На одним хорошим тракту́ стоял монастырь. Етот монастырь посещало очень много народу. Ни один не проезжал мимо етого монастыря. В одну прекраснуе время, утром рано пришлось проехать одному крестьянину. Человек как религиозный, хотел он зайти и помолиться. И уж не тут-то было. Монастырские врата были очень крепко заперты. Давай стучаться в ворота. Подумал, что крепко спят в монастыре. Ну, никак не дождался никого он.
Только стал прислушиваться. Не то были гимны, не то сти́хи, или просто песни. «Дак ето что же, оказывается гулянка?! Оказывается беспечальный монастырь!» Вынимает крестьянин памятную книжку, отрывает листок, пишет крупным шрифтом: «беспечальный монастырь». Скрывает таким скрытым месте, залепил и уехал.
Не долго прошло ето времени, пришлось проезжать етим трахтом государю. И вот он тоже захотел помолиться в монастыре. Да только попалась ему ета самая бумажка на глаза. Что такое? С изумлением смотрит: «беспечальный монастырь». — «Как же ето печали нету у его? Ковда я ведаю всем государством, и то печали и нужды у меня по горло!»
Заходит он в монастырь. На стречу ему идет отец-игумен с крестом. Приложился ко кресту государь. «Да что же ето, оказывается у вас беспечальный монастырь?» — Игумен несколько струсил. — «Что бы значили ети слова государя?» Остается не в доумении. Государь опять же ему повторяет: «У вас, оказывается, беспечальный монастырь?» — «Откудова вы ето знаете?» игумен спрашивает смиренно. — «Да, вот, пойдемте посмотреть на улице у вас есть какая-то вывеска: беспечальный монастырь».
Когда игумен увидел это, стал извиняться, что кто-то устроил такую подлость. Что мы в монастыре не можем быть беспечальны. Государь сказал, что это не зря, а наверно, кто-то знает вашу беспечальность. — «Дак, вот что, отец игумен, я наложу на вас печаль!» — «А какую же вы хотите наложить печаль на нас?» — «Да вот даю вам недельный срок. Задам вам задачу, чтобы вы мне ее разъяснили. И так попечалились эту неделю все бы монахи. Первая задача будет: сошшитать на небе звезд; вторая задача — небеса выше или тот свет дальше, как называют? И потом, оцените меня: что сто́ю я?» Сечас сял и уехал.
Игумен приносит такую печаль всем монахам. «Вот что, братья, государь заехал помолиться — вместо моления оставил нам печаль». Монахи все в недоумении. «Что такое, отец игумен говорит такое непонятное? Дак, говори же, отец игумен, правду ли ты, врешь ли?» — «Дак, вот что, братие, кто-то насмеялся над нами, залепил бумажку. Написано жирным шрифтом: беспечальный монастырь. Он за эту-то вывеску и оставил нам печаль».
«А какую же?» — «Дал нам недельный строк. Чтобы сосчитать на небе звезды — первая задача; а вторая задача — узнать небеса выше или тот свет дальше, а третья задача — оценить самого царя, что он сто́ит». — «Вот так-так!»
Все за́хнули. Где же это смёртному человеку угадать такие задачи? — «Делать нечего, придумайте. Может кто и угадат».
А время близко. Некто не думает угадывать. А только думают, что казнит всех. Один думает монах: «Так и так, жизнь не далеко, а уж лучше погулять и повеселиться. Дай, пойду в трактир, выпью порядком, чтоб скорее время только прошло, чем беспокоить себя».
И приходит он в трактир, заказывает огромный за́пас такой, трактирщик удивился, зачем же такой большой за́пас? — «А с горя и с печали», говорит монах. А тут как раз один трактирский пьяница. — «Что вы, отец, что вы, отец, какая вам печаль?»
— «Да, не говори, брат, нековда мне с тобой растабарывать». «Что ты, отец, может быть я тебе помогу». — «Едва ли ты своим кабацким делом поможешь мне-ка. Вот что, брат, государь ныне проездом наложил на игумена и монахов печаль. Задали три задачи и никому они не выполнимы». — «А какие были задачи?» спрашивает пьяница. А тот и стал ему шутя рассказывать. — «Да, ведь, оказывается совсем пустяки», говорит пьяница: «очень просто, могу отгадать я».
Монах даже оставил свое гулянье. И вот повел его к отцу-игумену, который щедро тебя наградит. Когда приходит к отцу-игумену, монах заявляет про этого пьяницу. «Вот что, отец игумен, оказывается, человек находится нас выручать». — «Да неужели?» говорит отец-игумен. «А вот сами можете лично переговорить с ним».
Берет отец-игумен етого пьяницу, ведет в свою комнату. «Ну дак что, брат, говорил тебе послушник всю ету историю?» — «Да, очень хорошо запомнил». — «Ну дак, брат, берись. Что будет стоить, заплотим». — «Дак что тут плата — я не особенно в ей нуждаюсь. Прежде всего я должо́н надеть ваше игуменское одежду и облачение. Ведь надо привукнуть мне за ето время ходить, как игумену, а то я, — ведь знаете — просто пьяница». — «Давай, сейчас и поменяемся одеждою оба».
Пьяница надевает одежду игумена, а свою подраную дает ему. Нечего делать — хотя и неприятно, приходится надевать. Ковда они переоделись, пьяница и говорит ему: «Отец игумен, представьте мне несколько десетей бумаги». — «А гля чего это?» спрашивает отец игумен. — «Ето лично мое дело. Надо, ведь, счеты как-нибудь сводить, звезды представить, а время уж близко».
Отец-игумен заказал послушнику принести бумаги. Принесли несколько десетей бумаги, и вот он взял карандаш и начинает писать. Писать-то было чо. Только заглавие поставил: подсчёт звезд. А тут стал ставить цифры несложные такие. Где 20, где 30, а где и сотню, и 1000 поставил, а где и 2 и 3. И так закончил все ети бумаги в цифрах.
Ковда приходит отец-игумен к нему. «Ну как, доканчиваешь ли нет?» спрашивает его. — «Да покончал», говорит. «А остальное измерил как? Как до неба и до того свету?» — «Да ето я давно знаю», тот пьяница говорит. Ну-с ладно, значит делать нечего было.
Приходит время — назначенный строк уже подоспел. Все монахи ждут с нетерпением царя. Только один игумен ни об чем не думает. Как будто бы не его дело. И вдруг появилась коляска. Приезжает государь со всею пышностью. Встречает его игумен с крестом. «Ну как, отец-игумен» — спрашивает его государь — угадал ли то, что я вам задал?» — «Дак не знаю», говорит пьяница.
Усадил государя в кресло, а сам приносит несколько дестей бумаг, подает государю. — «Можете просмотреть, ваше императорское величество». Царь начинает рыться в етих бумагах. «Да что ты, отец-игумен, наврал тут много?» — «Что вы, ваше императорское величество, в чем вы узнали, что я тут наврал?» — «Конечно, наврал! Одне цифры да и цифры и больше ничего!» — «А вот я счет-то не могу вам сказать, каки там милионы или легионы. Я вам и составил, а вот если вы не верите то можете проверить сами».
Царю смешно показать, кто же может на небе звезд проверять? «Правда, говорят, что частями-то, верно, вы могли сосчитать. Ну а как вторую задачу? Узнали ли нет вы, тот свет дальше или небеса выше?» — «Да уже узнал». — «Ну а как?» — «Да, вот я на небе слышу стукают — брякают, а до того свету должно-быть далеко. Мой отец теперь же уехал на тот свет двадцать пять лет и до тепере его нет. Поетому далеко дальше тот свет». — «Однако неправда» — говорит государь, — ведь ето все надо знать на деле». — — «Узнайте сами, может быть и поверите мне-ка», говорит отец игумен.
Государю тоже так забавно показалось — нашел правильное разъяснение. «А ну-ка, как топеря третью задачу: поценили вы меня?» — «Да вы, ваше императорское величество, стоите двадцать девять рублей». — «Как так, что ты? Каким ты способом мог меня ты оценить? Когда простой подёнщик берет тридцать рублей в месяц!» — «А очень просто», говорит игумен етот. «Ну а чем вы докажите?» — «А вот у нас небёсный царь был продан за тридцать серебренников. А вы-то, ведь, земной — на рупь должны дешевле быть».
Царь рассмеялся и ничего не сказал. «Дак вот угадайте, что я думаю на уме?» государь говорит. — «Да и ето угадал». — «И что-же?» — «Дак вы думаете: все-ж таки молодец игумен монастыря! — А вот вы и ошиблись». — «Как так?» «А ето молодец — не игумен, а я — пьяница трахтирей и кабака!»
Как так? Пошли спросы и допросы. Ну и выяснили, что сам-то игумен уклонился, и разъяснил все ето дело игумен-пьяница. Тогда пьяницу оставили игуменом монастыря, а игумена отправили шляться по трахтерам и кабакам.