Жил-был некогда царь, а у него было три сына: Василий царевич, Петр царевич и Иван царевич.
Состарился царь и стал слепнуть день ото дня. Вот и говорит как-то раз царь своим сыновьям:
— Вот что, дети мои! Ступайте-ка вы да найдите мне целющей воды, чтобы я мог глаза себе промыть. От той целющей воды снова просветлеют глаза мои, и тот, кто из вас принесет мне этой целющей воды, получит всё моё царство после моей смерти.
Благословил их царь, и пустились три царевича в путь-дорогу. Ехали-ехали царевичи и приезжают, наконец, на распутье, где три дороги врозь расходятся. Вот и сказали царевичи:
— Чем нам всем по одной дорожке за одним делом, — пойдемте каждый по любой из этих трёх дорог!..
Так решили, так и сделали. Ехал-ехал Василий царевич, да и раздумался: «Отец больно любит Ивана царевича!.. Если он да привезет целющей воды, — не видать нам с братом царства, как ушей своих!.. Догоню-ка я Ивана царевича да порешу с ним!..»
Повернул коня и поскакал вдогонку за Иваном царевичем. А той порой и Петр царевич то же надумал и коня повернул вдогонку за Иваном царевичем. Вот и съехались старшие братья на перекрестке снова, сговорились против младшего брата и поехали вместе за ним следом. Нагнали его, сбросили с коня на землю, раздели его, связали по рукам, по ногам и бросили в степи; платье захватили с собой, а коня угнали в степь… Потом сели на коней и умчались назад…
Вот и лежит Иван царевич в степи; изнемог, жажда его томит, мухи его жалят. И чует он, что смерть его приходит. Той порой конь его стосковался по своем хозяине, прискакал к нему, живо верёвки на Иване царевичи порвал и говорит ему человечьим голосом:
— Слушай, Иван царевич! Недоброе дело с тобой братья сделали, и ты им не доверяйся. Я тебе служить больше не могу, а вставай и иди по этой дороге всё вперёд да вперёд, и найдешь ты своё счастье!..
Повернулся, взбрыкнул ногами и был таков.
Вот поднялся Иван царевич на ноги и пошел. Шел весь день; настала ночь, притомился Иван царевич и говорит младу-светлу-месяцу:
— Скажи, млад-светел-месяц, куда мне идти, чтобы целющей воды раздобыть?..
И отвечает ему млад-светел-месяц:
— Не знаю, Иван царевич! Ведомы мне небесные дороги, небесные ходы да переходы, а ваши пути-дороги неизвестны. Спроси-ка лучше у зайца!.. А только одно скажу тебе, — остерегайся ты пуще всего страшной Лобосты. Она и помочь тебе может, и сгубить тебя может!..
Пошел Иван царевич дальше. Глядь, а навстречу ему заяц бежит. Остановился заяц и говорит Ивану царевичу:
— Слушай, Иван царевич, разбери ты моё дело с детьми, и я за то тебе, что хочешь, сделаю…
— А что мне вас разбирать?
— Да вот, вырастил я детей, а они меня, старика, из норы моей вон гонят!.. Скажи по чистой правде: кто прав из нас?..
Пошел Иван царевич к заячьей норе, а зайчата и говорят:
— Будет, батька, пожил ты довольно, убирайся вон от нас. Правду мы говорим, Иван царевич?..
— Нет, — говорит Иван царевич, — не вы нору себе устраивали, а старик-отец. Вы – молодые, сами себе устроите норы, а эту отцу оставьте. Да и много вас, — всё равно вы между собой из-за норки ссориться станете!..
Обрадовался старик-заяц на такое решение и говорит:
— Ну, Иван царевич! Что ты хочешь от меня за это?..
— Да вот, — говорит Иван царевич, — скажи мне, где найти целющей воды, отцу глаза промыть?..
И сказал на то заяц:
— Иди ты, Иван царевич, на море Хвалынское. Есть там на берегу терем высокий и живет в нём девушка-Фараончик, с рыбьим хвостом. У неё вода целющая под подушкой хранится… А только будешь идти туда, берегись ты страшной Лобосты: она и поможет тебе, она же и сгубит тебя!..
Пошел Иван царевич дальше, и видит, — сидят на падали два ворона белых и дерутся. Подошел к ним Иван царевич, разнял их и спрашивает:
— Вы чего ссоритесь?
— Эх, Иван царевич, — говорит старый ворон, — нашли мы с сыном добычу: он себе хочет её взять, а я – себе. Кто из нас прав?..
— Ну, ворон, — говорит Иван царевич,- и ты неправ, и твой сын тоже. Ни тот, ни другой всего съесть за один присест не можете; а потом-то вам и новую добычу Бог пошлет; разделите вы себе добычу, — тебе, старику, две части, а молодому – одну. Старому трудней добычу искать, чем молодому.
Обрадовались вороны, старый и говорит ему:
— Спасибо тебе, Иван царевич, за правду-истину!.. Проси, чего хочешь за то, и я тебе всё сделаю.
— Да вот ищу я целющей воды, — говорит Иван царевич, — отцу глаза промыть, а то он слепнет… Послал меня заяц на море Хвалынское, в терем девы-Фараончика. А правду ли он мне сказал, — я того не ведаю!..
— Правду, — сказал белый ворон. – Только смотри, берегись ты страшной Лобосты. Она тебе и помочь сможет, и сгубит!..
Пошел Иван царевич дальше, а сам всё диву дается, — кто бы это такая была Лобоста, о которой его все упреждают?..
Вот только о ту пору затучилось небо, затмилось солнце красное, буря поднялась, гроза, — и видит Иван царевич, летит на него чудище-юдище – страшная женщина: росту от земли до самого неба, всё тело у неё серое, словно из земли, голова огромная, всклокоченная; рот оскален, и изо рта страшные клыки у неё торчат; руки длинные, и на пальцах когти, словно крюки железные…
Оробел Иван царевич и спрашивает:
— Скажи ты мне, чудище-юдище невиданное, как тебя звать, и откуда ты?..
Завыло чудище-юдище во всю голову, еле Иван царевич на ногах устоял.
— Я – Лобоста, страшная Лобоста, добрый молодец!.. Что хочу, то и сделаю с тобой. И нет от меня никому пощады. А захочу, — и осчастливлю человека!.. Знаю я, что ищешь ты целющей воды, и та вода у девы-Фараончика под изголовьем хранится!.. Хочешь, духом домчу тебя на синее море Хвалынское?..
И не успел Иван царевич слова в ответ страшилищу молвить, как подхватила его Лобоста на свои крылья могучие, засвистела, загудела и понеслась с ним чуть повыше леса стоячего, чуть пониже облака ходячего. Летит, воет, — тучи прочь гонит, облака рвет, деревья с корнями вырывает, словно клубки их по полю катает…
И одуматься Иван царевич не успел, как опустила его Лобоста перед самым теремом на землю.
— Спасибо, чудо-юдо, — говорит Иван царевич. – Вижу, что добра ты сердцем и жалостлива ко мне!..
Захохотала Лобоста, — инда вся земля от хохота её содрогнулась:
— Эх, ты, простофиля!.. Сейчас я тебя помиловала. А будет охота, и сгублю тебя!..
Завыло страшилище и унеслось в степи вольные, — пошла тучи на клочья драть, облака теребить, вековые дерева с корнями выкорчевывать да по чистому полю клубками катать…
Подошел Иван царевич к воротам, стучал, стучал, — никто ему не откликается. Он привалился к воротам плечом, вышиб их вон и пошел во двор, а со двора – в терем. А терем – краше нет, весь из алмаза цельного высечен.
Вот идет он из одного покоя в другой, — нигде ни души человеческой не видать. Он вошел под конец в опочивальню, — глядь, а на постели дорог-рыбий-зуб девушка-красавица лежит и спит… И вся-то она бледным-бледнешенька, а волосы у неё словно тина морская…
Сунул Иван царевич руку под изголовье, да не утерпел, поцеловал красавицу… А она открыла глаза, обвила шею его обеими руками, и чует Иван царевич, что не может он её сбросить с себя… А как глянул ей на ноги, — так и ужас его охватил: вместо ног у девушки зеленый рыбий хвост волочится… Стал Иван царевич бороться с ней, отшвырнул её в угол опочивальни, а сам выбежал на двор и про целющую воду забыл.
Бросился он на берег моря Хвалынского, — видит, суденышко на волнах качается; он в него прыгнул, оттолкнулся от берега и поплыл прочь…
А в тереме суматоха поднялась.
— Держи его, — кричат, — держи разбойника!..
И о ту пору налегло на его суденышко чудище-юдище невиданное, страшная Лобоста, вся косматая, вся истерзанная. Завыла она, загремела громовым голосом, — и котлом закипело море Хвалынское, пошло суденышко по волнам подбрасывать; а Лобоста всё норовит его вверх дном опрокинуть… Не устоял Иван царевич на суденышке, захлестнуло его зеленой волной и пошел он ко дну… Да в ту же минуту затихла свирепая Лобоста и охватила Ивана царевича девушка-Фараончик обеими руками и вынесла его на берег моря Хвалынского…
И стала она его целовать, миловать, горючими слезами обливать, его русые кудри расчесывать, ласковые речи приговаривать:
— Почто ты бросил, покинул меня, Иван царевич?.. Изобидел меня и от горя лютого избавить не захотел?..
И говорит ей Иван царевич:
— И спасла ты меня от смерти неминучей, а всё тошно мне видеть тебя!.. Оставь ты меня, чудо-юдо морское!..
Заплакала девушка-Фараончик и говорит:
— Слушай, Иван царевич… Раз гнались мы, фараоны египетские, за иудеями через Чермное море, и о ту пору вода сошлась и потопила нас всех до единого: и обернулись мы в вечных дев-фараончиков!.. Только ты не мучь меня, — возьми ты свой булатный меч, убей меня, отсеки мне мой зеленый рыбий хвост!..
Не ослушался её Иван царевич, вскакивал он на ноги резвые, вынимал свой булатный меч, — единым махом отрубил девушке-Фараончику зеленый рыбий хвост.
И в ту же минуту – не стало девы-Фараончика, а видит Иван царевич, что лежит перед ним, распростершись, девушка ненаглядной красоты – с отрубленными ногами и помертвела вся, не дышит. И такая жалость, такое горе обуяли его, что упал он на колени, стал её обнимать и обливать горючими слезами её омертвевшие очи…
— Прости ты, люба моя, что злого сердца своего я послушался; что и спасла ты меня, и пожалела меня, а я ничего того в разум не взял и убил тебя…
Зашумело тут над головой его что-то, поднял голову Иван царевич, и видит, — летит к нему большой старый ворон и несет в клюве пузырек с целющей водой.
— Не плачь, Иван царевич, — говорит, — чай, слезами мертвого не поднимешь. А как сделал ты мне добро, и я тебя в скорби твоей не оставлю!..
И вспрыснул белый ворон красавицу-девушку целющей водой, и в ту же минуту ожила она, открыла глаза и улыбнулась Ивану царевичу…
— Долго же я спала, — говорит.
— И век бы спала, кабы не я, — сказал белый ворон. – Ну, царевна, и ты, Иван царевич, — бегите скорее прочь отсюда. Не простит вам Лобоста того, что бежали вы из терема!.. Вот тебе, царевич, целющая вода для твоего батюшки. Беги, не мешкай…
Свистнул Иван царевич богатырским посвистом, — и примчался к нему его добрый конь. Вскочил Иван царевич на коня, поднял девушку-Фараончика к себе на седло, и помчались они легче вихря…
Уж стали они к своему царству подъезжать, как проведала о том страшная Лобоста. Завопила она, загремела, что есть мочи.
— Не сам Иван царевич надумал это, кто-нибудь да надоумил его!.. Сказывайте, кто надоумил его?
— Я! – каркнул белый ворон.
И Лобоста дохнула на него, — и почернел весь белый ворон, словно обуглился, да с той поры и навсегда таким остался…
— А ещё кто надоумил Ивана царевича? – завыла бешеная Лобоста.
— Я! – пискнул заяц.
И страшная Лобоста ударила его по мордочке, — с той поры и осталась навсегда у зайца губа рассеченная.
— Сказывайте, кто ещё надоумил Ивана царевича!..
— Я, — сказал млад-светел-месяц…
И тогда страшная Лобоста набросилась на него и стала грызть его и съела уже около половины, как заметила тут, что скачут по полю следом за Иваном царевичем его старшие братья и хотят Ивана царевича с невестой на куски изрубить. Она и бросилась к ним на помощь, да закружила их в страшном вихре. Они стали, было, биться с ней, да не осилили, — оба и пали с коней бездыханными. А Иван царевич с прекрасной девушкой-Фараончиком той порой доскакал до отцовского дворца и запер за собой тяжелые теремные ворота.
Потом отнес отцу целющей воды, и только что тот умылся ею, как прозрел и помолодел сразу. И на радостях повенчал он Ивана царевича с морской царевной, а потом и всё царство им передал. А сам стал вместе с ними жить да поживать, да своих внучат качать…