вынул и засунул себе за пазуху. Все Таракану удача, а с удачей и храбрости прибавляется… Мух, комаров и мошек, идучи лесом, он на себе уже столько перебил, что подумать страшно; а что ж делать: воевать — так воевать!.. Только стал он из болот выбираться, напали на него слепни, туча-тучей. Как размахнется Таракан, как хлопнет себя одной рукой по лбу, а другой по шее; глядь — семьдесят слепней сразу убил. “Вот так ловко! — говорит он себе. — Пусть, коли так, весь свет знает, что я одним махом с семидесятью богатырями управляюсь, а мелкой сошке и сметы нет!” Сейчас вырубил он себе косарем доску и на ней углем написал — потому что был он хоть ледащий, а грамотный: “Я — сильномогучий богатырь Таракан. Одним махом семьдесят богатырей бью, а мелкой сошке, простым солдатам, и сметы нет!”
Вечером выбрался Таракан из леса и завалился спать на полянке, а доску с надписью около себя на кусте повесил. Только продрал глаза наутро… Что такое? Вокруг него какие-то люди стоят, кланяются. Вскочил Таракан с земли — они сейчас подхватили, его и ведут прямо в город, к царю во дворец.
“Ты сильномогучий богатырь Таракан?” — спрашивает его царь. “Я богатырь Таракан: одним махом семьдесят богатырей бью, а мелкой сошке и сметы нет”. — “Отчего же нет на тебе ни доспехов, ни оружия богатырского?” — “Оттого, что мне, богатырю, такого оружия и не надобно; а хоть и было оно у меня, да как после боя лег я в твоем царстве отдохнуть — у меня все мое оружие и доспехи и добычи на тысячу рублей твои, царь, подданные украли!” “Дать богатырю Таракану из оружия, чего он потребует, — приказал царь, — и тысячу рублей за его пропажу. А потом отвести его в тот мой златоверхий дворец, где Змей поселился. Пусть богатырь Таракан того змея убьет… А коли победишь ты, сильномогучий богатырь, того змея — оставлю я тебя при себе, буду беречь тебя, Таракана, на развод, и дочь мою, царевну, за тебя замуж выдам”.
Так и замер Таракан со страху, глаза зажмурил и усы натопорщил; а солдаты подхватили его и привели к тому царскому дворцу, что в лесу стоял. В том дворце поселился страшный Змей и творил много бед всему царству. Привели Таракана ко дворцу солдаты и живо назад убежали. Что тут сильномогучему богатырю делать? Побежал бы и он — да уж Змей на крыльцо вышел, зовет его: “Эй, иди сюда, не то все равно догоню!” Делать нечего, собрался Таракан с храбростью, идет к Змею, усы свои поглаживает — все равно пропадать!
“Ага, — говорит Змей, — сам кусок в рот лезет и идти искать завтрака нечего! Сейчас тебя съем”. “Будто съешь?” — “Да, таки съем!” — “Эй, гляди: не подавиться бы. Я сильномогучий богатырь. Таракан, одним махом семьдесят богатырей бью, а мелкой сошке и счету нет. Видишь: об том у меня на груди и доска висит”. Прочел Змей что на доске написано. “Неужто, — говорит, — ты такой сильный? Коли так, давай силу пробовать”. “Ну что ж, давай. Попробуй вот хоть из камня сок выдавить!” Змей взял камень и стал давить в руке — так стиснул крепко, что из камня искры даже посыпались, и мелким песком камень развалился… “Нет, — говорит ему Таракан, — куда тебе сок выдавить: для того надобно много больше силы!” Выхватил из-за пазухи кусок творогу, стиснул его — сыворотка и потекла. “Да, это трудно, — говорит Змей, — Мне так камни давить не приходилось”. “То-то вот и есть. А давай меряться: кто выше камень кинет”. — “Давай!” Змей поднял с земли камень пудов в десять, кинул его кверху — только через полчаса назад камень упал и на сажень в землю ушел. А Таракан выхватил из-за пазухи воробья, повертел-повертел его кругом себя в кулаке да как кинет — только воробья и видели: улетел вверх и с глаз скрылся. “Ну, пойдем-ка позавтракаем да и пообедаем, — говорит Змею Таракан, — мой камень раньше вечера назад не вернется”. Постоял-постоял Змей — и. вправду нет камня назад. “Да, богатырь, и кидать ты ловок! Пойдем. Пусть уж нынче я хоть говядиной сыт буду. Там в лесу у меня стадо быков пасется; сходи-ка, выбери быка пожирнее; бери его за хвост и тащи на обед”.
Нечего делать: пошел Таракан к стаду, согнал быков вместе и давай их своей веревкой за хвосты друг с другом связывать. “Что это ты делаешь?” — спрашивает его Змей. “А вот, свяжу вместе штук пятьдесят да сразу и поволоку: по крайности, не каждый день сюда за быками ходить”. — “Экой ты жадный: будет нам и одного!” Ухватил Змей самого жирного быка за хвост, сдернул сразу всю шкуру, мясо взвалил на плечи и потащил домой.
Пришли они во дворец, наложили два котла мяса, а воды нет. “На вот тебе бычью шкуру, — говорит Змей, — набери полную воды и тащи сюда”. Таракан насилу-насилу порожнюю шкуру волочит — куда уж там с водой! Пришел к колодцу и давай его кругом окапывать. Змей ждал-ждал, не выдержал: прибежал сам. “Что это ты, богатырь, делаешь?” — “Да вот, окопаю колодец и внесу его весь во дворец: не нужно будет по воду с такой грязной посудой ходить”. “Брось, — говорит Змей, — как ты ни силен, а скоро колодца не выкопаешь. Пока будешь возиться, мясо пропадет: я под котлами уж огонь развел”. Опустил Змей в колодец шкуру, набрал полную воды и принес домой. Таракан тоже за ним притащился, сел в угол нахмуренный, сопит да фыркает. Когда поспел обед, Змей зовет Таракана: “Иди есть”. А Таракан ему, будто с сердцем: “Лопай сам, я не хочу с тобой за столом сидеть”. Змей стал его упрашивать, угощать — нет, так и не стал Таракан обедать; оба котла мяса Змей сожрал.
Пообедавши, опять допрашивает Змей Таракана: “Да скажи, пожалуйста, богатырь: отчего ты со мной есть не хотел?” “А оттого! Что я ни сделаю — все не так, все не по-твоему: и быка привесть не сумел, и воду, вишь, не так хотел добыть… Конечно, мне, сильномогучему богатырю, это от тебя слышать обидно. Притом же и пост у нас теперь: нельзя скоромного есть; а ты, поганый, говядиной меня угощаешь!..” Это все для того Таракан разыграл, чтоб Змей не усомнился в его силе, увидавши, что он не может много есть. “Ну, полно, — говорит ему Змей, — не сердись, помиримся; виноват я”. А Таракан ему: “Ладно, простить я тебе прощу и, хоть я много тебя сильнее — сам ты видел — ничего тебе худого не сделаю; только — уговор лучше денег — уходи ты из этого царства. Не уйдешь — буду с тобой биться не на живот, а на смерть и убью тебя, поганого!”
Не успел Таракан договорить — как чихнет Змей…
Так Таракана и взбросило кверху, под самый потолок; насилу за потолочную балку успел уцепиться и повис. “Чего это ты?” — спрашивает Змей. А Таракан ему: “Ах ты, невежа этакой! Вот как двину тебя этим бревном по башке, чтоб ты не невежничал, не чихал сильномогучему богатырю прямо в лицо!” “Ну-ну, — говорит Змей, — не сердись, прости и вторую вину; а я за то тебе покорюсь, уйду отсюда. Признаться, мне самому уж надоело на одном месте сидеть. Дай только три дня сроку собраться”. — “Ишь, еще три дня сроку, — говорит Таракан. — Ну да ладно, собирайся, и чтоб через три дня.здесь твоим духом не пахло — а то, смотри, брат: как муху раздавлю!”
Змей, честь-честью, одарил его на прощанье, проводил — и явился Таракан назад к царю. Царь удивляется: “Неужели, богатырь, ты жив? Неужели Змея победил?” “А то как же! Семьдесят богатырей я одним махом бью, а мелкой сошке и сметы нет — да чтоб мне с одним Змеем не управиться! Только смерти предать этого Змея нельзя, потому что он бессмертный. А я его победил и так изувечил, что через три дня он отсюда совсем уберется и назад в преисподнюю улетит”. Несказанно обрадовался царь: “Ну, могучий богатырь! Коли вправду освободил ты мою землю от Змея, отдам тебе мою дочь, царевну, в супружество и быть тебе моим наследником”.
Сейчас нарядили Таракана в богатое платье и задал царь на радостях богатый пир. Всю ночь до утра пировали; Днем выспались — и опять пировать до другого утра.
В тот самый день, как наступил Змею срок уходить, проснулся Таракан поздно — сердитый, голова болит. И вдруг слышит он: на дворе шум, крик, кто-то его кличет, кого-то стража прочь гонит… Он выглянул в окно: батюшки!.. Его жена за ним пришла, прознала, выследила и к нему, в царский дворец, ломится. Вот тебе и царская дочь невеста!.. Делать нечего, надо к жене выходить, из беды вывертываться: уж сам царь стоит на крыльце и пальцем его манит. Вышел Таракан. “Вот, нареченный зятюшка, — говорит ему царь, — эта баба твоей женой называется”. “Велите, ваше царское величество, ее, дрянь этакую, в шею вытолкать… С чего она взяла, какая она мне жена? Она простая баба-дура, а я сильномогучий богатырь, молодец холостой, никогда и женат-то не был”. Сейчас бабу подхватили и вытолкали вон взашей.
Лютует баба за воротами, ругается, всякие пакости Таракану сулит за то, что отрекся он от нее, как попал в честь. Да с чего он таким барином стал?.. Разузнала, разнюхала, что Таракан сильно могучим богатырем называется, что будто он Змея застращал, и кинулась, себя не вспомня, баба к Змею. Змей уж совсем собрался выбираться, последнюю подводу с добром укладывал. Вдруг Тараканова жена — и вот она. “Стой! — кричит. — Ты чего это хвост-то поджал, уходишь отсюда?” “А оттого, — говорит Змей, — что я обещался сильномогучему богатырю Таракану”. “Какому богатырю! Да он, Таракан — мой муж, простой мужик — от воробьиного крыла валится, один на улицу ночью выйти боится, только хитростью и берет. И тебя, Змей, он обманул”. Змей не верит: “Я, — говорит, — его силу сам видел!” Стала его Тараканиха заверять: “Да пойдем сейчас со мной; ты его одним пальцем, как муху, раздавишь!” Подумал-подумал Змей и говорит: “Кто тебя знает! Ты говоришь, что ты богатыря Таракана жена; может, ты с хитростью пришла, меня заманиваешь, чтоб он меня убил”. Баба давай клясться-божиться, что она затем только Змея и зовет, чтоб Таракана извести. “Ну, ладно, — говорит Змей, — я за тобой пойду; только обвяжу тебя веревкой и за конец держаться буду, чтоб ты не убежала, коли захочешь меня обмануть”. Баба и на то согласна.
Сидит Таракан в царском дворце, пирует; вдруг на улице — крик, шум… Что такое? Вбежал придворный: “Беда! Змей прямо сюда, ко дворцу, идет и ведет его та самая баба, которая женой богатыря Таракана назвалась!..” Перепугался Таракан, ни жив, ни мертв; совсем было уж наладился со страху под стол забиться, да опамятовался: все равно от бабы нигде не спрячешься… Как выскочит он в отчаянности на крыльцо, да как закричит: “Молодец, жена, ловко! Веди его сюда на лютую казнь, веди! Хорошо мой приказ исполнила!” Змей остановился. “А, — говорит, — вот оно что! Я так и знал”. Ухватил веревку, на которой Тараканиха была привязана, покрутил-покрутил вокруг себя да как хлопнет бабу об землю — только мокрое пятно осталось. А сам повернулся, да бежать…
Вечером пришли из Змеева дворца дозорные, которых туда царь послал, и говорят: “Убрался Змей со всем своим добром неведомо куда, и духом его не пахнет”. Царь обрадовался пуще прежнего, наградил Таракана несметным богатством, в генералы его произвел и выдал за него замуж свою дочь, прекрасную царевну.
Долго ли, коротко ли — живет Таракан у царя в наследниках, словно сыр в масле катается. Вдруг подступил под то царство чужестранный богатырь, поганое Идолище — голова с пивной котел. С Идолищем несметное войско, и шлет он царю грамоту: “Выдавай, царь, за меня твою дочь, прекрасную царевну; не то царство твое огнем пожгу, всех людей мечом посеку и тебя лютой смерти предам!..” Как царю быть, что делать? Собрал царь свое войско и говорит зятю, богатырю Таракану: “Веди, сильномогучий богатырь, дорогой зятюшка, войско в кровавый бой, обороняй твою молодую жену и меня, старика!” Таракан ни жив, ни мертв. “Вот, — думает, — когда мне конец пришел!” А увильнуть никак нельзя… Нечего делать, собрался он и едет из столицы впереди войска.
Был в царском войске барабанщик — из жидов. И очень этому барабанщику не хотелось воевать идти. Вот он и надумал перебежать к Идолищу, чтоб все ему, про царское войско и про Таракана-богатыря рассказать и так к Идолищу подольститься. Хорошо. Перебежал он к поганому Идолищу. “Так и так, — говорит. — Не страшно тебе царское войско, а страшен Таракан-богатырь, потому что он и силою, как Самсон, силен и умом хитер, как Соломон премудрый”. И рассказал Идолищу про Тараканову силу. “Не иначе, — говорит, — ты с ним в бой вступай, как с хитростью. Смотри: что он делать будет — так и ты ему точь-в-точь подражай”.
Выступает из городских ворот войско, а впереди его Таракан чуть ползет, от страха насилу на седле держится; весь, как глина, белый и все назад оглядывается: как бы от неминучей смерти уйти. А навстречу ему выезжает поганое Идолище — голова с пивной котел, в плечах косая сажень, между глаз калена стрела ложится. Под Идолищем конь, словно лютый зверь. Машет Идолище булатным мечом, вызывает на смертный бой супротивника.
Вдруг загремели в царском войске барабаны, затрубили трубы… Тараканов конь испугался и кинулся вперед. “Ну, — думает Таракан, — сейчас мне и смерть!” Закрыл глаза, припал к седлу… А Идолище стоит, смотрит и дивится: “Ишь, на какие хитрости Таракан-богатырь идет! Ладно, не перехитришь!” Да и сам глаза закрыл и к седлу пригнулся. Несет конь Таракана на Идолище; вот-вот уж совсем близко… Выглянул Таракан одним глазком, увидел, что у супротивника глаза закрыты, да и догадлив был — выхватил саблю и ударил Идолище по шее со всей силы… Повалилось Идолище кулем со своего коня мертвое, да и Таракан-богатырь — со своего от страха кверх тормашками кувырнулся… Что тут храброму богатырю делать? Конь убежал, вражье войско подступает… Оглянулся он, видит: Идолища конь стоит над хозяином, как вкопанный. Таракан его цап за узду! Карабкался-карабкался: нет — высок конь, не влезть на него с земли. Привязал он коня к столетнему дубу, влез на дуб, прыгнул сверху в седло… Как рванется богатырский конь, вырвал дуб с кореньями, потащил его и кинулся, словно бешеный, назад, прямо в середину поганого войска. Топчет конь войско копытами, бьет столетним дубом, а Таракан-богатырь ухватился за седельную луку — чуть на коне держится… Тут подоспело и царское войско. Трубы трубят, барабаны гремят, бусурмане бегут…
После такой победы уж не было сильномогучему богатырю Таракану супротивника. Стал он жить в славе, в чести да в богатстве. А как помер старый царь, на его место славный богатырь Таракан на престоле сел.
И говорил Таракан-царь: “Я ли не сильномогучий богатырь: одним махом семьдесят богатырей бью, страшного Змея одолел, Идолище поганое смерти в бою предал — а без удачи-счастья и мне бы несдобровать!”