I.
Был у одной старухи сын,– по имени Фомка. Фомка был мужичек малорослый, тощий и самый, как говорится, беспрокий. Никакая работа ему не спорилась, потому что он не умел обойтись как люди обходятся, а все делал по своему. Одежда у Фомки была оборванная, избенка кривая, крыша дырявая, лошаденка хромая, и жил он один со своею старухою матерью, без жены;– потому что во всем околотке не было такой дуры, которая бы согласилась пойти за него.
Вот, как то раз, шел Фомка в сумерки между опушкой и полем; а было это около Ильина дня и накануне была большая гроза. Идет он, и все ему слышится гром — не гром, а так, будто где-то недалеко телега по бревнам проехала. И думает он:– где бы это могло быть? Крутом, на пять верст, нет ни плотины, ни моста; а гремит где-то недалеко… Чу! вот опять застучало! И на этот раз, так уже близко, что Фомка остановился и начал осматриваться. Глянул в одну сторону, нет никого,– глянул в другую: — видит, на самом краю опушки, кто-то стоит нагнувшись, словно как будто-бы ищет грибов, Стал он за ним приглядывать:– видит старик какой-то, седой, без шапки, рост богатырский, плечи широкие, лицо такое хмурое, грозное… стоит, наклонился, клюкой ковыряет что-то во мху; поковырял и знать не нашел ничего,– пошел дальше; да как только пошел,– и застучало опять.
— Хе! хе!– думает себе Фомка.– Вот оно где гремит-то!– и дивно это ему показалось. Подошел ближе: — Бог помочь дед.
— Спаси — Бог.
— Что это ты стучишь?
— Так, это я про себя ворчу…– Отвернулся и надо быть что увидал на полу,– стал опять ковырять клюкой, поковырял, вытащил из земли какую-то стрелку, и бросил в мешок.
— Что это ты тут делаешь?
— Так, ничего,– говорит; свой товар подбираю.
— Какой товар?
— Да вот, дочка моя,– Маланья вчера тут в горелки играла, разбегалась, стрелки свои пораскидала. А я не люблю этого баловства Товар дорогой;– почто его тратить даром? Хочешь стрелять, так стреляй толком:– выбери место, нацель хорошенько,– да тогда и пали…
Слушает Фомка, сейчас смекнул — в чем дело и кто такой этот старик и о какой Маланье он говорил.– Слышь-ты, говорит тебе одному не справиться с этой работой; всю ночь тут провозишься. А ты выучи-ка меня эти стрелки искать, так я тебе, дедушка, помогу.
Дед согласился; надоело ему ковырять одному; выучил мужика по каким приметам отыскивать место куда упала стрела и как эту стрелу из земли выкапывать. И вот стали они искать вдвоем; — искали, пока совсем не стемнело, и понабрали таки порядком. Как стало совсем темно, дед взял, покидал свой товар в мешок и мешок завязал.– Ну,– говорит,– спасибо тебе любезный;– будет с меня и этого.– Загрохотал и ушел восвояси.
А Фомка, как ни был плох, однако на этот раз маху не дал. Не захотел он уйти с пустыми руками и изловчился, тайком от деда, засунуть себе в сапог с пол-дюжины… Зачем? Он и сам хорошенько не знал, но нраву он был пытливого и всякое новое дело его занимало. Дай, думает, посмотрю: что это за стрелки такие? Пришел домой, ни слова не говоря старухе, спрятал свою находку на печь и завалился спать. Утро-де вечера мудренее.
II.
На другой день был праздник. Фомка проснулся чуть свет, взял с собою стрелки и ушел в лес. Что он там делал не знаю,– только вернулся домой без одной стрелы, да в придачу еще без пальца на левой руке.
— Что с тобой?– спрашивает старуха.
— Так, ничего,– топором отхватил.
Несколько дней после этого, он сидел смирно; но как только палец зажил, взял остальные стрелки и пошел опять в лес… Вернулся опять без одной, да в придачу еще без глаза.
— Что с тобой?– спрашивает старуха.
— Так, ничего, на сук наткнулся.
После этого, он запрятал Маланьины стрелки в клеть и долго до них не дотрагивался; — знать поотбило охоту… Но вот, однажды, понадобилось ему зачем-то в кузницу; а кузница была в городе. Подходит он к городу поздно вечером, в сумерки, и опять ему чудится — гром не гром, а так — что-то стучит… Глядь, впереди, недалеко, бредет тот самый старик, которого он у лесу встретил. Поровнялись они;– здравствуй, дед!
Тот смотрит,– не узнает.
— А того мужика помнишь, который тебе помогал Маланьины стрелки выкапывать?
— А, это ты?… Ну, будь здоров — братец.
— Куда идешь дедушка?
— В кузницу — братец.
— Пойдем-же вместе, и мне туда нужно.
Пришли они в кузницу; — Фомка сейчас свое
дело справил, присел на завалинке и сидит, дожидается…– Дай, думает, погляжу зачем дед пришел.
А дед кликнул к себе кузнеца и спрашивает; — Ну что, говорит, — кузнец, пущалку, справил?
— Справил.
— Покажь-ка сюда?
Смотрит Фомка,– кузнец достал из под лавки снаряд какой-то диковинный и подает деду. Дед поглядел.– Хорошо, — говорит. Сейчас заплатил кузнецу, что следует; взял свой снаряд и пошел.
Как только пошел, и Фомка пошел;– увязался опять за ним, опять разговор заводит.
— Здорова-ли дочка?
— Ничего, славу Богу, живет.
— Много-ли стрелок пораскидала?
— Да, поистратила таки порядком.
Говорят они этак; а Фомка все на снаряд поглядывает.– Что это дедушка,– говорит, у тебя за-штука такая?
— Пущалка — братец.
— На что это тебе?
— А это, говорит, для дочки моей, игрушка такая. Из этой пущалки она свои стрелки цущает.
— А разве нельзя без этого?
— Нет,– говорит,– нельзя. Без этого либо палец тебе оторвет, либо глаз выжжет.
Сказал это дед, а сам усмехается, на Фомку поглядывает.
— Хе, хе! брат! Да что это у тебя глаз-то?
— Ничего — отвечает Фомка — это я ночью, на сук напорол.
— Вот как!.. Хе, хе, да у тебя и пальца недостает!.. Куда девал?
— Ничего, дедушка;– это я в хмелю, топором отхватил.
— Ну, братец;– это тебе наука. Послушай ты моего совета:– будь наперед осторожнее.
Сказав это дед загрохотал и пошел восвояси.
А Фомка не промах, сейчас вернулся назад к кузнецу и заказал для себя пущалку такую-же как у деда.
— Не рассердился бы дед?-говорит кузнец.
— Э! Ничего!– отвечает Фомка,– Мы с ним приятели;– сам видел, вместе пришли.
Через неделю, пущалка была готова и Фомка ходил с нею в лес и вернулся на этот раз без изяну, веселый такой. Приходит к матери…– Прощай, — говорит, — матушка! Благослови ты меня в пут далекий, на подвиги ратные, на поприща богатырские… Землю пахать теперь не мое уже дело.
Как услыхала старуха эти слова, так и ахнула.– Фомка! Да ты не с ума-ли спятил?…– Ты,– говорит,– посмотри на себя… Ну к роже-ли тебе подвиги ратные? Ведь у тебя силенки не многим побольше чем у меня?.. Да и кого ты, кривой богатырь,– воевать собираешься?
— Не беспокойся матушка,– говорит Фомка; — я уж найду кого. А что до силы моей, то этой силы ни ты, да и никто на свете еще не изведал. И никому неизвестно, где она у меня; — а я знаю где, и когда покажу, тогда и увидят.
Вечером, в этот день, Фомка ходил на то место, где он первый раз деда встретил, и вернулся домой с каким-то пучком. А на другой день, чуть свет, оседлал хромую свою лошаденку, повесил пущалку через плечо, простился с матерью и уехал.
III.
Долго-ли ехал Фомка и далеко-ли уехал, — не знаю; только вот — выезжает он из лесу на зеленый луг и видит: стоят на лугу два шатра златоверхие, у шатров богатырские кони пасутся Слез он с своей лошаденки и пустил ее тут-же траву щипать; а сам прилег отдохнуть. Не долго прошло, из шатров выходят два старых, престарых богатыря; — посмотрели на мужичка, усмехнулись и сели тут-же, неподалеку.
И говорит один богатырь другому: — Прошли — говорит,– богатырские времена, Ильюха! Что за народ нынче на свет родится!.. Посмотри-ка, вон: — мужичонка какой!… Что твой комар. Взял его на ладонь, да прихлопнул — так только мокренько останется.
Речь эта была обидна для Фомки, но он смолчал.
И говорит другой богатырь:– А что, — говорит.– Алеша,– много ты этаких за один прием уберешь?
— Да как махну,– отвечает тот; — так штук пятьдесят за раз уберу.
Не вытерпел этого Фомка.– Почто,– говорит,– вы старые богатыри, — меня юного обижаете? Вы силы моей не изведали, а если хотите изведать, то чем на словах похваляться, испытайте лучше меня на деле.
— Хорошо,– говорит Алеша,– давай, кривой богатырь, силу пробовать.
— Нет,– отвечает Фомка.– Я на тебя Алеша Попович млад и на тебя, дедушка Илья Муромец, руки не подниму: потому не приходится детям своих отцов колотить. А если хотите силу мою узнать, то возьмите меня с собою на подвиги ратные, на поприща богатырские. Пригожусь, сами спасибо скажете; а не пригожусь — наплюйте вы мне в лицо и прогоните.
Призадумались старые богатыри: смотрят на мужичка, дивятся; откуда у него такая прыть?
— И вот,– говорит Илья Муромец.– А что,– говорит, Алеша, возьмем уж его с собой — так и быть. С виду он точно что плоховат, да с виду не всякого разберешь.
— Хорошо,– говорит Алеша,– возьмем.
И положили они промеж себя уговор: Фомке ехать за старыми богатырями следом и служить им покуда конюхом. А если дело какое встретится, то пускать его в дело первого. Годен окажется — принять его нареченным братом и считать младшим богатырем; а негоден — прогнать.
Порешили на том и уехали.
IV.
“Идут богатыри на своих богатырских конях; а Фомка за ними; на своей хромой кляче — трюх, трюх… едва поспевает.
Подъезжают они к городу; — а в городе страх и смятение неописанное. Поселился в дремучем лесу, у самого города, басурман — шестиглавый змей и губит христианский народ во множестве неисчислимом.
Как услыхали это богатыри, сейчас поехали в лес, и по следу змеиному, отыскали его вертеп. Глядят, — из вертепа выходит чудище нечестивое о шести головах и каждая голова с пивной котел.
— Ну, Фома,– говорит Илья Муромец;– вот тебе и работа. Коли жизнь не красна, смерть не страшна, то выходи ты, по уговору, первый супротив этого змея и ратуй его; а мы посмотрим, если он станет одолевать, тогда сами примемся.
Но Фомка только того и боялся, чтоб старики как-нибудь без него не покончили. Вышел он смело вперед и стал заряжать свою пущалку; а змей-то, завидев его кривого, как прыснет со смеху.– Пошел прочь!– говорит,– шут ты этакой! Не хочу я с тобою и рук марать!
— Ну, ничего,– отвечал Фомка.– Я тебя, любезный, не задержу.– Сейчас прицелился да как грянет… Осветилось все место битвы; по лесу пошел гул раскатами и огненная стрела, ослепляя глаза ярким блеском, ударила в змея. Только его и видели. Разорвало его беднягу всего на куски и те куски не то спалило, не то раскидало по лесу.
Богатыри стоят, смотрят… понять не могут, что это такое было?.. Смотрели, смотрели, пожали плечами, да и поехали прочь. Фомка за ними… И вот слышит он, богатыри говорят между собою тихонько.
— Ну что, Ильюша?
— Да что, Алеша; — я братец, правду люблю говорить. В жизнь свою не случалось так чисто покончить дело!
И вернулись они опять в город, где люди, узнав, кто одержал победу, не захотели и верить старым богатырям; думали, что это они вдвоем убили змея, и только из милости уступают Фомке всю честь,
А впрочем приняли всех троих с великим почетом.
V.
После того, назвали богатыри Фому своим меньшим братом и стали честить как ровного.
И ездили они долго, втроем, сперва по святой Руси, а потом и по разным краям чужеземным. И было у них за это время работы не мало. Попадались им великаны и в три сажени, и в семь, и в десять; и змеи разного сорту, то о шести, то о двенадцати головах, а то и более; и Эфиопские короли с несметными ратями, и Турецкие, и Татарские, и Китайские витязи,– и против всех их по уговору выходил Фома первый. Выйдет, живо дело все сам покончит, а два старшие богатыря поглядят, да потупив голову и поедут прочь.
И вот стали старые богатыри призадумываться,– Видят, дела им никакого нет, всю работу Фомка себе забрал; а и просить-то его, чтобы уступил, не смеют; боятся, что стары уж стали очень и чего доброго еще перед ним, молодым, осрамятся.
Стали они об этом промеж себя разговаривать. И вот,– говорит Илья Муромец,– а что, Алеша,– ведь дело-то наше дрянь! Состарились мы, да и время-то богатырское знать миновало. Не нужны стали теперь богатыри. С этой пущалкою, что у Фомки, всякая баба выйдет против тебя и и ничего ты с ней не поделаешь.
— Да,– отвечает Алеша Попович, млад.– Я, братец — Ильюха, и сам так думаю. Довольно уж мы с тобой покрутили миром. Пора и честь знать! Пойдем-ка на покой.
И вот простились богатыри с своим нареченным братом Фомою и уехали восвояси.
А Фомка, тою порой, гостил во дворце у какого то короля заморского и слава о нем успела уже пройти по целому свету.
VI.
Сидит Фомка у короля, в его золотом чертоге;– а король-то и говорит ему:
— Скажи,– говорит, мне Фома, по правде;– отчего старые богатыри уехали?
И отвечает ему Фома:– скажу я тебе, государь, по правде;– старые богатыри обижаются, что им возле меня, молодого богатыря, совсем делать нечего.
Выслушав это король, сам глядит на Фому, усмехается.– Послушай, Фома,– говорит, ведь ты врешь?
— Нет,– говорит, не вру.
— Нет врешь, Меня, братец мой, не обманешь. Ты вот говоришь,– богатырь;– а если по правде сказать,– какой ты богатырь? Отыми у тебя пущалку да стрелы, так тебя всякий дворовый петух загоняет..
Фомка обиделся.
— Нет,– говорит король,– ты этим любезный не обижайся. А ты мне вот что скажи. Ведь этакую пущалку, как у тебя, всякий кузнец может сделать?
— Да,– отвечает Фома,-может; а стрелы то ты откуда возьмешь? Без стрел, с одной пущалкой, ничего не поделаешь.
— А вот,– говорит король;– я к тому и веду разговор. Ты, Фома, парень не глупый: сам можешь понять, что славы твоей не убудет, если ты мне откроешь: откуда ты эти стрелы берешь; и выучишь моих мастеров этому делу стрелецкому. А если,– говорит, ты это сделаешь, то будет тебе от меня за это награда такая, о какой ты и не думаешь. Богатырем я не могу тебя сделать, конечно, да мне и не нужны богатыри; но сделаю тебя генералом и отдам тебе все свое войско в команду, и для этого войска, мы закажем пущалки и ты будешь его учить своему стрелецкому ремеслу. А когда ты все это выполнишь, тогда я отдам за тебя свою дочь и с нею полцарства в приданое.
Польстился Фома на такую великую честь и открыл королю свое дело тайное, свое мастерство стрелецкое. И сделал король его генералом, а старых своих богатырей уволил в чистую. Не нужны стали они ему с тех пор, как все войско было вооружено gущалками и всякий солдат мог сделать то же, что Фомка делал. И стал Фомка знатным боярином и стал король выдавать за него свою дочь, а за дочерью отводить полцарства в приданое.
И вот едет Фома с королевскою дочерью под венец. идут они в золотых колесницах… По дороге войско стоит в два ряда, народ толпится, шапки бросают к верху, кричат: ура! По всему городу праздник, в колокола звонят… А по небу между тем поднимается черная туча. Остановилась она над самым венчальным поездом, да вдруг как шарахнет!.. Разорвало ее, словно платок, на два куска и из прорехи вылетела царица Маланья во всей лучезарной своей красоте. Она была в огненной колеснице, на вороных конях, и на темных ризах ея светилось кровавое зарево. Грозно глянула она на Фому:
— Стой! Фомка-вор! Ты стрелы мои украл, ты тайны мои изведал и по свету разгласил;– я тебе этого не прощу! На вот отведай-ка эту стрелку!..– Сказав это, царица взмахнула высоко белой рукой и пустила в него стрелу лучезарную…
Тяжелый громовой удар грянул над самою головою жениха. Кони его попадали;– народ столпился вокруг его золотой колесницы. Глядят; а бедный кривой богатырь — лежит в колеснице — мертвый.
