В старые годы, в старопрежние, в красную весну, в теплое лето случилась такая в мире тягота: стали проявляться комары да мошки, людей кусать, горячую кровь пропускать; появился мизгирь, удалой добрый молодец, стал ножками трясти, да сети плести, ставить на пути, куда летают комары да мошки.
Грязная муха-строка, злая оса, полетела да чуть не пала, да к мизгирю в сеть попала; а мизгирь стал ее бить да губить, да за горло давить. Муха мизгирю взмолилась: “батюшка мизгирь! не бей ты меня, не губи ты меня; у меня много будет детей сиротать, по дворам ходить и собак дразнить”. Тут ее мизгирь отпустил; она полетела, зажужжала, возвестила всем комарам и мошкам: “гой еси вы, комары и мошки, убирайтесь под осиновый корень: проявился мизгирь, стал ножками трясти, сети плести, ставить на пути-на дорожки, куда летают комары да мошки; всех изловит”. Они полетели, забились под осиновый корень, лежат, как мертвые.
Мизгирь пошел, нашел сверчка, таракана и клопа: “ты, сверчок, сядь на кочек нюхать табачок; а ты, таракан, ударь в барабан; а ты, клоп-блинник, поди под осиновый корень, пусти про меня, мизгиря-борца, добра молодца, такую славу, что мизгиря-борца, добра молодца, в живых нет: в Казань отослали, в Казани голову отсекли на плахе и плаху раскололи”.
Сверчок сел на кочек нюхать табачок, а таракан ударил в барабан; клоп-блинник пошел под осиновый корень, говорит: “Что запали, лежите, как мертвые? Ведь мизгиря-борца, доброго молодца, в живых нет: в Казань отослали, в Казани голову отсекли на плахе и плаху раскололи”. Они воротились и возвеселились, по три раза перекрестились, полетели, чуть не пали, да к мизгирю все в сеть и попали.
Он и говорит: “Что вы очень мелки! почаще бы ко мне в гости бывали, пивца-винца пивали и нам бы давали!”