Была у мужика лошадь, работал он на ней без малого тридцать лет. Отощала лошадь — кожа да кости, ослепла.
Свел ее мужик в лес, привязал к дереву, да и говорит: “Пусть на тебе черти ездят, а мне тебя такую кормить убыточно”.
Прошел год. Случилось мужику быть в том же лесу. Видит — стоит его лошадь на том же месте; только стала она сытая, бока колесом, грива обросла до земли; а глаза, как уголья — так и горят… Обрадовался мужик. Вот, думает, счастье-то… какую привел, а какая стала…
Стал отвязывать ее от дерева, чтобы домой вести, и вдруг слышит голос:
— Э, нет, постой! Дареного, брат, назад не берут… А хочешь взять, так выкупай…
— А какой будет выкуп? — спрашивает мужик.
— А вот какой: в ночь под Рождество мне с левой руки мизинец.
Почесал мужик в голове, посмекал малость и согласился.
Отвязал лошадь и повел к себе. А голос ему вслед и говорит: “Только, брат, помни: что сказано, то сделано. Быка за рога, а мужика за слова”.
Привел мужик домой лошадь, стал боронить да пахать, дрова возить, на базар на ней ездить, а сам нет-нет, да и подумает, сколько до Рождества осталось…
Наступила зима. Навалило снегу. Мороз по льду на реке костылем застучал…
Боится мужик. Близко расплата. Конечно, думает: мизинец дело маленькое и, можно сказать, совсем ни к чему, а все ж таки жалко… Да и как он его отымать будет?
Наступил сочельник.
Забился мужик на печку в самый угол, зуб на зуб не попадет от страха…
Ждал, ждал, постучал кто-то к окно.
Пошел отпереть, а сам еле на ногах стоит, так коленки и трясутся…
Глядит: нищий. Седенький такой старичок — в чем душа держится. Вошел в избу, перекрестился, поставил клюку в угол, покряхтел и сел на лавку.
Рассказал ему мужик про свое горе.
— Плохо твое дело, — говорит старик, — придет к тебе сегодня черт.
Затрясло мужика и стал он просить, чтобы помог ему старик.
— Ладно, — говорит тот, — помогу, только в другой раз черных слов не говори… Что тебе лошадь худого сделала? Тебе бы ей за труд в пояски поклониться.
И велел он мужику принести долото и бурав… Долотом продолбил щель в стене и буравом провертел дыру в полу.
Только он это сделал, откуда ни возьмись, зазвенели по улице колокольцы с бубенцами и подкатили к избе три тройки, а на них людей битком набито. Шубы у всех богатые, шапки собольи, а их лица все черные, долгоносые, а уши, как у свиней…
— Пускай, — кричат, — хозяин, гостей, отворяй ворота!
А старик говорит:
— Сиди, помалкивай…
Распахнулась тогда дверь; с гиком, визгом да присвистом ввалились в избу черные гости…
Встал старичок с лавки, перекрестил рот, дунул на них и сказал:
— Пусть половина из вас будет клопами, а половина крысами…
Сгинули гости… И полезли заместо них в ту дыру, что продолбил он долотом в стене, клопы, а в ту, что в полу пробуравил — крысы…
С той поры и клопов и крыс у мужика видимо-невидимо.