В некотором царстве, в некотором государстве, жил-был царь с царицей; у них была одна только дочка, красавица писаная, по имени Милавна; все, кто только знали Милавну, любили ее без границ, потому что красивее, милее и, главное, добрее этой девушки редко можно встретить существа на белом свете.
Но вот в один прекрасный день царица, мать Милавны, занемогла и занемогла серьезно.
Царь созвал докторов со всего света; принялись они лечить царицу. Лечили, лечили, но вылечить не могли, она умерла через два года.
Бедная Милавна обливалась горючими слезами; царь тоже тосковал очень долго, потом однако успокоился и задумал жениться вторично.
Взял он за себя вдову, у которой была дочь от первого мужа; звали ее Горбушкой, вероятно потому, что у неё на спине торчал огромный горб.
“Вот так урод уродилась у меня доченька”,– зачастую думала царица.– Как посмотрю на нее, да сравню с царевной Милавной, так даже зависть возьмет; надо постараться скорей выдать замуж, а то засидится в девках, состарится, еще хуже станет; куда я тогда с ней денусь… Да и злющая какая, просто упаси Господи.
Но сколько ни старалась бедная царица приискать жениха своей Горбушке,– все не удавалось. Кто только ни приедет, кто ни посмотрит, так сейчас и повернет оглобли назад, словно кипятком обваренный. Стала царица мужа просить, нельзя ли как дело уладить.
Царь задумался. Хотелось ему очень угодить царице и он решился уже разослать гонцов по всем царствам-государствам с объявлением, что вот, мол, есть на свете царевна, Горбушкой прозывается, как вдруг пронесся слух, что какой-то молодой царевич из соседнего государства ищет себе невесту и с этим намерением приедет к ним взглянуть на обеих дочерей, чтобы посвататься за ту, которая больше понравится.
— Конечно, он выберет Милавну,– с досадой сказала царица:– нечего и надеяться подсунуть ему Горбушку; разве вот что, попробовать нарядить ее в самый дорогой костюм и украсить всеми драгоценностями, какие только найдутся в замке, а на Милавну надеть старенькое, выпачканное платье и спрятать куда-нибудь подальше.
— Пожалуй,– отвечал царь, которому в глубине души очень жаль было родной дочери, но который, зная свирепый характер жены, не смел ей возражать и спорить.
Милавне было объявлено, чтобы в день приезда молодого принца она не смела показываться, и дальше своей комнаты не выходила; затем, кроме того, у неё отобрали все драгоценности и наряды, оставшиеся после матери. Бедная царевна сейчас же догадалась, в чем суть. Горько и тоскливо стало у неё на душе, а делать нечего, пришлось покориться.
Но вот, наконец, наступила высоко-торжественная минута. Молодой царевич, в сопровождении многочисленной свиты, сидя на рослом вороном коне, торжественно подъехал к царским палатам.
Царь, царица и царевна Горбушка, разодетые в пух и прах, стояли на открытом балконе; Горбушка с ног до головы была залита бриллиантами, жемчугом и прочими драгоценными каменьями, через что казалась еще уродливее, еще безобразнее.
— Где же невеста?– нерешительно спросил царевич. Царь вместо ответа молча взял Горбушку за талию и осторожно выдвинул вперед.
— Как?!– проговорил царевич, отшатнувшись:– разве это та самая царевна Милавна, о которой говорят во всем околотке?
— Да… нет…– отвечала смущенная царица: — это моя старшая дочь… царевна Горбушка… Что же касается до царевны Милавны, то она немного нездорова… не может выйти….
— Очень жаль,– отозвался царевич и, случайно подняв голову кверху, увидел в одном из окон второго этажа замка красивую головку бедной Милавны, рискнувшей втихомолку выглянуть из-за опущенной тяжелой шелковой портьеры. Несмотря на то, что она была одета чуть не в рубище и не имела при себе не только драгоценного камня, но даже самой простенькой вещицы, царевич до того залюбовался ею, что долго не мог оторвать глаз от окна. Царица всё это отлично заметила и едва успел красавец-жених отъехать несколько шагов от замка, как она, рассвирепев окончательно, тут же пристала к царю с убедительною просьбою засадить Милавну в темницу.
— Но за что же?– решился он возразить.– Что она такое сделала, в чем провинилась?
– Что она сделала, в чем провинилась?!– шипела, не помня себя от ярости, царица: — ты еще спрашиваешь! Да разве этого мало, что она осмелилась меня ослушаться и высунула свою противную голову из-за занавески, тогда как ей приказано было спрятаться?
Царь попробовал сказать еще несколько слов в оправдание несчастной дочери, но царица не приняла ничего во внимание и все-таки настояла на том, чтобы Милавну в тот же день засадили в темницу.
Горбушка, между тем, была в отчаянии; она со слезами и со злостью срывала с себя дорогие украшения.
— Будь покойна, дитя мое, не сердись, не волнуйся!– уговаривала ее мать:– мы что- нибудь придумаем.
— Что придумаем? Ничего нельзя придумать!..– яростно кричала Горбушка.
— А вот как только все в доме улягутся спать, мы с тобою отправимся на ковре-самолете к волшебнице Чернушке.
— И что же?
— Попросим её милости; если она захочет, то может многое для нас сделать.
Эти слова успокоили Горбушку; она с нетерпением ожидала вечера, и как только на дворе стало темнеть, и в замке наступила обычная тишина, сейчас же вместе с царицей пустилась в путь-дорогу.
Быстро неслись они на ковре-самолете по направлению к дремучему-предремучему лесу, где жила старая волшебница, которую застали спящею.
— Что случилось?– спросила волшебница, услыхав шорох.
— Ничего, Чернушка, не бойся, это мы — старые знакомые,– отвечала царица, и в коротких словах объяснила причину своего посещения.
Выслушав рассказ о молодом царевиче, Чернушка успокоила царицу и царевну, дав им честное слово, завтра рано утром, на заре, отправиться прямо к нему и сказать, что если он сию же минуту не посватается за Горбушку, то она, т.е. волшебница, превратит его в какую-нибудь ничтожную птичку.
Царица с дочерью отправились домой совершенно успокоенные, а Чернушка, не дождавшись даже белого дня, почти сейчас же после их отъезда вихрем понеслась к молодому царевичу и объявила ему свою угрозу.
— Если бы ты вздумала превратить меня не только в какую-нибудь ничтожную птицу, но даже просто в лягушку, то и тогда бы я не согласился жениться на этом уроде,– отвечал царевич, и уже хотел было приказать выгнать ее вон, как вдруг почувствовал, что у него начинает сильно кружиться голова и что он из статного, красивого юноши, превращается действительно в небольшую, ничтожную птичку.
Первое время это показалось ему очень обидным, но затем, когда однажды увидал он отражение своей красивенькой птичьей фигурки с голубыми перышками на поверхности какой-то речки или озера, то даже остался доволен и, не долго думая, сейчас же полетел по направлению к темнице, где сидела несчастная Милавна. Бедная девушка очень удивилась внезапному появлению необыкновенной птички; в особенности же пришла в недоумение, когда последняя вдруг стала ежедневно прилетать к её окошку, и даже от времени до времени приносить веточки различных полевых растений.
Таким образом прошло около года; птичка являлась каждый день аккуратно; царевна полюбила ее всей душою и, сама не зная почему, чувствовала себя в её присутствии как-то отраднее.
Но вот однажды злая царица, подметив час появления бессловесного друга, приказала охотнику подстрелить его.
Это было настоящим горем для бедной царевны, в особенности, когда она узнала через саму же Горбушку, которая по глупости проболталась, что птичка эта была не простая птичка, а птичка-оборотень, т.е. говоря иначе, тот самый царевич, который год тому назад приезжал за нее свататься.
— Где же он теперь? Что с ним сталось?– заботливо допытывалась Милавна.
— Он в своем дворце,– отвечала Горбушка:– опять принял прежний образ человека… но только все плачет… тоскует… Говорит, что пока был голубой птичкой, ему веселее жилось на свете, так как мог летать к какой-то царевне, которую очень любит, а теперь вот приходится сидеть дома и не видеть ее.
Милавна, конечно, сейчас поняла и догадалась, о какой царевне шла речь, но не дала заметить этого Горбушке, чтобы та не передала матери.
С наступлением ночи присела она к открытому окну своей мрачной темницы и стала думать горькую думушку.
— Милавна, а Милавна!– раздался вдруг где-то невидимый голос.
Милавна привстала с места, высунулась в окно, но никого не заметила.
— Кто зовет меня?– спросила она с удивлением.
— Я!– отвечал тот же самый невидимый голос.
— Да кто же, наконец, я никого не вижу.
— Меня трудно видеть, я сижу в траве; надо подойти совсем близко, чтобы рассмотреть такое маленькое существо.
— Но ведь, вероятно, есть же у тебя какое-нибудь имя?
— Да, меня зовут лягушкой.
— Странно; лягушки, кажется, всегда квакают, а ты говоришь точно так, как говорят люди.
— В том-то и дело, дорогая Милавна, что я не простая лягушка, а лягушка-волшебница; мне давно известно, как ты тоскуешь и плачешь; как засадил тебя сюда твой родитель-батюшка, и очень, очень хочется пособить горю.
— Спасибо, добрая лягушка, но это положительно невозможно.
— Ошибаешься, прекрасная царевна, для нас, волшебниц, все возможно. Если хочешь, я докажу на деле,– и не успела лягушка-волшебница проговорить эти слова, как вдруг дверь темницы отворилась сама собою, царевна вышла на улицу, очутилась в прекрасном саду, где цвели только одни розаны да жасмины; навстречу ей показался тот самый красавец-царевич, которого она украдкой видела из-за опущенной гардины; он с радостью подбежал к царевне, схватил за обе руки и привел в хрустальный дворец, где в тот же день была отпразднована их свадьба.
Старый царь присутствовал на пиру; а злая мачеха и Горбушка, превратившиеся в двух неуклюжих черных ворон, с громким карканьем полетели далеко-далеко.