Каша из топора
Шла партия солдат по деревне, и досталось одному солдату на квартиру к старой старухе, такой корге, что и ведьмы пугались её. Солдат вошёл к ней в избу, по христиански помолился, по русски поклонился, и честовал хозяйку добрым словом:
— Здравствуй, бабушка-старушка, рада не рада гостю, а дай что-нибудь порвать!
— Да что же тебе порвать, родимый мой? — отвечает старуха, будто и не домекает, что он голоден. — Была где-то веревка старая, да и ту ребятишки утащили.
— Ну, так нет ли у тебя чего поклевать? — сказал солдат.
— Да что же, родимый поклевать? Овса, либо круп я не сею, а с неба они не сыплются.
— Ну, так нет ли у тебя чего-нибудь поесть? — сказал солдат уж напрямки.
— И, родимый, — отвечает старуха — я и сама третий день сухую ложку лижу, да тел и сыта.
— Ну, нет ли у тебя молочка, хлебца, курочки?
— Нету, родимый, и сама давно их не видывала.
Постой же ты, старая ведьма, думает про себя солдат: научу я тебя царских слуг кормить — вдесетеро поплатишься.
— Так и сварить у тебя нечего?»
— Ничего нет, родимый!
— Ну, а вот под лавкой топор лежит.
— Да что ж топор! ведь его не укусишь, родимый!
— Твоими зубами не укусишь, а наше дело солдатское. Я из него похлебку себе сварю, да с похлебкой и съем.
Старуха ухмылилась:
— Посмотрела бы, как ты станешь топор грызть.
— Разварю, да и съем.
Старуха уж просто-запросто засмеялась.
— Пожалуй, вари топор, а коли разваришь, так и кушай на здоровье.
— Ну, спасибо и зато, бабушка. Пойду же наберу хворосту, да разведу огонь, а ты приготовь воды в чугунке.
Служивый-το смекнул, что топор широкий, новенький, верно больше рубля стоит. Вот он вышел из избы, подозвал товарища, и говорит:
— Слушай меня: как увидишь, что из трубы в квартире моей сильный дым пойдет, подбеги к окошку, застучи, да и зови: сбор, дескать, в поход! А уж за то будет у нас и добрый ужин, и но доброй чарке водки.
Воротился он в избу с охапкой хворосту, а старуха уж и воды в чугунке приготовила, и таганчик на шесток поставила, и трубу открыла.
— Посмотрю, говорит, поучусь, как топоры варят, да с похлебкой едят.
А сама со смеху помирает — думает, провела я солдата-то; поварит, поварит топор, да так и уйдёт. А солдат не унывает, разводит огонь под чугункой, да еще соли спрашивает.
— Дай, бабушка, соли — без неё невкусно будет!
— Возьми, родимый, на полице.
Вот он взял соли, посыпал в водуз а как вода стала закипать, так и топор опустил в неё. Старуха сидит, да посмеивается, а он кипятит воду, пробует её, да приговаривает:
— Нет все еще сыр, и навару не дал.
Вот уж вода давно ключём кипит, а он всё только разговаривает со старухой, да пробует кипячёную воду. Старуха со смеху помирает, а он и говорит, как-будто сам с собой:
— Нет, видно, мало огня. Дай еще хворосту прибавлю на огонь!
Прибавил, пошла трескотня, и дым повалил из трубы. А товарищ-солдат, как завидел из трубы сильный дым, подскочил к окну, стучит и кричит:
— Семен Семенов! В поход! Живо собираться к капитанской квартире!
— Ахти! — закричал солдат — как же быть-то?
Взял железную чумичку, вынул топор из кипятку, держит в рукавице, да и пробует:
— Сыр ещё, сыренёк, — говорит, — да уж нечего делать: съем дорогой каков есть. Прощай, бабушка-старушка. Дай бог тебе здоровья: видала, как солдаты топоры варят и едят?
И был таков с топором. А старуха потом рассказывала за диво, что солдатскими зубами и сырой топор разгрызть можно.