Да из тою ли со Галичи с проклятою,
А-й со той ли славноя с Инде́и со богатою,
С то́го славного богата с Во́лынь-города,
С Во́лынь-города да со индейского,
А сряжался молодой боярин Дюк Степанович
Да повыехать на матушку святую Русь,
Посмотреть-то он хоти́т на славной стольнё Киев-град,
Посмотреть хоти́т на славного на князя на Владымира,
На прекрасную Опраксию на королевичну,
Посмотреть хотит на сильниих на русских на могучиих бога́тырей,
На всех славных поляниц он на удалыих.
Говорила Дюку ро́дна матушка:
«Молодой боярин Дюк Степанович!
Хошь сряжаешься ты на святую Русь,
Посмотреть хоти́шь ты на святую Русь,
Посмотреть хоти́шь на князя на Владымира,
А-й на душечку прекрасну королевичну,
Да-й на сильниих могучих на бога́тырей,
На всих славных поляниц-то на удалыих,
Не бывать тоби да-й на святой Руси,
Не видать тоби да-й стольнё Киева:
А-й до славного до города до Киева
То стоит три за́ставы великиих:
Перва за́става-то змеи поклёвучии,
Дру́га за́става е звери поедучии,
Третья застава-то горушки толкучии».
Молодой боярин Дюк Степанович
Ро́дной матушки да он не слушатся,
Он седлал коня да богатырского,
Поезжает Дюк да в стольной Киев-град.
Говорила Дюку ро́дна матушка:
«Ай же свет моё чадо́ любимоё,
Молодой боярин Дюк Степанович!
Когда будешь ты на матушке святой Руси,
Да-й когда будёшь во граде ты во Киеве,
Да-й будёшь когда у князя у Владымира,
Да-й охвочь ты испивать так зелена́ вина,
А-й не хвастай-ко своим худошеством (так)
Супротив русски́х могучиих бога́тырей».
Тут поехал Дюк он на добро́м коне,
Подъезжает Дюк ко первоей ко за́ставы,
Да ко тыим змеям поклёвучиим.
Бе́рет плетку он шелко́ву во белы́ ручки,
А он бил коня-то по крутым ребрам.
Его добрый конь да богатырския
Поднимался он от матушки сырой земли,
Пере́скочил он через за́ставу великую,
Через змеев этих поклёвучиих.
Ен поехал-то раздольицем чисты́м полем,
Подъезжал он к дру́гой за́ставы великою,
Да ко тым зверям ко поедучиим.
То он бил коня да по крутым бедрам,
А бил пле́точкой своей шелковенькой.
Его добрый конь да богатырския
Как вспрянул от матушки сырой земли,
Перенёс ён через за́ставу великую,
Через тых зверей да поедучиих.
Он поехал по раздольицу чисту́ полю,
Подъезжает ён ко третьеёй ко за́ставы великоей,
А-й ко тым ко го́рам потолкучиим.
Эты горушки толкучи вместо столнулись,
Вместо столнулись оны да порастолнулись,
Проскочил он про́меж горушки толкучии.
Молодой боярин Дюк Степанович,
Он поехал по раздольицу чисту́ полю,
Да повыехал на матушку святую Русь.
То приехал он во славный стольной Киев-град,
Да-й ко ласкову ко князю на широк на двор.
То Владымира-то в доме не случилося,
А-й ушол-то князь Владымир во божью́ церковь,
Ушел господу он богу помолитися,
Ко господнему кресту он приложитися.
Молодой боярин Дюк Степанович
Он пошол по граду-то по Киеву,
Он зашол во матушку божью́ церкву,
То он крест кладет да-й по-писа́ному,
Ен ведет поклоны по-уче́ному,
На все на три на четыре на сторонушки он кланялся
Он до тых полов да до кирпичныих,
А-й до матушки он до сырой земли,
Самому князю́ Владымиру в особину,
Всим его князьям он подколенныим.
По праву́ руку Владымира стоял-то ведь молоденькой Добрынюшка,
По леву́ руку-то князя-то Владымира
Сто́ял молодой Щурилушко-то Плёнкович.
Стал Владымир-князь у Дюка повыспрашивать:
«Ты скажи откуль, удалый добрый молодец?
Ты коёй земли да ты коёй Литвы?
То́би-то как-то молодца да имене́м назвать,
Звеличати удалого по отечеству?»
Говорил-то молодой боярин Дюк Степанович:
«Ай ты, славный князь Владымир стольнё-киевской!
Есте я из Галичи проклятоей,
Да из тою со Индеюшки богатою,
Да со славного богата с Волын-города,
Молодой боярин Дюк Степанович».
Говорит-то ведь Щурилушка-тот Плёнкович
Да и говорил Щурила таковы слова:
«Ты, Владымир-князь да стольнё-киевской!
Во глазах мужик да подлыгается,
Да и во глазах собака насмехается!
Повороты есте тут не Дюковы,
Поговорюшка-то есть не Дюкова,
Ай должён тут быть холопина дворянская».
Это дело-то и Дюку не слюбилося.
Выходили-то со матушки божьёй церквы
Да-й пошли оны по городу по Киеву,
Молодой боярин Дюк Степанович
Стал загадочек Владымиру отгадывать:
«Ай ты, славный князь Владымир стольнё-киевской!
У вас в Киеви-то всё да не по-нашему:
Настланы у вас мосточики кирпичные,
Да-й пору́чники положены калиновы,
Как идешь-то по мосточкам по кирпичныим,
Медноё гвоздьё да приущиплется,
Цветно платьице да призабрыжжется.
Как во нашей-то Индеюшки богатоёй
Да-й во нашем в славном Волын-городе,
У моёй-то ро́дноёй у матушки,
У ней настланы мосточки все калиновы,
Да-й положены поручинки серебряны,
Да-й на эти на мосты да на кирпичныи
Настланы-то у́ ней сукна гормузинные:
Как пойдешь-то по мосточкам по калиновым,
Да о эти о поручинки серебряны,
Медное гвоздьё у нас так не ущиплется,
Цветно платьицё да-й не забрыжжется»,
А-й ко тым речам Владымир-князь не примется.
Приходили во полаты белокаменны,
То садилися за столики дубовыя,
Да-й за тыя за скамеечки окольнии;
Оны сели-то есть ествушки саха́рнею,
Испивать-то питьицёв медвяныих.
Подносили к ним колачиков тых пшонныих;
Молодой боярин Дюк Степанович
Стал загадочек Владымиру отгадывать,
А ’ще корочку-ту ён вокруг кусал,
А-й середочку-то ён так кобелям бросал.
То Владымир-князь ко тым речам не примется.
Говорил-то молодой боярин Дюк Степанович:
«Ты Владымир-князь да стольнё-киевской!
Да всё в Киеве у вас есть не по-нашему:
Да-й у вас как сделана-то бочечка дубовая.
Да-й наби́ваны обручики еловыи,
У вас делано мешалочко сосновое,
А ’ще тут у вас да-й колачи месят;
У вас делана как печка-та кирпичная.
У вас топятся-то дро́вця-ти еловыи,
У вас делано помялышко сосновое,
А и тут у вас да колачи пекут.
Как во нашою в Индеи во богатою
Да во славном во богатом Волын-городе,
У моёй-то ро́дною у матушки,
У ней сделана-то бочечка серебряна,
А-й обручики набиты золоченыи,
Да-й положены туды да-й ме́ды сладкии;
У ней сделано мешалочко дубовое,
Оны тут да-й колачи месят;
У ней сделана-то печечка кирпичная,
У ней топятся-то дровця-ты дубовыи,
У ней сделано помялышко шелко́вое,
Настлано туда бумаги-то гербовою,
А еще тут оны да-й колачи пекут».
Владымир-князь ко тым речам не примется.
Подносили к им да сладку водочку;
Молодой боярин Дюк Степанович
Бе́рет рюмочку он во белы́ ручки,
Подносил он эту рюмочку к устам своим саха́рниим,
Да-й по горенки он водочку повыплескал;
Говорил-то Дюк им таковы слова:
«Ай ты, славныя Владымир стольнё-киевской!
У вас в Киеве-то всё ведь не по-нашему:
У вас сделаны есть бочечки дубовыи,
Да-й набиваны обру́чики еловыи,
Ту́да водочка-винцё у вас положено
Да-й на этыи на по́гребы глубокии,
У вас водочка-винцё там призадохнется,
А-й нельзя-то испивать да сладкой водочки;
Как во нашею Индеюшки богатою
Да-й во славноём богатом в Волын-городе
У моёй ли-то у ро́дною у матушки,
У ней сделаны как бочечки серебряны,
А-й набиты о́бручки да золоченые,
У ней водочка-винцё туда положено,
У ней поднято на воздух тот не ле́гкии
Да на тыя-то цепочечки на медныи,
У нас водочка-винцё так не задохнется,
А ’ще чарочку-то пьешь, так дру́гой хочется,
А ’ще дру́гу пьешь, по третьей-то душа горит».
Да Владымир-князь ко тым речам не примется.
А-й Щурилушко-тот Плёнкович по горенки похаживат,
Таковы слова Щурило поговариват:
«Что же ты, холопина дворянска, порасхвастался
А-й своим ты да имениём, богачеством,
Порасхвастался уедамы ты сладкима,
Да-й порасхвастался ты пи́тьямы медвяныма?
То ударим-ко со мною да велик заклад:
На три го́ду поры-времени проездити
На своих на добрых ко́нях богатырскиих,
Чтобы кажный день одежица носить нам снова-на́-ново,
Снова-на́-ново носить бы что ни лучшая».
Молодой боярин Дюк Степанович
Говорил Щурилу таковы слова:
«Ай же молодой Щурилушка ты Плёнкович!
Тоби просто бить со мною о велик заклад,
Как живешь ты в сво́ем городе во Киеве.
У вас полны кладовыи-то одежицы накладены,
У мене есте́ одежица дорожная,
Мои платьица да все завозныи».
Молодой боярин Дюк Степанович
Ен скорешенько садился на черленой стул,
Ен писал-то письма скорописчаты
Ко своёй ко ро́дною ко матушке:
«Ай же свет моя ты ро́дна матушка!
Да-й повыручь-ко меня ты со неволюшки,
Спод того ли спод закладу спод тяжелого;
Ты пошли-тко мне одежицы снарядноёй,
Чтоб хватило на три года поры-времени,
Да-й держать чтобы одежа снова-на́-ново,
Снова-на́-ново держать да чтобы кажный день,
Что ни кажный день держать да что ни лучшая».
Молодой боярин Дюк Степанович
Он прошол полатой белокаменной,
Выходил-то он, боярин, на широкой двор,
Он приходит ко добру́ коню да к богатырскому,
Полагает он камверт да под седелышко,
Отпущал коня он богатырского,
Говорил коню он таковы слова:
«Побегай-ко ты, мой добрый конь да богатырскии,
Да-й во славну во Индеюшку в богатую,
А-й бежи-тко ты на славный на широк на двор,
Ко своим-то конюхам любимыим».
Побежал-то его добрый конь да богатырскии
Да-й по славному раздольицу чисту полю,
Прибежал он во Индеюшку в богатую,
Прибегал он в славныи Волы́н-город
А-й на свой-то он да на широкой двор.
Усмотрели ёго конюхи любимыи,
Приходили-то ко Дюковой ко матушке,
Ко честной вдовы Настасьи ко Васильевной,
Приходили о́ны к нёй да покланялися:
«Ты честна́ вдова Настасья да Васильевна!
Прибежал-то Дюков конь да на широк на двор».
Тут сидит она да и горько́ заплакала:
«Молодой боярин Дюк Степанович
Положил свою буйну́ головушку
Да-й на матушке на славной на святой Руси».
Подошла она к коню да к богатырскому,
Приказала-то добра́ коня расседлывать;
Расседлали-то добра́ коня да-й богатырского,
Там нашла она камвертик, распечатала,
Посмотрела, что у Дюка принаписано.
Она скоро шла в полату белокаменну,
Она брала-то скоренько золоты ключи,
Шла на тыя кладовыя на платёныи,
Полагала-то одежи снова-на́-ново,
А-й на три году да поры-времени,
Да-й набила-то ведь сумки переметныи;
Она кинула́ скоренько на добра́ коня
Через этоё седелышко черкасское,
Отпустила-то коня да в стольнё Киев-град.
По́шел добрый конь да по чисту́ полю,
Прибегал-то он да в стольнё-Киев-град
Да-й ко славному-то князю на широкой двор.
Молодой боярин Дюк Степанович
Выходил-то он да-й на широкой двор.
Подходил-то он к коню да к богатырскому,
Да он брал-то сумки переметные,
Брал-то эти сумки, распечатывал,
Посмотрел-то на одежи драгоценныи,
Положил-то эти сумки за крепко́й замок.
Стал одежицы оттуля Дюк понашивать,
На добро́м коне стал со Щурилою поезживать;
Ездят кажный день оны да и по городу,
Да-й по городу ездя́т по Киеву,
Да-й проездили они по го́д поры,
Да проездили оны да е́ще другой год,
Да-й проездили еще́ оны и третий год.
Как по третий год да-й на последний день
Им поехать надобно к обеденке христовскою.
Молодой Щурилушко-то Плёнкович
Надевал одежицу снарядную,
Ен снарядную одежицу, хорошеньку:
У рубашечки манешечки шелко́веньки,
Кунью шубку он надел на плечка на могучии,
Еще строчка строчена́-то чистым се́ребром,
Дру́га строчка строчена́ так красным золотом,
Петелки-ты вши́ваны шелко́выи,
Пуговки положены да золоченыи,
А-й во этыи во петелки шелко̀выи
А то впле́тано по красноей по девушки,
В эвты пуговки-ты в золоченыи
А-й то вли́вано по доброму по молодцу:
Как застёнутся, так и обо́ймутся,
Поростёнутся, так поцелуются.
Молодой боярин Дюк Степанович
Ен надел одежицу да все снарядную,
Ен снарядную одежицу, хорошеньку:
Ен рубашечки-манешечки шелко́веньки,
Он надел еще свою да кунью шубоньку,
Одна строчка строчена́ так чистым се́ребром,
Дру́га строчка строчена́-то красным золотом,
Петелки-ты вплетаны шелко́веньки,
Пуговки-ты вли́ваны да золоченыи,
В петелки-ты вплетано по красноей по девушке,
А-й во пуговки-ты вливано по доброму по молодцу:
Как застёнутся, так и обо́ймутся.
А-й ростёнутся, так поцелуются.
У моло́дого у Дюка у боярина
На головушку надета есте шапочка,
Спе́реду введен да то свете́л месяц,
А-й вокруг-то введены-то звезды частыи,
Наверху шелом как быдто жар горит.
А-й пришли-то молодцы оны в божью́ церковь.
Как Владымир-князь-от стольнё-киевской,
Поглянул-то ведь Владымир на праву́ руку,
На моло́дого Щурилушку на Плёнкова,
Говорил Владымир таковы слова:
«Молодой боярин Дюк Степанович
Прозакла́дал все имениё, богачество
А моло́дому Щурилушке-то Плёнкову».
Говорил Перми́н-то сын Иванович,
Говорил ён князю-то Владымиру:
«Ты Владымир-князь да стольнё-киевской!
Посмотри-тко ты да на леву́ руку;
Молодой Щурилушка-тот Плёнкович
Прозакла́дал ён свою буйну́ головушку».
То Владымир-князь да стольнё-киевской
Посмотрел-то он да на леву́ руку,
На моло́дого на Дюка на боярина,
Как одежица на нем да что ни лучшая,
Шапочка надета на головушку,
Спе́реду введен да и свете́л месяц,
По косицам введены да звезды частыи,
А шелом на шапочке как быдто жар горит.
Молодой боярин Дюк Степанович
Бе́рет плеточку шелкову во белы́ ручки,
Про́вел плеточкой шелко́вой по бело́й груди,
Еще петелки-ты свищут по-соло́вьему,
А-й то пуговки крычат-то по-звериному.
Молодой боярин Дюк Степанович
По бело́й груди стал плеточкой поваживать,
А-й народ стал падать на кирпичной мост
От того от по́свисту соло́вьего,
От того от по́крыку звериного.
Говорил ёму Владымир-князь да стольнё-киевской:
«Молодой боярин Дюк Степанович!
Перестань-ко во́дить плеткой по бело́й груди,
Тоби полно-тко ронить да лю́дей чернети».
Ены господу как богу помолилися,
Ко господнему кресту как приложилися,
Выходили-то со матушки с божьёй церквы,
Да-й пришли в полаты белокаменны
Да-й ко славному-то князю ко Владымиру,
Ены стали-то есть ествушки саха́рнею,
Испивать-то стали питьицев медвяныих.
Подходил-то как Щурилушка-тот Пленкович
Ко тым столикам он ко дубовыим,
Говорил Щурила таковы слова:
«А-й что ты, холопина дворянская, расхвастался
Свои́м имением, богачеством великием?
Да-й ударим-ко со мной в велик заклад,
Чтобы нам-то ско́чить через славну матушку Пучай-реку».
Говорил-то молодой боярин Дюк Степанович:
«Молодой Щурилушка ты Плёнкович!
То́би просто бить со мною о велик заклад,
Как твой добрый конь да богатырскии
У своих стоит у конюхов любимыих,
Зоблет он пшену да белоярову,
Испивает свежу ключеву́ воду,
А мое-то жеребятушко дорожное,
А-й дорожноё да призаехано».
Молодой боярин Дюк Степанович
Он бежал-то как скоренько на широкой двор
К своему коню он богатырскому,
Пал-то он на бе́дра лошадиныи,
Говорил-то он коню да таковы слова:
«А-й мой добрый конь да богатырския!
Можь ли выручить меня ты со неволюшки,
Спод того закладу спод великого,
Еще можь ли ты скочить через славну́ Непру́-реку?»1
Воспровещил ёму добрый конь да богатырскии
Испрого́ворил язы́ком человеческим:
«Молодой боярин Дюк Степанович!
А-й ты бей в велик заклад, закла́дайся.
У Щурилушки-то конь мой меньший брат,
А-й у старого каза́ка Ильи Муромца
Его добрый конь так мне-ка больший брат:
У него есть трои крылышка подкожныи,
У меня есть двое крылышка подкожныи,
У моло́дого Щурилушка у Плёнкова
У него коня да-й богатырского
Да-й одны-то есте крылышка подкожныи.
Как подо́йдет какова пора да каково́ времё,
395 Не уступлю тогда я брату большему,
А-й меньшо́му брату с ме́не не́что взять».
Молодой боярин Дюк Степанович
Ен скоренько шол в полаты белокаменны,
Они били-то с Щурилушкой велик заклад,
А-й велик заклад, да то не малыи:
Молодой боярин Дюк Степанович
Ен залогом тым покла́дает бессчетну золоту казну,
Молодой Щурилушко-то Плёнкович
Он покла́дает залогом буйну голову.
Ены сели на добры́х коней, поехали
Да-й ко славною ко матушке к Пучай-реке.
То за нима едут русскии могучии бога́тыри
Посмотреть на их замашки богатырскии.
Поразъехали с раздольица чиста́ поля,
Припустили добрых ко́ней богатырскиих
А-й скакать-то через матушку Пучай-реку.
Молодой боярин Дюк Степанович
Он проско́чил через славную Пучай-реку,
Да-й на тот на славный кру́той бережек;
Молодой Щурилушко-то Плёнкович
Посеред реки он приогрюшился (так)
Со добрым конем да с богатырскиим.
Поглянул-то молодой боярин Дюк Степанович,
А то нет при нем да и товарища,
А-й то плавае Щурила посерёд реки;
Молодой боярин Дюк Степанович
Поскорешенько он поворот держал,
Припустил коня он богатырского
Ско́чить через матушку Пучай-реку,
А-й скочи́л-то ёго добрый конь да богатырскии
Через славну матушку Пучай-реку,
За кудерушка Щурила ён повыхватил,
Со Пучай-реки Щурилу ён повытащил,
Да он посадил Щурилу на круто́й берёг,
Говорил Щурилы таковы слова:
«Молодой Щурилушка ты Плёнкович!
Да-й не надо ти смеяться вкруг бога́тырей,
Да-й не надобно Щурилы да в заклады бить,
А-й ходи-тко ты, Щурилушка, по Киеву,
А-й по Киеву ходи за …».
Ены сели на добры́х коней, поехали,
А-й приехали ко князю ко Владымиру
На него на славный на широкой двор,
Заходили во полату в белокаменну.
Говорил Щурилушка-тот Плёнкович:
«Ты Владымир-князь наш стольнё-киевской!
Полагай-ко писаре́в ты да оценщиков,
Отпущай-ко во Индею во богатую
Описать у Дюка их богачество,
Их богачество да всё имение,
Их великую бессче́тну золоту казну».
Тут славныя Владымир стольнё-киевской
Посылает он двенадцать-то бога́тырей да святорусскиих:
«Поезжайте-тко, бога́тыри, вы во Индеюшку,
И учитайте-тко имениё, богачество,
Их великую бессчетну золоту казну».
Молодой боярин Дюк Степанович
Да по горенке он да похаживат,
А Владымиру он князю выговариват:
«А-й Владымир-князь да стольнё-киевской!
Посылай-ко ты всех русскиих могучиих бога́тырей,
А двенадцать-то бога́тырей тых святорусскиих,
Не посылай-ко ты богатыря Олешеньки,
Мо́лода Олешеньки Поповича:
А он роду есте-то поповского,
У него глазеночка завидливы;
Как увидит ён имениё, богачество,
Да-й увидит ен бессчетну золоту казну,
Не поедет больше в стольнё Киев-град,
Он положит там буйну головушку».
Как садились молодци ты на добры́х коней,
Ены ехали раздольицем чисты́м полем.
А-й во тою во Индеюшки в богатоей
Да во славноём в богатом в Во́лын-городе
У них кровельки все были золоченыи;
Оны ехали раздольицем чисты́м полём,
Да-й заехали на гору на высокую
Посмотреть-то на Индею на богатую;
А во том ли-то во славном Волын-городе
Кровельки да золоченыи,
Отдали́ оны как быдто жар горит.
Говорят бога́тыря да святорусскии:
«Молодой боярин Дюк Степанович
Прозакла́дал всё имениё, богачество,
А срубить тоби буйна́ головушка!
А Волын твой город ведь огнём горит,
Молодой ты Дюк, ты прозакла́дался!»
Как приехали во славныи в Волы́н-город,
А-й на тот на славный на широкой двор,
По всему ёго двору да по широкому
Настланы да сукна гормузинные.
Становили оны ко́ней богатырскиих
Посеред двора оны широкого,
Да-й пошли самы в полаты в белокаменны;
Так у Дюка-то ступеньки есть серебряны,
А-й то грядочки у Дюка все орленыи,
А-й орленыи да золоченыи.
То пришли они в полаты во перво́й покой,
Оны господу-то богу помолилися,
На вси стороны-то низко поклонялися:
«Ай ты здравствуешь честна́ вдова Настасьюшка Васильевна,
Ай ты Дюкова матушка!»
Говорил им Дюк да таковы слова:
«А-й не матушка моя тут есть не ро́дная,
А-й тут есть моя да рукомойница,
Полагает она воду в рукомойничек».
Приходили молодцы оны в другой покой,
Оны господу-то богу помолилися,
На все на три на четыре на сторонки поклонилися:
«Ай ты здравствуешь честна́ вдова Настасья да Васильевна!»
Говорил им Дюк-от таковы слова:
«Да-й не матушка тут есть моя не ро́дная.
А тут есть моя да судомойница».
А-й прошли оны еще в трете́й покой,
Оны господу-то богу помолилися,
На все на три на четыре на сторонки поклонилися.
А честно́й вдовы да и в особину:
«Ай ты здравствуешь честна́ вдова Настасья да Васильевна!»
Говорит-то молодой боярин Дюк Степанович:
«Да-й не матушка тут есть моя не ро́дная,
А и есть моя да то и стольница».
Тут прошли оны еще в покой четвертою,
Оны господу-то богу помолилися,
На все на три на четыре на сторонки низко кланялись,
Да честно́й вдовы Настасье той Васильевной
Низко кланялись-то ёй в особину,
Говорил-то молодой боярин Дюк Степанович:
«Ай вы, славные бога́тыри да святорусскии!
Тут сидит моя да ро́дна матушка,
То честна вдова Настасья да Васильевна».
Как скорешенько честна вдова ставала на резвы́ ножки,
Со своим она со сыном со любимым
Со пути да со дороженьки она тут поздоровкалась.
Говорил-то молодой боярин Дюк Степанович:
«Ай же свет, моя ты ро́дна матушка,
Ты честна́ вдова Настасья да Васильевна!
Как приехали богатыри да святорусскии
Описать имениё нашё богачество,
Описать нашу́ бессчетну золоту казну».
То честна́ вдова Настасья-то Васильевна
Да-й скорешенько берет-то золоты ключи,
Повела по кла́довым да по богатыим,
Повела по погреба́м глубокиим.
Еще тихия Дунаюшко Иванович
Говорил Дунаюшко он таковы слова:
«Ай же братьица мои да вы крестовыи!
То пишите письма в стольнёй Киев-град
Дай-й ко славному-то князю ко Владимиру:
Да-й во нашоем во городе во Киеве
Да-й нехватит-то бессчетной золотой казны
Да-й купить-то только перья со черниламы,
Да во тою во Индеюшки в богатою
Описать бессчетна золота казна,
Описать богачество великоё».
Тут молодо́й боярин Дюк Степанович
Приказал он накрывать на столики дубовыи,
Становить-то ествушки сахарнии,
Становить-то питьица медвяныи.
Он садил бога́тырей да святорусскиих
Да-й за тыя столики дубовыи,
Он кормить-то стал их ествушкой саха́рнею,
Стал поить их питьицем медвяныим;
Оны рюмочку-то пьют, так дру́гой хочется,
Оны дру́гую-то пьют, так по третье́й душа горит.
Тут бога́тыри да святорусскии
А-й поели-то оны, покушали,
Выходили из-за столиков дубовыих,
Из-за тых скамеечек окольниих.
Оны господу-то богу помолилися
На все на три на четыре на сторонки низко кланялись,
А самой честно́й вдовы да ёй в особину
А-й до тых полов да и кирпичных,
А-й до тою ли до матушки сырой земли.