Ай на панови да на ула́нови (так)
Там жило-было два Ли́вика,
Королевскиих да два племянника.
Оны думали да думу крепкую,
Оны хочут ехать во святую Русь,
А-й во матушку да каменну́ Москву,
К молодому князю Роману Ми́триевичу,
А-й к ему да на почестный пир.
А-й приходят-то оны к сво́ёму дядюшки,
Че́мбал ко́ролю земли литовские:
«Ах ты, дядюшка да наш Чембал-король,
А-й Чемба́л-король земли литовские!
Уж ты дай-ко нам теперь прощеньицо,
Ах ты дай-ко нам да бласловеньицо, —
Хочем ехать мы да во святую Русь,
А-й во матушку да каменну́ Москву,
А-й ко тому ко князю Роману Митриевичу,
А-й к ему-то ехать на почестный пир»
Говорит им дядюшка Чембал-король,
Ай Чемба́л-король земли литовские:
«Ай да ро́дныи мои племяннички!
А-й не дам я вам теперь прощеньица,
А-й не дам я вам да бласловеньица,
Это ехать вам да на святую Русь.
Еще кто ж езжал да на святую Русь,
А-й счастли́в с Руси да не выезживал».
Не послушали оны своёго дядюшки,
А-й уздали ведь седлали да добры́х коней,
Обкольчужились скоро, облатились,
А-й садилися оны да на добры́х коней,
Приезжали-то оны да во святую Русь.
Наезжали-то в Руси оны перво́ село,
А перво́ село да Ярославское,
А-й перво́ село да прекраси́вое;
А-й во том сели да было три́ церквы,
А-й было три церквы три соборныих.
Оны жили-были да пограбили,
Это-то село да о́гню придали.
А-й наезжали́ в Руси́ да второ́ село,
А-й второ село Катеринградское,
Превеликое село да прекрасивоё;
А во том сели да было шесть церквей,
Было шесть церквей да шесть соборныих.
Они жили-были да пограбили,
Это-то село да всё огнём пожгли.
Наезжали во Русии да третьё село,
А третьё село да Косоульское,
А это́-то село да превеликое,
Превеликое село да прекрасивое;
А-й во том сели было девя́ть церквей,
А-й девя́ть церквей было соборныих.
Оны жили-были да пограбили,
А это́-то село да всё огнём пожгли,
Полонили мла́ду полоненочку,
А мо́лоду Настасью да ведь Ми́трьевну,
Со тыи́м младенцем двоюме́сячным;
Увезли далече во чисто́ поле
За быстру́ реку да за Смородину.
Во чистом поли столбы расставили,
На столбы шатры оны раздернули,
Это тут-то мо́лодцы да опочив держат,
А-й не много ли не мало столько шесть-то дней.
Как из да́леча-дале́ча, из чиста́ поля
Налетала мала птица, певчий заворо́ночок (так),
А садился он ко князю во зеленый сад,
А в саду поёт он выговариват:
«Ай ты, молодой князь Роман Ми́триевич!
Ешь ты пьешь да проклаждаешься,
Над собой ты ведь невзгодушки не ведаешь.
Во твою-то во святую Русь
А-й приехало-то два поганыих два Ливика,
Королевскии да два племянника;
Наезжали-то в Руси́ они перво́ село,
Оны жили-были да пограбили,
Оны то село да ведь огнём пожгли;
Наезжали-то в Руси они второ́ село,
Оны жили-были да пограбили,
Оны то село да ведь огнём пожгли;
Наезжали-то в Руси́ они третьё село,
Оны жили-были да пограбили,
Это-то село да ведь огнем пожгли,
А полонили мла́ду полоненочку,
А-й твою-то родиму́ сестру
Со тыи́м младенцем двоюме́сячным,
Увезли-то ведь далече во чисто поле,
За быстру́ реку да за Смородину».
А-й закручинился тут князь да запечалился
Еще той тоской-печалью он великою.
А хватил-то он ножи́що да кинжа́лищо,
Кинул он ножи́що во дубовой стол,
Пролетело тут ножи́що скрозь дубовой стол,
Скрозь дубовый стол, стало́ в кирпичный мост:
«Не дойдет-то им, щенкам, да надсмехатися».
А-й собирает-то он силы ра́вно три́ полку,
Ра́вно три полку да ведь тритысячных.
Поезжает тут ведь князь да Роман Ми́триевич
А-й со своей со дружиной со хороброю
А-й во да́лечо-дале́чо, во чисто́ полё.
Первая дружина да едят-то пьют нападкою,
Вторая-то шо́ломом роскатныим,1
Третья дружина ели столом скатертью.
Приезжае князь да ко быстро́й реки,
Ко быстрой реки да ко Смородины;
А-й вырезывал-то он да три же́ребья,
А три же́ребья вырезывал три ли́повых:
А-й спущал-то он да первы же́ребьи
На быстру́ реку да на Смородину;
А которыи-то ели, пили да нападкою,
Тыи же́ребьи да каменём ко дну, —
А-й той-то дружины да убитой быть.
А-й спущает он-то вто́ры же́ребьи
На быстру́ю реку он да на Смородину;
А которыи-то ели шо́ломом роскатныим,
Тыи же́ребьи да о́ны вни́з быстрин, —
Это тая-то дружина буде во полон взята.
А спущал-то он ведь третьи жеребьи:
А которы-то ели столом скатертью,
Тыи-то ведь же́ребьи встречу́ быстрин, —
Это тая-то дружина да весьма храбра.
А две эты́ дружины оставляет тут,
Третью-ту дружину за собой берет.
Выезжали они скоро во чисто́ полё;
Говорит тут младый князь Роман да Ми́триевич:
«Ай же вы дружинушка хоробрая!
А вы слушайте-тко бо́льшего вота́мана,
А и делайте вы дело повелёное:
А и закрычит как черный ворон на сыром дубу,
На сыром дубу да во перво́й након,
А-й вы ешьте тогда вы кушайте;
А закрычит черно́й-то ворон на сыром дубу,
На сыром дубу да во второ́й након,
Вы уздайте, седлайте да добры́х коней;
А закрычит-то че́рный ворон на сыром дубу,
На сыром дубу да во трете́й након,
А вы едьте ко шатрам белополо́тняным,
А-й возьмите вы берите да вы Ливиков,
Королевскиих возьмите вы племянников».
А сам он обвернулся да серы́м волком,
Это начал он ведь по полю побегивать,
Это начал он по чистому порыскивать,
Прибегал-то он ведь близко ко белу́ шатру,
Заходил скоро́ во стойлы лошадиныи,
У добры́х коней головочки поо́торвал,
По чисту́ полю головочки поро́скидал.
Обвернулся князь-то добрым молодцом,
Заходил-то в кладовые оружейные,
А у оружьицов замочики повывертел,
По чисту́ полю замочики поро́скидывал.
Обвернулся белым малыим горно́сталём,
У туги́х луков тетивочки повыщелкал.
Это начал по шатру да он побегивать,
Этот весь шатёр да стал продрагивать;
Двоюмесячный младенчик проязычился:
«Маменька, маменька, не мой ли то дяденька,
Твой братец по белу шатру побегиват,
Ино бел-то шатер да весь продрагиват?»
Услыхали эти речи да ведь Ливики,
Начали горно́сталя поганивать,
Соболиной его шубонькой закидывать,
А приокинули ведь шубой соболиною, —
А повыскочил спод шубы соболиныи,
А скочил-то он тогда да на окошечко,
Со окошечка скочил да за окошечко.
Обвернулся он тогда да черным во́роном,
Ай садился-то он да на сы́рой дуб;
Закрычал-то ворон во перво́й након,
А во пе́рвый-то након да на сыром дубу.
Говорят-то поганыи ты Ливики:
«Ай не крычи-тко ты, черно́й ворон, да на сыром дубу!
А поберем-то ведь мы нонь тугу́ луки,
А-й постре́лим мы тебя да черна во́рона,
А мы кровь твою-ту про́льем по сыру́ дубу,
А мы пе́рьё-то распустим по чисту́ полю!»
А-й закрычал тут вран да на сыром дубу́,
А-й на сыром дубу да во второй нако́н.
Говорят-то ведь тут Ливики таково слово:
«Ай не крычи-тко ты, черно́й воро́н, да на сыром дубу!
А-й поберем-то мы теперь свои оружьица,
А-й постре́лим мы тебя да черна ворона,
А мы кровь твою-ту про́льем по сыру́ дубу,
А мы перьё-то распустим по чисту́ полю!»
А и закрычал тут вран да во трете́й након, —
Наезжае тут дружинушка хоробрая.
Это тут-то Ливики ведь испугалися,
А за тугие-ты луки́ да захваталися, —
А у тугих луков тетивочки пощолканы,
По чисту́ полю тетивочки раскиданы;
А бежали о́ны скоро в оружейную,
А у оружьицов замочики отверчены,
По чисту полю замочики раскиданы;
А бежали тут во стойлу лошадиную,
А тут у их кони без голов стоят.
А спущался он да из сыра ду́ба.
Обвернулся он да добрым молодцом.
А взимали о́ны тут поганых Ливиков,
А у бо́льшого-то руки сломали, глаза вы́копали,
А у ме́ньшого сломали резвы́ ноги до́ гузна,
А-й посадили тут-то ме́ньшого на бо́льшого,
А отпустили-то да их во свою сторону.