Из собрания И.А. Худякова
1860 год.
ЦАРЕВНА И ЖЕНИХ.
В некотором городе была одна купчиха. Был у ней сын, было сорок лавок и сорок прикащиков. Отец помер, а сын был в малых летах. Мать велела ему приглядываться к торговле; а ему было только 15 лет. «Ребята, говорят прикащики,—станем его в театры, в трактиры водить: куда ему такое богатство?» Стал сын ездить по театрам, по трактирам; стал пить и развратничать. Стал он брать у прикащиков деньги. Как пришел счет, мать и видит: где триста, где пятьсот рублей недостает у прикащиков. «Отчего недостает?» спрашивает.—«Ваш сын, говорят, брал.»—Мать рассердилась, раздела его, посадила в заключенье. Он закручинился, запечалился. Няня стала его утешать, стала няня просить за него у матери; долго не могла упросить и наконец упросила: «он, говорит, ничего не будет делать!»
Мать выпустила его, дала ему сто рублей, чтоб он отдельно торговал. Он взял в лавку пешешницу с пешками. Народ собирается к нему в лавку, играют в пешки. На другой день взял он книгу… Такое сделалось веселье: в пешки играют, книгу читают. На третий день он принес в лавку гусли самогуды. И Боже мой, какой идет праздник: в пешки играют, книгу читают, в гусли-самогуды играют. А мать видит, что в его лавке много народу и говорит: «слава тебе, Господи! Он хорошо торгует: лавка полна народу!»
Только много купцов приходят к ней в говорят: «ваш-де сын развращает всех: наши дети и прикащики к нему сбегаются, а из их-то лавок все крадут!»—Мать сама пошла посмотреть; увидала, рассердилась. «Не надо, говорит, мне сына! Бросьте его в воду!»
Пришла полночь. Приводят работники его к морю, хотят бросить в воду. Он им и говорит: «отпустите меня. Я, говорит, не покажусь матери, а уеду за море!»—Работники подумали, подумали. «Дай, говорят, отпустим!» И отпустили его, а сами пошли домой. А он рано ли, поздно ли увидел: плывут корабли. Вот он и просится, чтобы его взяли на корабль. «Я, говорит, с разбитого корабля. Возьмите меня!» Взяли его на корабль; только он на корабле всех в карты обыграл. Корабельщики взяли лодку, посадили его в нее и пустили, куда глаза гладят. И прибыл он к берегу. Вышел на̀-берег. А одёжа на нем была немудрая. На̀-поле он увидал дом не великий и не малый. Только подходит он ближе, видит: дом загорелся. А недалеко была вода. Он взял, скинул с себя зипун, помочил его в воде и потушил пожар. Вошел в дом.
Видит: накрыт стол на три прибора. Он поел, спрятался и стал дожидаться: кто прийдет? Видит: прилетел сокол, обежал три раза кругом стула, ударился о̀-пол и сделался человеком. Потом прилетел орел, облетел три раза кругом стула, ударился о̀-пол и сделался человеком. Потом пришел царь-лев, обежал три раза кругом стула, ударился о̀-пол и сделался человеком.—«Что, братцы, вы видели, что было?»—говорит царь-лев.—А что?—«Вы летаете, да ничего не знаете. Да, ведь, наш дом горел. А тут шёл какой-то добрый человек, помочил зипун в воду и затушил пожар. Он, видно, здесь: кушанье поедено!» Вот и говорят все братья: «выходи, добрый человек!» Он вышел; они его и спрашивают: «откуда ты, добрый человек, и как сюда зашел?»—Тот все рассказал.—«Благодарим тебя за доброе дело. Будь ты нам старшим братом!» Тут они одели его, как барина; сели обедать и разговаривают: «как бы нам братца сделать счастливым?»—Дадим ему товаров на десять подвод!—Младший брат и говорит: «хорошо, братцы! Вы дадите ему товаров и денег, а нападут разбойники, все и отнимут! Научим лучше его своему художеству».—«Ладно, ладно!»—говорят братья.
Вот младший брат обошел с ним около стула и оба они сделались соколами. «Смотри же, говорит младший брат, как надо тебе быть соколом, обеги кругом куста и будешь соколом!» Другой брат научил его делаться орлом. А царь-лев научил его делаться львом. «Все же этого мало, говорят. Чтобы еще?» Царь-лев и говорит: «вы летаете да ничего не знаете! я видел государя с армией. За государеву дочь сватался царь Чубура, а государь не отдает. И будет между ними битва. Царь Чубура приедет на двенадцати кораблях. А государь в торопях забыл взять меч-самосек, нож кладенец, и теперь в великой печали. И кто в несколько дней успеет привести меч-самосек, нож кладенец, за того царь отдаст свою дочь. Вот бы нашему братцу вызваться и жениться на царской дочери!»—«И то хорошо!»—
Полетели братья, а с ними и он; показали ему войско. Вот оборотился он в человека и идет к войску. Его и спрашивают: «что ты за человек?»—«Я—говорит—заморский купец. У меня корабли разбило. Пусть меня возьмут в солдаты. Я слышал, что у вас печален царь. Да о чем? Я, может, помогу».—Куда тебе! Чрез несколько дней здесь будет сраженье. С нашим царем будет сражаться царь Чубура, а у него голова как чан, глаза как чашки. А наш царь дома забыл меч-самосек, нож кладенец; а езды до царства три месяца! А кто во время его доставит, тому царь обещает дочь за̀муж выдать.—«Давайте, я доставлю!»—«Где тебе»!—Только дошли до царя слухи, что иностранный солдат выхваляется доставить меч-самосек, нож кладенец. Царь велел его привести к себе. Привели. «Я слышал: ты вызываешься доставить до сраженья меч-самосек, нож кладенец?»—Точно так-с, ваше царское величество. Только скажите мне, где его найти?—«Дочь, говорит, одна знает!»—«Так пишите ей письмо!»—«Если достанешь, дочь за тебя за̀муж отдам!»—«А когда сраженье будет? Через четверы сутки?»—«Да, через четверы сутки!»—Государь тотчас письмо написал; описал дочери все: «прими его как жениха и обручись с ним!»—и запечатал золотой печатью.
А тут ему делают всякия почести. Время-то было не много; простился он с царем, сел в карету. Отъехал до леса и говорит: «ох, брюхо болит! Вы, говорит слугам-то,—посидите, подождите, а я схожу в лесок»… Вышел он в лесок, обернулся соколом и улетел. Слуги ждали, ждали—нет его! Пошли в лес; искали, искали, не нашли. Приезжают в лагерь к царю, говорят: «так и так, ваше величество! Он обманул!»—Какая ужь досада была так и сказать нельзя.
А он летел себе соколом; устал лететь на соколиных крыльях, обернулся орлом, полетел на орлиных крыльях. Устал лететь на орлиных крыльях, обернулся львом и побежал. Прибыл в один день. Влетел к царевне в окно соколом. А царевна сидит, плачет об отце: «еслиб он не забыл меч-самосек, нечего бы и думать!»— Увидала она сокола, схватила его, гладит. Гулинька сидит около неё на кровати, а она легла спать и заснула. А сокол вдруг оборотился молодцем, разбудил ее. Она испугалась: «откуда человек взялся?»—Он подал ей письмо. Она прочитала письмо, обрадовалась, разбудила мать. Стали его угощать.—На другой день она и говорит ему: «покажи мне твои хитрости!»—Да вы испугаетесь!—«Нет, ничего!»—
Он обежал три раза кругам стула и сделался соколом; стал летать в комнате. Она схватила его, выдернула перышко и спрятала. Потом он обернулся орлом, стал летать в комнате. Она опять выдернула перышко и спрятала. Потом он обернулся львом так, что в комнате едва поворотился. Она выдернула у него между ушей шерсть и завязала в платок. Потом он обернулся снова человеком и обручился с ней. Вечером они его проводили; полетел он вместе с мечем. Сперва летел соколом, потом орлом, потом побежал львом. Прибежал к лагерю, устал; обернулся человеком, лег под дерево и заснул.
Утром на четвертый день взошло солнце: перстень у него на руке так и сияет. Пастух увидал, отрубил ему голову; а его затоптал в болото. Снял кольцо, взял меч-самосек; вымылся, нарядился. Явился к царю, подал меч-самосек. Царю и говорят, что это не тот привез.—«Нет, он!»—говорит царь. Сделалось сраженье: Чубуру убили, и все его войско заполонили. А пастух пьет да ест только. И уехал царь с ним на кораблях домой.
Только три братца собрались домой. Царь-лев и говорит: «братцы, ведь, наш старший брат-то убит. Я его видел без головы!» Братья полетели, прилетели, вытащили его из болота, обмыли. Царь лев и говорит: «послушайте, братцы! я поймаю воронёнка, а ворона принесет живой воды, мы и воскресим братца!» Лег он и будто заснул. А тут недалеко была ворона с воронятами. Она и не велит им подходить ко льву. Они не послушались, подлетели к самому льву. Он и схватил воронёнка. Мать и кричит: «царь-лев, отдай моего воронёнка!»—Достань мне живой и мертвой воды, так отдам!—А за мраморной стеной у царской дочери был колодец с живой и мертвой водой. И каждое утро девка чернавка ходила, доставала воды из того колодца; а других никого не пускали. Только девка чернавка (т. е. с черными бровями или волосами) хочет достать воды, ворона и подлетела к колодцу. Девка побежала отгонять; гонит, гонит, а ворона все понемногу отлетает да отлетает.
Как девка ужь далеко отбежала от колодца, вдруг ворона поднялась вверх и прямо в колодец; взяла в пузырёк живой и мертвой воды, прилетела ко льву: «царь-лев, вот тебе живая и мертвая вода! отдай моего воронёнка!»—Лев взял воронёнка, разорвал на части, спрыснул его живой водой. Он и воскреснул. Вот пошли братья живить своего старшего братца. Вспрыснули его мертвой водой: срослась голова с телом. Спрыснули живой водой, он вскочил. «Пора к царю!»—говорит. Тут братья ему все рассказали, накормили его, дали ему скрипку и говорят: «как будет у царевны девишник, ты ступай туда и попросись сыграть на этой скрипке, так все и захохочут; как во второй раз сыграешь, все заплачут, как в третий раз сыграешь, все заснут, кроме царевны. Тут ты и делай, как знаешь!»—
А царь межь тем едет домой и посылает вперед, чтоб «за столько-то верст меня и жениха встречали.» Так и сделали. Царица, царская дочь, генералы встречают. А пастух и слова не умеет сказать. «Это дурак какой-то, а не мой жених!»—Что жь вы не целуетесь?—говорит царь. «Ладно, батюшка, ладно!» говорит пастух и лезет целоваться. А она и не хочет его поцеловать, плачет. Генералы все дивятса. Сделали обед. А царевна надела траур; вышла в нем и обливается слезами. «Это дурак, говорит, а не мой жених.» А пастух пристает к царю: «Батюшка! свадьбу поскорее бы!» Сделали девишник. Он сядет к ней, а она от него подальше, да подальше; воет, да отталкивает его. Вдруг приходит музыкант и просит позволенья ему три раза сыграть на скрипке. Позволили.
Вот как он сыграл в первый раз, так все и захохотали. Сыграл в другой раз, все заплакали. Сыграл в третий, все заснули, кроме царевны. Вот он подошел к ней и говорит: «так и так все было.» Тут они переговорили, как делать. Потом он снова взыграл—все проснулись и забыли, что спали. Пастух видит: царевна повеселела. Сам пьян, а идет, целует у неё руку. Царевна и говорит: «я хочу музыкантам по рюмке водки подать!» Пошла, взяла водки и подает по-очередно. Все ее поздравляют. А дурак возле неё. Подносит она и тому музыканту, который сыграл три раза. Он и говорит: «Поздравляю вас! Дай Бог нам счастливо кончить свадьбу!» Дурак и кричит: «что такое?»
А царевна и говорит отцу: «позвольте мне сходить в кабинет, я докажу жениха!» Пришла из кабинета и вынесла платок. «Папенька, спросите его, как он достал меч-самосек!» А дурак и говорит: «да ужь я всяко, и на боту-то, и на лодке плыл… Всяко!…» А генералы и признают музыканта; он вдруг и обратился соколом. А пастух кричит: «мало чего?! Он колдун, дьявольщину знает!» А царевна взяла сокола на руки и говорит: «видите, господа генералы, у сокола нет пёрушка! Вот оно!» и вынула пёрушко из платка; приложила: оно так и стало как следует. Тут он перекинулся орлом, и опять царевна приложила перо. Он обернулся львом. А пастух испугался, пал на спину, кричит: «стреляйте его: он всех поест.» А царевна опять приложила шерсть, что̀ была вырвана между ушами. Тут вошли три братца и говорят всем, как было дело. Пастуха привязали к хвостам у лошадей, настягали коней и пустили.
А царевна вышла за своего жениха, и стали жить да поживать.
(Записана мной в Тобольске).