Царь Саул Леванидович
Поехал за море синее,
В дальну орду, в Половецку землю,
Брать дани и невыплаты.
А царица его проводила
От первого стану до второго,
От второго стану до третьего;
От третьего стану воротилася,
А сама она царю поклонилася:
«Гой еси ты есми, царь Саул,
Царь Саул Леванидович!
А кому меня, царицу, приказываешь,
А кому меня, царицу, наказываешь?
Я остаюсь царица черевоста,
Черевоста осталась на тех порах».
А и только царь слово выговорил,
Царь Саул Леванидович:
«А и гой еси, царица Азвяковна,
Молода Елена Александровна!
Никому я тебя, царицу, не приказываю,
Не приказываю и не наказываю;
А то коли тебе господи сына даст,
Вспой-вскорми и за мной его пошли;
А то коли тебе господи дочерь даст,
25 Вспой-вскорми, замуж отдай,
А любимого зятя за мной пошли:
Поеду я на двенадцать лет».
Вскоре после его царице бог сына даст,
Поп приходил со молитвою,
Имя дает Константинушком Сауловичем.
А и царское дитя не по годам растет,
А и царское дитя не по месяцам;
А которой ребенок двадцати годов,
Он Константинушка семи годков.
Присадила его матушка грамоте учиться:
Скоро ему грамота далася и писать научился.
Будет он, Константинушка, десяти годов
Стал-то по улицам похаживати,
Стал с ребятами шутку шутить,
С усатыми, с бородатыми,
А которые ребята двадцати годов
И которые по полу-тридцати, —
А всё ведь дети княженецкие,
А всё-то ведь дети боярские,
И всё-то ведь дети дворянские,
Еще ли дети купецкие.
Он шутку шутит не по-ребячью,
А творки творил не по маленьким:
Которого возьмет за руку,
Из плеча тому руку выломит;
И которого заденет за ногу,
По… ногу оторвет прочь;
И которого хватит поперек хребта,
Тот кричит-ревет, окорачь ползет,
Без головы домой придет.
Князи-бояра дивуются,
И все купцы богатые:
«А что это у нас за урод растет?
Что это у нас за….?»
Доносили они жалобу великую
Как бы той царице Азвяковне,
Молодой Елене Александровне:
В та поры скоро завела его матушка во теремы свои,
Того ли млада Константинушку Сауловича,
Стала его журить-бранить,
А журить-бранить, на ум учить, смиренно жить.
А млад Константин сын Саулович
Только у матушки выспросил:
«Гой еси, матушка,
Молода Елена Александровна!
Есть ли у меня на роду батюшка?»
Говорила царица Азвяковна,
Молода Елена Александровна:
«Гой еси, мое чадо милое,
А и ты, младой Константинушка Саулович!
Есть у тебя на роду батюшка,
Царь Саул Леванидович;
Поехал он за море синее,
В дальну орду, в Половецку землю,
Брать дани, невыплаты,
А поехал он на двенадцать лет;
Я осталася черевоста,
А черевоста осталась на тех порах,
Только ему царю слово выговорила:
«А кому меня царицу приказываешь?»
Только лишь царь слово выговорил:
— Никому я тебе царицу не приказываю и не наказываю;
А то коли тебе господи сына даст,
Ты-де вспой-вскорми,
Сына за мной пошли;
А то коли тебе господи дочерь даст,
Вспой-вскорми, замуж отдай,
А любимого зятя за мной пошли».
Много царевич не спрашивает,
Выходил на крылечко на красное:
«Конюхи, приспешники!
Оседлайте скоро мне добра коня
Под то седелечко черкесское,
А в задней слуке и в передней слуке
По тирону по каменю,
По дорогу по самоцветному:
А не для-ради меня, молодца, басы,
Для-ради богатырския крепости,
Для-ради пути для дороженьки,
Для-ради темной ночи осенней,
Чтобы видеть при пути-дороженьки
Темна ночь до бела света».
А и только ведь матушка видела:
Ставал во стремя вальящатое,
Садился в седелечко черкесское:
Только он в ворота выехал,
В чистом поле дым столбом;
А и только с собою ружье везет,
А везет он палицу тяжкую,
А и медну литу в триста пуд.
И наехал часовню, зашел богу молитися,
А от той часовни три дороги лежат;
А и перва дорога написана,
А написана дорога вправо:
«Кто этой дорогой поедет,
Конь будет сыт — самому смерть»;
А другою крайнею дорогою левою:
«Кто этой дорогой поедет,
Молодец сам будет сыт — конь голоден»;
А середнею дорогою поедет:
«Убит будет смертью напрасною».
В та поры богатырское сердце разъярилося,
Могучи плечи расходилися,
Молодой Константинушка Саулович
Поехал он дорогою среднею.
Доезжат до реки Смородины.
А в та поры Кунгур-царь перевозится
Со теми ли татары погаными.
Тут Константинушка Саулович
Зачал татаров с краю бить
Тою палицею тяжкою.
Он бьется-дерется целой день
Не пиваючи, не едаючи,
Ни на малой час отдыхаючи.
День к вечеру вечеряется,
Уж красное солнце закатается,
Молодой Константинушка Саулович
Отъехал он от татар прочь,
Где бы молодцу опочив держать,
Опочив держать и кони кормить.
А ко утру заря занимается,
А и молодой Константинушка Саулович
Он молодец ото сна подымается,
Утренней росой умывается,
Белым полотном утирается,
На восток он богу молится.
Скоро-де садился на добра коня,
Поехал он ко Смородине-реке.
А и туто татары догадалися,
Они к Кунгуру-царю пометалися:
«Гой еси ты, Кунгур-царь,
Кунгур-царь Самородович!
Как нам будет детину ловить,
Силы мало осталося у нас?»
А и Кунгур-царь Самородович
Научал тех ли татар поганыих
Копати ро́вы глубокие:
«Заплетайте вы туры высоки,
А ставьте поторчины дубовые,
Колотите вы надолбы железные».
А и тут татары поганые,
И копали они ровы глубокие,
Заплетали туры высокие,
Ставили поторчины дубовые,
Колотили надолбы железные.
А поутру рано-ранёшенько,
На светлой заре, рано утренней,
На всходе красного солнышка,
Выезжал удалой доброй молодец,
Младой Константинушка Саулович;
А и бегает-скачет с одной стороны,
И завернется на другу сторону,
Усмотрел их татарские вымыслы, —
Тамо татары просто стоят;
И которых вислоухих — всех прибил,
И которых висячих — всех оборвал.
И приехал к шатру к Кунгуру-царю,
Разбил его в крохи…
А достальных татар домой отпустил.
И поехал Константинушка ко городу Угличу,
Он бегает-скачет по чисту полю,
Хоботы метал по темным лесам,
Спрашивает себе сопротивника,
Сильна могуча богатыря,
С кем побиться-подраться и поратиться.
А углицки мужики были лукавые,
Город Углич крепко заперли,
И забегали на стену белокаменну,
Сами они его обманывают:
«Гой еси, удалой доброй молодец!
Поезжай ты под стену белокаменну,
А и нету у нас царя в орде, короля в Литве,
Мы тебя поставим царем в орду, королем в Литву».
У Константинушки умок молодёшенек,
Молодёшенек умок, зеленёшенек.
И сдавался на их слова прелестные,
Подъезжал под стену белокаменну:
Они крюки-багры замётывали,
Подымали его на стену высокую
Со его добрым конем.
Мало время замешкавши,
И связали ему руки белые
В крепки чембуры шелко́вые;
И сковали ему ноги резвые
В те ли железа немецкие;
Взяли у него добра коня
И взяли палицу медную,
А и тяжку литу в триста пуд;
Сняли с него платье царское цветное
И надевали на него платье опальное, будто тюремное;
Повели его в погребы глубокие,
Место темной темницы;
Только его посадили, молодца,
Запирали дверями железными
И засыпали хрящем, пески мелкими.
Тут десятники засовалися,
Бегают они по Угличу,
Спрашивают подводы под царя Саула Леванидовича,
И которые под царя пригодилися;
И проехал тут он царь Саул
Во свое царство в Алыберское.
Царица его царя встретила,
А и молода Елена Александровна;
За первом поклоном царь поздравствовал:
«Здравствуй ты, царица Азвяковна,
А и ты молода Елена Александровна!
Ты осталася черевоста:
Что после меня тебе бог дал?»
В та поры царица заплакала,
Скрозь слезы едва слово выговорила:
«Гой еси, царь Саул Леванидович!
Вскоре после тебе бог сына дал,
Поп приходил со молитвою.
Имя давал Константинушком».
Царь Саул Леванидович
Много ли царицу не спрашивает,
А и только он слово выговорил:
«Конюхи вы мои, приспешники!
Седлайте скоро мне добра коня,
Которой жеребец стоит тридцать лет».
Скоро тут конюхи металися,
Оседлали ему того добра коня,
И берет он, царь, свою сбрую богатырскую,
Берет он сабельку острую и копье мурзамецкое.
Поехал он скоро ко городу Угличу,
А те же мужики-угличи, извозчики,
С ним ехавши рассказывают,
Какого молодца посадили в погребы глубокие,
И сказывают, каковы коня приметы,
И каков был молодец сам.
В та поры царь Саул догадается,
Сам говорил таково слово:
«Глупы вы, мужики, неразумные!
Не спросили удала добра молодца
Его дядины, отчины;
Что он прежде того
Немало у Кунгура-царя силы порубил.
Можно за то вам его благодарити и пожаловати;
А вы его назвали вором-разбойником,
И оборвали с него платье цветное,
И посадили в погреба глубокие,
Место темной темницы!»
И мало время произойдучи,
Подъезжал он, царь, ко городу Угличу,
Просил у мужиков-угличев,
Чтобы выдали такого удала добра молодца,
Которой сидит в погребах глубоких.
А и тут мужики-угличи
С ним, со царем, заздорили,
Не пущают его во Углич-град
И не сказывают про того удала добра молодца:
«Что-де у нас нет такого и не бывало».
Старики тут вместе соходилися,
Они думали думу единую,
Выводили тут удала добра молодца
Из того ли погреба глубокого,
И сымали железа с резвых ног,
Развязали чембуры шелковые,
Приводили ему добра коня,
А и отдали палицу тяжкую,
И медну литу в триста пуд,
И его платьице царское, цветное:
Наряжался он, младой Константинушка Саулович,
В тое свое платье царское, цветное;
Подошел Константинушка Саулович
Ко царю Саулу Леванидовичу,
Стал свою родину рассказывати.
А и царь Саул спохватается,
А и берет его за руку за правую,
И целует его во уста сахарные:
«Здравствуй, мое чадо милое,
Младой Константинушка Саулович!»
А и в та поры царь Саул Леванидович
Спрашивает мужиков-угличев:
«Есть ли у вас мастер заплечной с подмастерьями?»
И тут скоро таковых сыскали и к царю привели.
Царь Саул Леванидович
Приказал казнить и вешати,
Которые мужики были главные во Угличе,
И садилися тут на свои добры кони,
Поехали во свое царство в Алыберское.
И будет он, царь Саул Леванидович.
Во своем царстве в Алыберском,
Со своим сыном младым Константинушком Сауловичем,
И съехалися со царицею, обрадовалися.
Не пива у царя варить, не вина курить:
Пир пошел на радостях,
А и пили да ели, потешалися;
А и день к вечеру вечеряется,
Красное солнце закатается,
И гости от царя разъехалися.
Тем старина и кончилася.