Из собрания И.А. Худякова
1860 год.
САГА О РУССКОМ.
Рассейские люди ходят по работам; и заходят к границам и дальше. Один мужик пошел по пашпорту и зашел к черкеской границе. Вдруг поймали его черкесы и отправили его на морские острова, в Писигалевцы (?), которые едят русских людей. Продали его хозяину, который определил его на конюшню к тройке лошадей. А у него прежде его был русский человек пойман, которого он кормил три года; после зарезал, съел. В одно время поехал он с этим (последним) купленным русским в лес.
Приехали они в лес, выпрягли лошадей; заставил он русского копать яму под большим деревом; и навел под этим деревом машину булатную; сам говорит: «ну, русский, полезем на дерево!» Когда влезли на дерево, то стал хозяин играть в дудку, которая приманивает больших змей или полозов. Когда ползет полоз такой сильный, что трава от него горит. Когда наполз на эту яму, на булатную машину; вдруг хозяин дернул за шнур, пересек его на двое; тогда сейчас слезли с дерева; давай его (полоза) (там все, и собак, и кошек и все едят) рубить на части. Перерубил, перемыл, склал их в кадку для ветчины; а одну часть отдал русскому варить.
Когда жь русский положил ее в котел, налил воды,—закипела вода. Хозяин говорит русскому: «слей на земь!» Когда вылил он ее на траву, трава до земли выгорела: такой яд в ней был. Говорит хозяин: «наливай другую воду!» Когда закипела другая вода, он и ту приказал вылить на землю. Когда вылил он вторую воду, то трава лишь [136]пожелтела. «Наливай третью воду; сыпь крупу, вари кашу!» Когда сварилась каша, хозяин приказал снять. Тогда хозяин берет ложку, давай кашу есть. Поел хозяин кашу; остались пригарки в котле, и говорит русскому: «возьми жь ты, русский, вымой этот котел и чисто выскобли, но только не ешь! А как поешь, так умрешь: это русские не употребляют».—Русский говорит: «у нас этого в России не видано; не то что есть!»
Тогда хозяин взял себе под дуб войлок и подушку, и лег отдыхать. Русский пошел к воде мыть котел и думает себе: «смерти не миновать; как того зарезал, так и меня зарежут. Дай попробую!» По русскому образованью, перекрестился, давай кашу есть, приварки. Поел он кашу и разумел все разговоры, что скоты, что птицы, что звери, всякого званья. Тогда сейчас русский рассмеялся и говорит: «как бы мне себя укрепить, чтобы не признал меня хозяин!»
Принес котел, постановил под повозку; сам сел на дерево и думает себе. Вдруг кобыла говорит сыну своему, мерену: «что хозяин долго спит, нам далеко ехать!» Вдруг проснулся хозяин. «Русский, давай лошадей, пора нам ехать!» Русский привел лошадей, запрягли; кадку с ветчиной поставили на повозку, сели и поехали ко двору. Когда приехали ко двору, то приказал ему лошадей выпречь и это все убрать. Русский отпрег лошадей, все убрал, дал им корму; ходит за ними прилежно, холит и чистит; а тройка лошадей только: два мерена да кобыла.
Через несколько времени взошел русский на конюшню. Вдруг меренья между собой говорят, меньший старшему: «вот, говорит, попадаются нам добрые люди да не долго живут. Тот, говорит, за нами хорошо ходил (которого зарезали-то), а этот еще лучше ходит, и покоит и жалеет!» А старший говорит брату: как он ни старайся и хозяину ни служи, а заслуга будет таже, что других; и его хозяин зарежет.—А он слухает, стоит. Вот меньшой мерен и отвечает старшему: «в такой-то месяц, в такое-то число будет у нашего хозяина бал; съезжаться будут гости; как бы он знал русский, да сел на меня, я бы его на русскую границу вывез!» Старший ему говорит: нет, говорит, ты не вывезешь, а как на меня сядет, я вывезу. Вдруг кобыла, мать их, и говорит: «вы оба хвалитесь о пустом, хоть на какого из вас садись, вы оба пропадете; хозяин нагонит: и его и вас изрубит.» Вот кобыла и говорит: «если он бы знал, да сел на меня, я вывезу; а ваш разговор пустой!»
Русский стоял, долго думал. «Если сбудется истинная правда, что такого-то месяца, такого-то числа будут к хозяину гости, отлучится хозяин от двора, сяду на кобылу, попробую: вывезет ли кобыла?» Так точно и было. Приближается это число, хозяин заготовляет, приказывает: «чтобы было всем моим приятелям пить, есть, веселиться и всякими забавами забавляться.»—Когда приблизился этот день, съезжаются к нему гости. Пошли, погуляли, повеселилися; просят прочие его к себе погулять. Говорит он русскому: «заложи мне одну лошадь; я поеду к приятелю, а ты оставайся дома и при конюшне.» Тогда поехал хозяин в гости, тогда русский сейчас взял оседлал кобылу, поехал со двора. Вдруг сейчас хозяин в малом времени погулял, взъезжает на двор свой, то старший мерен говорит младшему: «убежала наша матушка, увезла и русского!»
Тогда сейчас хозяин бросился на конюшню, сейчас оседлал лошадь и погнал в догон за ним. Кобыла русскому говорит: «ну, смотри жь, русский, держись крепче, но не трогай меня за повода; и не бойся ничего, ни горы, ни воды!» Вдруг, недоезжаючи до реки Кубани, нагоняет их хозяин. Вдруг русский говорит кобыле: «ну, гонит за нами хозяин: не быть нам живым обоим.»—Как подбежала кобыла к реке, бросилась со всех ног в воду, на ту сторону выплывает, а хозяин к этому берегу подъезжает.
Бросилась берегом против воды бежать. Она с того берега на свою сторону бросилась; она ужь на том берегу, а хозяин с того берегу опять за нею. Вдруг бросилась опять с этого берегу в воду, когда переплыла на русский берег. «Теперь смотри, русский, он нас не догонит. Будет тебе кричать, скажет тебе: «русский, скажи: «чернобыль трава», ты молчи, то все позабудешь.» Когда жь кобылица переплывает на русский берег, а хозяин на свой, видит хозяин, что не нагнать ему, и шумит ему: «русский, скажи: чернобыль трава!» А он знает: поехал молча.
Когда привезла его до русской границы, даже за русскую границу увезла, кобылица русскому говорит: «ну, русский, слезай теперь с меня и разбери чисто меня; узду, седло сними. Я теперь к хозяину не пойду: мне у него живой не быть. Только смотри, русский, (я тебе добра хочу и разуму научу), что ты знаешь, не сказывай никому; а как скажешь, двух минут не проживешь, помрешь!» Кобыла пошла в заповедные луга, а русский своей дорогой.
Когда жь приближается русский к Расее (России), подходит близко к темному великому лесу; тут было великое озеро, продовольствие для диких птиц. Вдруг летит великое стадо диких гусей. Задние гуси вдруг зашумели переднему: «давай садиться на этом озере, тут пространно и сытно». А передний говорит: нет, говорит, полетим дальше! Тут хотя сытно, да тратно: много бьют. Мужик слухает, что они говорят. Полетели они дальше, не сели. Вдруг зашел он в темный лес, увидал он превеликий дуб, преогромный. Летит второе стадо гусей. Вдруг задние кричат тоже самое: «давай садиться на этом озере, тут пространно и сытно». А передний говорит: тут хотя сытно, да тратно! Полетим дальше.—Заходила тучка и вдруг передние гуси говорят: «вот, говорят, этот гром ударит в этот дуб и самую вершину до самого корня в мелкия части разобьет!» Русский это все слышит, что гуси говорят.
Вдруг подходит к этому дубу; сучья такие на нем густые, что даже дождь не пробьет. Вдруг едет помещик шестернею, наступает сильный дождь; он говорит кучеру своему: «подъезжай под этот дуб, покуда туча не пройдет». Мужик подошел к нему и говорит: нет, не извольте здесь становиться!—«Почему же?»—Потому что гром этот дуб разобьет и вас побьет!—Помещик вдруг на него рассердился: «что ты за пророк?»—Когда не сбудется по моему, то я отдаю себя суду; прошу покорно, отъезжайте!—Помещик приказал кучеру отъехать. В недальном расстоянии отъехал, ударил гром в самый верх дуба и разбил его до самого корня в мелкия части. Тогда помещик приказал отворить карету и приказал его взять с собой и посадить рядом. Вдруг сейчас говорит ему помещик: «приедем в дом мой, награжу тебя деньгами и дам тройку лошадей со всем убором. Вот тебе честное слово—пять тысяч рублей дам!»
И были с помещиком две собачки в дороге, и он дома, помещик, имел большую охоту на счет зверей. Вдруг ездят его лакеи в лесу на охоте за зайцами, волками, лисицами. Домашния собаки выбежали на дорогу, бегут к нему на встречу. Вдруг эти, которые с помещиком были, две собаки и говорят дворным: «нам так и так случилось; вот тут с нашим барином есть мужик; он нас всех от смерти отвел!» А домашния собаки говорят: вам-то так, а у нас дома несчастье есть.—«Какое?»—У нас у барина деньги украли, сорок тысяч совсем с шкатулкою; деньги свои лакеи украли; в конюшне под доскою стоит шкатулка. А барыня теперь что̀ думает: как барин на двор, так сама себя ножем по горлу. У ней ужь и нож готов лежит; в столе приготовлен.
Когда мужик расслухал все и недоезжаючи до дому своего верстах в пяти, вдруг говорит помещику: «извольте здесь остановиться, а я пойду вперед!» Помещик и говорит: что тебе такое? Неужели тебе бесчестно со мной ехать?—Он говорит: «если мне с вами ехать, то вам барыню свою живою не видать!» Помещик и говорит: почему жь так?—«У вас дома несчастье есть; пропали у барыни деньги, и теперь она приготовила нож: как вы на двор, она себя по горлу!»—Ну, ступай; я остануся.—«Вы извольте меньше четверти часа за мной в дом».—Мужик приходит в дом, говорит: «доложите барыне: вот какой-то мужик пришел, говорит, что от барина письмо есть».
Вдруг лакей приходит, говорит: «сударыня, какой-то мужик пришел!» Барыня приказала взойти ему. Вдруг мужик взошел, поклонился, говорит: вот от вашего барина есть у меня письмо к вам!—«Ну, подай сюда письмо!»—Тогда вдруг помещик приезжает на двор; она сейчас вскочила со стула, бросилась в столик за ножем. Мужик не допустил, удержал ее. Помещик выскочил из коляски, бежит прямо в дом, говорит: что вы, матушка?—Она говорит: «признаюсь вам—хотела сама себя злой смерти предать!» Помещик все хочет поверить мужика, правду ли все мужик знает.—Чрез какую же досаду вы хотели себя злой смерти предать?—«Признаюсь, друг мой, шкатулка с деньгами пропала!»—Помещик говорит: у, Боже мой! это наживное дело!—Боится ожесточить.
Когда жь призвал мужика помещик в особенную комнату: «ну, брат! спас ты меня и барыню мою от злой смерти. Вот тебе за услугу за эту тройку самых первых лошадей, какия только полюбятся, упряжь и экипаж, и в дар тебе дарую кучера!»—На что жь мне все богатство? Среднюю тройку да хорошую бричку. «Ну, очень хорошо!—Что я еще об чем буду просить? Не можешь ли шкатулку с деньгами отыскать?»—Он не хотел оскорбить лакеев, говорит: можно, только далеко ваша шкатулка!—«А как далеко?»—Так далеко, что останусь ночевать, по утру рано будет тут.—Лакеи узнали об этом мужике: «на нас покажет!» Приходят к нему с извиненьем: «простите и помилуйте! Защитите от казни!»—Не бойтесь, будете правы. Все ли только деньги?—«Все».—Ну, подите принесите!—Принесли шкатулку, вынимает мужик сто рублей: нате, ступайте, погуляйте!
По утру встает, говорит слугам: встал ли барин?—«Встал!»—Доложите ему, что я деньги отыскал.—Вдруг и докладывают помещику, что мужик деньги отыскал. Помещик ужасно рад был и говорит: «позвать его сюда!» Тот приходит мужичек, приносит шкатулку с деньгами.—«Ну, друг мой, за сию услугу награжу я тебя, и что случится вперед, не забуду! Не покажешь ли ты мне вора?»—Нет, сударь; эти воры далеко. Они принесли шкатулку с деньгами, сами опять в работу пошли!—Вот помещик призвал шесть кучеров. «Вот, говорит, выбирай любого кучера себе!»—Нет, которого пожалуете, тем и доволен буду!—Вот он назначил ему кучера.
Мужик говорит: пожалуйте ему, сударь, вольную, потому что я его в работу буду посылать!—Помещик сейчас написал ему вольную, отдает вольную мужику, а кучеру приказывает: «ну, смотри: служи ему так, как и мне. Ступай, убирай тройку лошадей и в такую-то бричку!» Вынимает помещик этому мужику денег двадцать тысяч асс. А тогда дороже было, как ныньче двести тысяч. Мужик поклонился, поблагодарил помещика; а помещик поблагодарил мужика. Съехал мужик со двора с кучером; отъехали путем-дорогою. Мужик кучеру говорит: остановись!—Вынимает вольную, дает полторы тысячи деньгами кучеру.—На̀ тебе деньги и вольную, ступай куда тебе надобно!—Вот кучер поклонился, поблагодарил.
Минувши тому ужь три года, приезжает он вдруг в деревню свою; увидал народ, что он с великим богатством едет! Призвал его к себе помещик, расспросил его: «где ты по сие время был?» Он ему рассказал все, что с ним было и в какой стороне он был. А что знает, то не сказал. Тогда просто было; помещик его расспросил и отпустил в дом свой.
Жена этого мужика ужасно была рада; поживши несколько времени, она стала его спрашивать: «где ты по сие время был? Тому уже миновало три года!»—А я, говорит, был в таких местах; барин об этом известен.—Жена опять пристает, спрашивает неоднократно. «Когда ты в такой стороне жил между такими людьми, ты что-нибудь знаешь?»—Нет, больше христианского языка, ничему не умею.—«Ну, где жь ты такое богатство взял?—«Так, говорит, счастье мое послужило мне!» Вдруг пристает к нему неоднократно; мужик вздумался сказать ей и подумал сам в себе: да что мне кобыла говорила, я скажу, ведь, умру.—
Вдруг вбежали куры в избу и петух с ними. Схватилися курицы с курицами драться. Вот петух стал их разнимать. Одну крылом, другую другим; и говорит им: «го-го-го! я ведь не такой дурак, как хозяин мой. С одной женой и с той не может управиться; хочет ей правду сказать, а сам хочет помереть. Нет, у меня хоть сорок вас будь; я и то всем порядок дам! Как бы хозяин пошел в клеть, взял бы—казацкая у него есть плеть—да дал бы ей 125 ударов; не бойсь, не стала бы приставать: «скажи мне!» Так бы покоен стал жить!»—А мужик слышит; так сильно рассмеялся.
Жена к мужу вдруг прибежала и говорит: «скажи, ты что нибудь знаешь. А если не скажешь, то я пойду сейчас к барину и скажу, что ты по разбоям ездил и сам мне признавался, что несколько душ погубил!» Мужику так тесно стало.—Что, жена, я тебе скажу, да ведь я помру!—Она говорит: «хоть помри, да мне скажи!»—Мужик захотел свою жену уверить (испытать).—Ну, жена, топи баню; вымой меня, да ступай за попом!—Сейчас жена вытопила баню и убрала его на смерть; потом сейчас побежала за попом; а он лег на место. Поп его христианским долгом исповедал, причастил. Тогда сейчас жена проводила попа, спрашивает мужа. «Ну! что же, скажи, что ты знаешь?»—Он говорит: что же, жена, говорит, обожди хоть с полчаса; надо мне с некоторыми приятелями проститься!—Ну, жена, проводи меня хоть на двор!—Жена схватила его под руки, проводила его на двор; сама воротилась в избу.
Тогда муж сейчас взошел в клеть, взял казацкую кургузку под по́лу плеть. Тогда сейчас идет, тогда жена ему говорит: «ну, что же, скажи, что ты знаешь!»—Фу, какая ты дура! Дай мне хоть до места дойти; то я скажу, на пороге и помру!—Тогда муж стал середь избы.—Жена, подойди, хоть простись со мной! Она вдруг с радостью прибежала прощаться. Он ударил ее по уху; жена с ног полетела так крепко, что у него самого в ушах зазвенело.
Тогда вынимает кургузку из-по́д полы, наступил ей левой ногой на косы, начал ее кургузкой покатывать, с боку на бок поворачивать; дал ей 75 ударов. Потом отдохнул да и говорит: будешь ли меня спрашивать, что я знаю.—Она заклялась великою клятвою, что «от ныне и до века никогда не буду!» Муж говорит: нет, я не смотрю на твою великую клятву. А все дела эти исполню наставника моего (петух-то его наставил)!—Отпустил 125 ударов и говорит: ну, жена, вставай! Вот тебе на первую встречу; вот что я знаю, а больше ничего!—
С тех пор стали жить мирно, дружелюбно, весело до конца.
(Записана мной в с. Жолчине).