I.
Посылает мужик двух сыновей своих на работу, далеко от дому, и берут они с собой хлеба на трое суток.– Когда вы тот хлеб съедите,– говорит им отец,– я пошлю к вам сестру; она принесет еще.– А им надо было идти через большой лес, и в том лесу было не ладно; и боялись они, чтоб сестра, сбившись с пути, не попала в беду. Вот старший брат и учит ее.– Смотри,– говорит,– Дуня, как пойдешь лесом, не заглядывайся по сторонам, и не сходи с дорожки, а замечай на перекрестках, где путь расходится, мы будем метки оставлять, будем ветки заламывать. В какую сторону заломана ветка, в ту и иди. Ошибешься, зайдешь не туда,– худо будет.
— Ну, ладно, не ошибусь,– отвечает сестра… А была она очень еще молода и красоты дивной.
Прошло двое суток после того, как братья отправились на работу. На третьи, сестра берет у матери кузовок с пищею, ставит его себе на голову и, перекрестясь, уходит из дома.
Идет она весело, по знакомой дороге, руки в бок; песенки распевает;– идет; а на встречу ей ближе и ближе лес.
Бог его знает, что это был за лес, только девки в него не любили ходить. Темно там и тесно уж чересчур и за теснотой ничего не видать вокруг и какие-то голоса, не человеческие, перекликаются, а как совсем затихнет, тоже не хорошо… Обступят тебя со всех сторон деревья — уроды такие, старые, долговязые! а за деревьями, дальше — потемки… И все тебе чудится, словно кто сторожит тебя там, в этих потемках… А остановишься, да станешь разглядывать, так и еще того хуже… Торчит из-за листвы мох, что ли там, ну его!– а тебе чудится борода, либо хвост… и длинные сучья, как лапы кривые, хватают тебя за платье… У-у!.. И петь перестала девка, как забрела подальше.
Помнит она наставление старшего брата, идет,– не заглядывается по сторонам;– на перекрестках находит ветки заломанные; в какую сторону заломана ветка, в ту и сворачивает. И все та же узенькая, корнями переплетенная тропа, у ней под ногами, и с этой тропы она ни на шаг.
И приходят ей в память разные слухи про этот лес, слухи о том, как люди в нем пропадают без вести и о том, что есть в этом лесу проклятое место, а среди того места гнилое болото, и в этом болоте страшное множество змей… И что у этих змей есть свой староста, не то змей, не то так — отродье змеиное… И что староста этот крадет девок; и что есть у него в лесу терем княжеский, и в тереме том подвал, а в подвале богатство несметное… и много, много чего еще.
Но вот — солнышко выглянуло, и на солнышке, видит Дуня,– алеет спелая земляника… Не утерпела, куда девался и страх. Сняла кузовок с головы, свернула с пути, сбирает; а сама на тропинку поглядывает. Тут-ли ты? думает,– видит — тут и опять за ягоды… Бродила этак, бродила, вертелась, вертелась,– хвать, а дороги-то уж и не видно. Испугалась она порядком, бросила ягоды и пошла к тому месту, где ей казалось — тропинка должна быть. Смотрит,– место как будто и то, а тропинки нет. Она в другую сторону, и в другой стороне — нет. Что за дьявол! Словно кто взял, да унес ее из под ног!.. Ну, нет, шутишь! думает,– недалече еще отошла,– найду!.. Искала, искала и точно нашла, наконец, да только не ту, которую потеряла. Однако она, на первых порах, ничего не заметила и пошла… Идет,– долго уж что-то очень идет… Вот солнце село, темно становится, и пора бы кажись уж выйти куда нибудь… Но не тут то было! Чем дальше, тем глуше и гуще лес, и нету перепутья, ни поворота. Догадалась она, наконец, что дорога не та; остановилась, осматривается… Что это? Мерещится, что-ли? В сумерках, в чаще лесной, высоко между ветвей, словно как будто терем: и в тереме том — окно, и в окне — огонек светится… Дивится Дуня.– Куда это я зашла?– говорит. И вот видит из лесу, на встречу ей, выступает кто-то,– осанисто, плавно так выступает и голову держит спесиво, откинув назад. Да только — ой! что это? Харя-то! харя!.. Как подошла она ближе, да как разглядела харю-то,– как закричит! Как отскочит! Вся обмерла от страха,– трясется…
А он увидел ее и манит рукою к себе.– Поди,– говорит,– поди сюда, умница!.. Ну что, не видала братьев?
— Нет,– отвечает она,– не видала,
— Ну и не хлопочи; не увидишь. Дорожку ту, что они тебе указали, я у тебя из под ног унес, и пришла ты сюда по другому пути… Чего-ж ты дрожишь?.. Ты попала в хорошее место.. Это вон — мой дворец, терем мой княжеский…
Глянула она, видит и в самом деле дворец. А он опять манит ее к себе.– Поди, мол, поди сюда — умница! Я тебя давно поджидал, давно до тебя добирался, да не по шерсти мне ваши дороги торные. Кабы не это, я бы не посмотрел,– что ты роду простого, я бы тобой не побрезгал. Была бы давно моя. А именно уж теперь моя. Забывай отца с матерью,– больше их не увидишь… Будешь тут жить у меня, и будет тебе от меня всякое удовольствие.
Сказал он это, взял ее и увел к себе.
II.
Братья пахали три дня и не стало им пищи. Бросили они работу, и приходят к отцу и матери с великой грозою.
— Отчего вы не прислали пищи?
Те говорят: сестра понесла вчера; а они говорят: — сестры не видали… И смекнули тогда в семье, что с Дуней случилась беда.
Вот, отзывает старший брат младшего.– Пойдем, говорит, искать сестру.– А мать услыхала, и говорит отцу: — Оба хотят идти; а случится, как с Дунею, пропадут оба разом, и останемся мы, на старости, без детей. Не пускай, мол, обоих разом. Пусть лучше жребий кинут — кому идти.
И велел отец сыновьям жребий кинуть. Стали бросать. Очередь вышла старшему.
Взял он топор, да краюху хлеба, помолился у образов, поклонился сперва отцу с матерью в ноги, потом младшему брату, и ушел из дому.
Ушел из дому, входит в лес и идет тем путем, который они указали сестре. В мокрых местах видит её следы: шла, стало быть, этой дорогою. Ну, пошел и он этой дорогою. Погляжу, думает, до каких пор тут шла?– Шел, шел, пришел к тому самому месту, где Дуня с дороги сбилась,– глядь:– на дороге стоит дворняжка, — стоит, хвост поджав, шею вытянув;– нос уставила поперек дороги… Отошел парень поодаль и стал за собакой приглядывать:– что это она делает? А она постоит, постоит, да замечется; мечется, мечется,– да как завоет!.. И понял он, что собака прежде его отправилась искать Дуню, и что она бежала по следу ея, пока след был на пути; а дальше — одна не смеет,– знать чует что-нибудь да не доброе. Подошел он к собаке и кликнул ее. Она сперва к нему, потом от него, в чащу леса; — и визжит, словно как будто зовет его за собой…
Перекрестился он и пошел за собакой.
III.
В дремучем лесу, в непроходимой глуши, стоит княжеский терем богатыря,– Змеиного Старосты. Вокруг терема — каменная ограда, в ограде-ворота. По бокам, над воротами,– столбы железные, и на тех столбах, обвивая их толстыми кольцами, день и ночь сторожат два лютые змея. Лоснятся их пестрые спины, блестит на брюхе желтая чешуя, кровью налиты их зоркие очи,– черные пасти разинуты,– с острых зубов, по нитям раздвоенных языков,– сочится смертельный яд, и от яда того, возле, деревья сохнут, трава не растет.
В тереме, в спальне богатыря, сидит у окошка Дуня. На ней лица нет; горькие слезы капают у неё из глаз…
Но вот просыпается Змей, встал и кличет ее к себе.
— Пойдем,– говорит,– я тебе покажу мою матушку, а твою свекровь.
И повел он ее по хоромам, на другой конец терема. Входят они в богатый покой. В том покое стоит кровать с золотым балдахином и на том балдахине, вверху, княжеская корона. На кровати, на мягких перинах, на кружевных подушках, под тонким кисейным пологом, под бархатным одеялом,– лежит, свернувшись клубком, змея — большущая, пребольшущая,– старая, престарая;– кожа на шее вся в складках, пузо чешуйчатое отвисло, глаза глядят — еле видят; сама лежит — еле дышит.
Нагнулся сын к самому уху её,– толкает.– Матушка!– говорит,– а матушка! Очнись — что-ли!.. Смотри;– я молодую жену привел тебе показать.
Очнулась старуха,– приподняла свою желтую голову… Смотрит…
— Стара, мол, я,– не припомню… которая это?
— Тринадцатая.
Глядела, глядела змея,– головою покачивает…– Не ладно, сынок,– говорит,– не нажить бы тебе от неё беды.
Нагнулся он к ней опять и стали они вдвоем шептаться, на Дуню посматривая. А у Дуни мороз по коже… И слышит она, шепчет старуха сыну: — Не долго держи, мол,– а он головою кивает, рукою на горло показывает.
И вот, вывел он Дуню и говорит.– Ну что, как тебе нравится моя матушка, а твоя свекровь?
Дуня молчит.
Осерчал он, выхватил из за пазухи змейку, да как стегнет ее по плечам.– Вот я тебя научу молчать, когда я тебя спрашиваю!.. Говори — нравится!
— Нравится,– отвечала Дуня.
— Ну, ладно. Вот же тебе, от меня, первый приказ. Будешь ты за своей свекровью ухаживать. Будешь ее кормить, умывать, постелю ей стлать; на сон убаюкивать, мух отгонять… А теперь пойдем:– я тебе свой народ покажу…
И повел он ее. И вышли они вон из терема, по другую сторону. Видит Дуня:– идет от самого терема, в лес, болото вонючее, ржавое, а по болоту плесень и в плесени той клубом кипит, кишмя — кишит всякая гадина: змеи, пауки, ящерицы, сороконожки, жабы,– мерзость неизреченная!-Ну что, говорит, — как тебе это нравится?– Дуня глядит, ни жива, ни мертва; — не знает что и сказать, всю душу её воротит.
Выхватил он опять туже змейку,– а она бух в ноги.– Смилуйся!– говорит.– Что я тебе сделала, что ты меня в первый же день наказываешь?.. Дай мне хоть немного поосмотреться!
— Говори: нравится.
— Нравится, — отвечала Дуня.
— Ну, ладно. Вот же тебе от меня второй приказ. Будешь ты этот народ беречь и холить. По утрам — кормить, по вечерам — перекличку делать.
Обмерла Дуня.– Господи! Да они меня заедят!
— Не заедят… Вон у ограды куст. Оторви от него ветку с листьями и ступай к ним.
Она оторвала ветку и с веткой пошла в болото по щиколотку.
— Дальше иди.
Она вошла по колена; и осадили ее со всех сторон пауки, змеи, всякая гадина, и поползли по ногам, по рукам, по шее.
Ну что,– нравится тебе это?
Вспомнила бедная змейку и отвечает сквозь слезы:– нравится.
Забавно оно показалось Змею. Затряслись его крутые бока и пошел раскатами по лесу его богатырский хохот.
IV.
Вышла Дуня из терема, за водою, на двор;– вдруг, слышит:-Здравствуй сестра!– Оглянулась: — её старший брат стоит за оградою.
— Зачем ты сюда пришел?– говорит.– Ты свою голову здесь положишь, а меня не спасешь. Я — несчастная. Я теперь тебе не сестра и ты мне не брат. Попалась я в каторжные руки.
— Ну,– отвечает брат,– если так, то пошто же я здесь погибну, а без тебя не уйду.
Подумала Дуня, и говорит ему.– Стой ты здесь, а я пойду понаведаюсь, что он скажет, что ты пришел в гости.
Приходит она в спальню к Змею.– Что-бы сделал, душенька,– говорит,– если б мой старший брат ко мне в гости пришел?
Он говорит:– За гостя принял бы.
Вышла она и приводит брата. Староста с лавки встает и как добрый человек его встречает.– Здравствуй, мол, шурин. Взял за руку, в кресло сажает.– Садись,– говорит,– отдыхай. Тот сел. Глядит на него Змей, глазами меряет.
— А что,– говорит;– шурин, с дороги не перекусить ли чего?.. Полезай-ка, жена, подай нам сюда, вон, с полки,– эту закусочку богатырскую.
Подает Дуня закусочку: решето железных бобов и краюху железного хлеба.
— Кушай, шурин.
Тот посмотрел, взял зернышко, подержал в руках и назад положил.
— Эт чё!– говорит Змей.– Верно, ты, шурин, сыт, что моим хлебом брезгаешь?.. Ну, пойдем же теперь, я тебе хозяйство свое покажу. Посмотрим: ты или я богаче?
И повел он его по своим хоромам. И видит тот, что Змей гораздо богат. Потом повел его в конюшню свою богатырскую. И стоят в той конюшне шесть жеребцов, на цепях железных прикованы,
— Ну что, шурин, ты или я богаче?
Тот отвечает:– Куда мне! У меня и десятой доли нету того, что у зятя.
— Ну, пойдем же со мной; я тебе покажу штуку.
И приводит его к дубовой колоде, весом в шестьдесят пудов.– Видишь ты шурин эту колоду?
Тот отвечает: — Вижу.
— Подыми.
Дунин брат почесал в затылке, — глядит.– Хоть ты меня тут убей,– говорит,– а не поднять мне этой колоды.
— Если так,– говорит ему Змей,– то полно тебе сюда ходить — дураку, мужику!– А? ты со мною брататься вздумал?.. Коли ты мне брат, то и свинья сестра!.. Ты не только со мною речь вести, не должен на меня глазом посмотреть, потому — не достоин сюда ходить и мой дом бесчестить.
Оробел бедный парень.– Вишь,– думает — какой важный!
А тот ему на пол указывает.– Становись, мол, сюда на колена.
Он стал.
— Клади голову на колоду.
Он положил.
Выхватил Змей у него, из за пояса, острый топор и отрубил ему голову.
Прибегает Дуня… Где брат?
— А вон!– говорит.
Всплеснула она руками.– Чуяло,– говорит — мое сердце!.. Ох, тошно! Убей уже и меня тут.
А он ей: — Не торопи, мол, еще успею.
V.
Ждут-пождут в семье Дуни. Нет ни её, ни старшего брата… Говорит меньшой отцу с матерью.– Пойду теперь я за сестрой:– моя очередь.– А они ему говорят:– Не ходи… Может еще и вернутся, а ты пропадешь даром.
Прождали с месяц. Через месяц вернулась домой собака одна. Смотрят:– правая лапа у ней в крови; а на левой кольцо железное. И догадались они, что парень убит, а девка в неволе.
И говорит опять младший брат.– Не держите вы меня долее. Не могу я этого стерпеть, чтоб на мне оставалась неволя сестры и кровь брата.
Думали, думали; плакали, плакали;– наконец видят: озлился парень, слова ни с кем не молвит, зверем на всех глядит… Делать нечего, думают,– не удержишь; и отпустили его.
Не взял он ни топора, ни хлеба, взял только собаку.
И повела она его лесом дремучим и приходит он к терему;– стал у ограды; смотрит;– видит — сестра его на дворе:– бледна, в лице ни кровинки, глядит так-то дико и вся змеями опутана.– Здравствуй, сестра, говорит. А она ни слова, только рукою машет ему, чтобы прочь шел… Глядел он, глядел, — Эй! Дуня! говорит;– поди-ка сюда. Она подошла.– У кого это ты тут живешь?
Она сказала ему у кого.
— А где брат?
— Брат убит… И рассказала она ему, как погиб старший брат.
Задумался парень; глядит на сестру, видит — змеями обвита. И стал он ее допрашивать.– Что это, говорит, Дуня, на тебе за наряды такие?
— А это, говорит, все подарочки свадебные. Вон эти, что вьются кудрями на голове, это — думы черные. А эта толстая, вокруг пояса, это — недуг тяжелый. А эти, что по ногам опутали, это — неволя тесная. А тут, на руках узлами, это — работа каторжная. А эта вот, это — петля на шее; — когда он захочет, тогда и затянет. И все то оно хотя тяжело, да не так, как вот эта маленькая. Эта мне пуще всех?… Она указала на грудь и видит брат: под самым сердцем, словно пиявочка, висит, присосавшись, змейка. И говорит сестра, это — моя тоска смертная, подарочек от моей свекрови;– своими руками приставила.
— Уйдем,– говорит брат.
Покачала головой Дуня.– Нет, отвечает,– мне от него не уйти. Сейчас хватится, мигом догонит. А уходи ты, милый брат, пока он не хватился. Заслышит, застонет, — будет и тебе тоже, что было старшему… Чу! Кличет!… Скорей уходи!
— Не уйду.
— Ну так хоть подожди, — я пойду понаведаюсь, что он скажет?
Пошла она в терем, к мужу, и стала к нему ласкаться, и говорит ему:– муж ты мой милый, что бы ты сделал, если-бы мой меньшой брат в гости ко мне пришел?
— Что бы сделал?… За гостя принял-бы.
— А может принял-бы его как старшего?
— Нет… Я того убил, потому что он со мною грубил, не умел честно со мною обходиться… Пускай приходит… Этого я приму.
Она вышла на двор и говорит брату:- Покорно обходись.
Привела к мужу. Тот встал, на встречу идет; смотрит — детина со всем еще молодой.
— Ну,– говорит, раненько ты в гости ко мне собрался. Подождать бы тебе; а то у тебя еще матернее молоко на губах не обсохло… Одначе — погости.– И становит ему железное кресло.
Детина сел, да как повернется, кресло и треснуло.
— А что, зять,– говорит; в лесу живешь; а у тебя кресла худые. Али нет у тебя плотников хороших, чтобы кресла сделали покрепче?
— Ну,– думает себе Змей;-верно попался я в добрые клещи!… Однако — посмотрим… Эй! Женка! Давай-ка нам сюда есть.
Приносит она решето железных бобов и железного хлеба.
— Изволь кушать, шурин.
— Спасибо, зять; — я и без всякой просьбы поем, как у своего; потому с дороги проголодался.
И стали они есть вместе. Змей съест кусок, а гость его два. И поели все.
— Доволен-ли ты у меня, шурин?
— Доволен — не доволен, коли больше нет!
— Ну, пойдем, шурин, я тебе терем свой покажу.– И водил он его по хоромам, показывал ему все свое добро.– Ну, что, мол, как тебе сдается, у тебя больше, или у меня?
А тот ему.– Я не богат, да и у тебя ничего нет.
— Ты, шурин, со мною грубишь!.. Ну, пойдем-же, я тебе покажу штуку… И приводит его к той самой колоде, куда и брата его приводил.
— А ну,– говорит,– подыми.
— Поднял бы, да не любо мне руки марать о ту кровь, что на ней пролита.
— Ну, если так,– говорит ему Змей,– то будет на ней еще и другая кровь,
— Чья?
— А либо моя, либо твоя… Давай попытаем.
— Давай.
Вышли они на ток.
— Ну,– говорит ему Дунин брат,– ты здесь хозяин, тебе угощать;-начинай.
Осерчал Змей, накинулся на него; схватили они друг друга за руки,– сдавили и выдернули. У парня левая рука вся посинела, а рука зятя со всеми пальцами осталась в его руке.
— Однако, мне этого мало,– говорит Змей, И наскочил он опять на него и схватились они бороться. Двинул Змей, да не сдвинул он Дунина брата с места, ни пяди; а только вдавил его в землю по щиколотку. Двинул и Дунин брат и сдвину те-то тоже не сдвинул, однако вдавил его по колена в землю.
И стал говорить ему Змей.– Постой,– говорит, отдохнем.
— Ну, вот, уж и отдыхать! Не больно еще утомились. Я и с дороги, да не устал.
И говорит ему Змей:– Видно,– говорит, шурин, я у тебя погиб?
— А я-ж, мол, затем и пришел.
И стал тот его просить.– Возьми, говорит, и сестру и все добро мое, только оставь мне немного жизни.
— Ладно, мол;– будет тебе еще жизни на столько, чтобы дойти со мною до той колоды, на которой ты брата убил и сложить на нее свою голову.
Распалился Змей лютою злобою, распустил он по жилам всю кровь свою, дал простор своим богатырским плечам и ударил он парня правой рукою, изо всей мочи, в грудь…
В глазах зарябило у Дунина брата и он пошатнулся, однако же не упал.
— Ну, что — зять, натешился?– говорит.– Да полно мне с тобой шутки шутить! Дурак я перед тобою; долго балую. Давно-бы мне время тебя прибрать!
И размахнулся он в свою очередь и ударил Змея изо всей силы под самое сердце. И полетел тот с обеих ног на пол, и алая кровь заструилась у него из горла. Взял его Дунин брат и тащит к колоде.– Дуня!– зовет,– Эй! Дуня!
Прибегает сестра.
— Давай сюда братин топор.
Она подала.
— Эх, Дуня!– говорит Змей.– Не жалко тебе меня!
И вдруг, с этих слов, стало ей жалко Змея. Ухватила она брата за руки.– Стой!– говорит.– Делай ты с ним что знаешь,– только оставь ему жизнь.
Осерчал брат.– Коли ты за него просишь, то ты не сестра мне… Прочь, змея подколодная!– И оттолкнул ее.
Закрыла она руками лицо… Топор звякнул… Богатырская голова Старосты покатилась по полу.
VI.
Воротилась Дуня в родительский дом. Да не на радость она семье. Ходит пасмурная; дичится людей; — а люди на нее пальцем указывают…– Вон, мол, Змеиная старостиха!
Сидит у окна задумавшись, и все словно ждет чего-то. Спросит отец или мать: — что с тобой, Дуня?– А она:– Ничего — и шмыг вон из комнаты.
То, чего Дуня ждала, и что пугало ее,– сбылось в свою пору. У неё родился сын. И стал он расти; и прозвали его соседи: Змеенышем.
Сначала, дети бегали за ним по деревне с хохотом и бросали в него каменьями; но скоро оставили, потому что он скоро стал зол не по детски и силен не по возрасту, и на руках у него, да и на шее, появилась кожа какая-то сморщенная, словно как-бы змеиная чешуя… и не ласкали его в семье; а только косились или, уставив глаза, разглядывали: каков он, таков, и похож ли на добрых людей или на вражье семя?.. И не любил он ни деда, ни бабку; а дядю терпеть не мог, да и дядя тоже. За то мать в нем души не слышала и ласкала его и миловала. И часто в сумерки, на крылечке, одна, усадив его возле себя и прижав его к сердцу и гладя его курчавую головку с злым, некрасивым лицом,– шептала ему что-то на ухо долго, долго.
О чем шептала она, про то Богу известно; но после таких разговоров, он прятался от людей и уходил иногда один, на долгое время в лес.
И вот, раз как-то, дядя в сердцах схватил его за вихорь; но тут-же отдернул руку. Ребенок, озлясь, прокусил ему палец насквозь.
— Ах ты змеиное отродье!– крикнул он, вскинувшись; но мальчишка был уж на улице, и с улицы, грозя ему пальцем: — Постой, мол, дядя Иван, дай подрасти,– тогда за все рассчитаемся!
Подслушала это Дуня и крепко задумалась. И думает она про себя:– Нет, не житье мне между людьми, после того, что было!
Через день после этого, и она, и сын пропали без следа.
VII.
В дремучем лесу, в непроходимой глуши, стоит терем князя — Змеиного старосты… В его лесу живут слоны и много разного зверья, почему лес этот был любимым местом охотников.
Прежнего князя нет; его кости сгнили давно в ржавом болоте;– но в тереме есть жильцы. Сын сел на место отца;-а на месте старухи, древней Змеи, поселилась Дуня.
И по прежнему, не видать у ней ни кровинки в лице… И по прежнему, черные змеи вьются в её густых волосах,– черныя думы томят её безутешную душу.